— Как у кабана!

— Хуже! — Дядя скорчил совсем особую рожу — такой рожи я сроду не видывал!

Я засмеялся.

— Тебе смешно