Вот только одиноко сейчас было в этом краю. Если бы кто-то смог удержаться на воде и осмотреть горизонт, то он бы не увидел ничего кроме безмерного океана и тогда, может быть, прислушавшись к природе, может быть, поняв что-то самостоятельно, он ощутил грусть этого места, потому что теперь человек смог бы это сделать.
В глубоком лазурном небе раздался пронзительный ни то клекот, ни то крик. В нем было полно раздражения, удивления и еще страха. Птеран, реликт давно сгинувшего мира, вызванный в наше время стараниями инженеров-генетиков, получил второй шанс на беззаботное свое существование, однако сейчас никакой беззаботности этот орнитохейрус не испытывал. Рыбы вокруг было полно, но не было суши, а жить воздухе постоянно ни одна птица, в том числе и птерозавр, не умела. Его путешествие длилось уже очень долгое время с того момента, как страшное землетрясение поглотило место, где он был рожден и прожил уже несколько лет. Потом были недельное блуждание по тонущим островкам, дававшим, однако, птерану возможность передохнуть и насладиться весьма странной на вкус, но питательной, а значит вкусной, рыбой, и бесконечные перелеты в поисках нового дома.
Песчаный островок, где едва могли уместиться пяток таких как он, птерозавр заметил случайно. Он уже практически выбился из сил и сейчас держался в воздухе только из-за страха перед смертью. Конечно, он мог преспокойно отдохнуть и на воде, однако прежде он никогда так не поступал. Он всегда охотился на воде, бросался в нее в стремительном пике, смыкал свои мощные челюсти с добычей внутри и наслаждался трапезой, иногда на воде, но чаще на суше, а теперь... Что же теперь?
Островок оказался прямо по курсу полета птерана, поэтому не заметить его было невозможно. Издав еще раз свой знаменитый клекот, в котором теперь звучала надежда на спасение, птерозавр в два приема снизился, собрался уже было зайти на посадку, как вдруг ели успел вновь набрать высоту от ударившего в небеса настоящего водяного фонтана.
Крик раздражения и отчаяния огласил окрестности. Однако это было лишь начало. Песчаный островок медленно погрузился в морскую пучину. Забурлила вода, поднимая достаточно суровые волны, воздух загудел, надсадно, протяжно. Птеран, чувствуя неладное, из последних сил набрал прежнюю высоту, однако его ни с того ни с сего охватило внезапное чувство любопытства. Чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Древний летающий ящер начал наматывать круги в небе, пристально рассматривая заходящуюся в белой пене под ним воду. Инстинкт самосохранения молчал, а надежда на спасение только росла, заставляя птерана кружить в воздухе из последних сил.
Вдруг белесая гладь воды разорвалась на несколько частей. Из-под воды появились сначала какие-то черные, не внушающие особого доверия у птерозавра образования. Потом, по мере того, как они поднимались над морской гладью все выше и выше, стало ясно, что это самые настоящие скалы, причем покрытые живым тропическим лесом, таким привычным для птерана. Рассуждать здраво реликтовый хищник не умел, поэтому вид тропического острова, со всей своей растительностью поднимающийся из океанических пучин, не вызвал у него никакого удивления, а лишь облегчение. Обычно в природе было все наоборот. Обычно острова тонули, и всем обитателям суши приходилось искать либо новое место для существования, либо принять геройскую смерть, но сейчас в этом месте творилось поистине что-то невероятное.
Но птерану на это было наплевать. С радостным клекотом он бросился вниз, устремляя свое мощное тело к сверкавшей на солнце скале. Остров еще продолжал подниматься, отыгрывая у океана пространство для существования, а птеран, наконец-то, смог найти место, где передохнуть и хорошенько поохотиться. Едва приземлившись, он сложил свои крылья, нахохлился, устраиваясь поудобней, и замер в оцепенении. Перед ним прямо воздухе неожиданно материализовались две человеческие фигуры. На этих двуногих он насмотрелся за свою жизнь вдосталь. Там где был его прежний дом, толпы двуногих гуляли по островам, летали повсюду на каких-то странных птицах (да еще как летали!), однако ни разу он не видел, чтобы кто-то их поймал. Самому ему никогда не приходило в голову начать на них охоту - ведь кругом было столько доступной пищи, но он как-то слышал рассказ одного старого птерана о том, что тот, когда был молодым, как-то раз попытался поймать детеныша двуногого и не смог этого сделать, потому что ему, якобы, помешал ветер, так не вовремя завернувший птерану крыло. Ходили слухи в кругу пожилых, опытных птерозавров, что двуногие, якобы, владеют воздушной стихией, только вследствие каких-то невиданных причин практически не пользуются своим умением, полагаясь на мощь их невиданных птиц. В это слабо верилось, но сейчас, глядя на этих двух людей, висящих в воздухе, птеран был готов поверить во все что угодно.
- Смотри, как вылупился, - сказал Виктор, внимательно рассматривая немного обалдевшего от неожиданности огромного птерозавра. Вот уже целую неделю как существовал Сверхразум Новой Земли, который постепенно просыпался и вступал в свою новую силу, а у двух Монад, взваливших на себя ответственность за судьбу не только родной планеты, но и всей Метагалактики, проблем только прибавилось. Последствия битвы с частью Вируса едва не закончились для Земли трагедией, и теперь Виктор и Максим занимались тем, что приводили Землю в привычный вид, собирали обратно горные цепи, латали океаническое дно, поднимали затонувшие острова и приводили инфраструктуру всех четырех цивилизаций в первозданный облик. Единственное, что было за пределами их сил, так это оживить погибших, а таких нашлось очень много. Порядка семидесяти миллионов человеческих жизней унес с собой Вирус, аквиды не досчитались восьмой части собственного населения, а потери файрусов и вовсе были ужасающими - треть особей безвозвратно канула в лету, и это сильно сказалось на состоянии их колонии в целом. Громов опасался, что их столб в общей конструкции может дать слабину, однако Сверхразум устоял, и жизнь продолжалась. Легче всего удар Вируса пережили плазмиды, но и они не досчитались многих, и сейчас активно старались восполнить собственные потери.
- Вот еще забота, - угрюмо произнес Максим, также посмотрев на огромного птерана. - Этих милых реликтовых птичек теперь в южной оконечности Тихого океана обитает столько, что они могут навсегда дестабилизировать океаническую и прочую фауну, что равносильно природной катастрофе.
- Не много для нас катастроф за последнее время?
- Хватает, но кто говорил, что будет легко.
- Никто, - кивнул Гагарин, соглашаясь с Громовым. - А ведь помимо птеранов уцелели и другие особи, особенно древние хищные рыбы, их тоже необходимо локализовать, но так чтобы не нанести вред и им.
Громов по своему обыкновению почесал подбородок, изображая лицом усиленную работу мозга.
- Ладно, - наконец молвил он, - остров, даже не один, мы им сотворим, но сбором всего этого зоопарка пусть занимается Земля.
Вот уже несколько дней, по мере того, как Сверхразум начал усиливаться, люди и не только они начали замечать странные вещи. Это выражалось во внезапном появлении всевозможных звуковых и зрительных галлюцинаций, приступов ложной памяти и ложного зрения. Одни вдруг начинали видеть глазами какого-либо животного или птицы, другие, особенно те, кто жил рядом с массивной лесной полосой, вдруг ощущали себя частью этого леса, третьи и вовсе утверждали, что способны были наяву чуть ли не погладить ладонью Солнце. И если раньше людей с такими заявлениями преспокойно можно было отправлять в места, где занимались проблемами лечения всесторонних психических заболеваний, то сейчас это приобрело настолько широкомасштабный характер, что всем было ясно - недавняя фактически глобальная катастрофа изменила род людской, и вывела его на качественно иной уровень существования. Но изменилось не только Человечество, изменилась и сама Земля, которая теперь могла сказать что-то, а иногда и приказать всем тем, кто ее населял, и это относилось не только к видам разумным, но и к животному миру.
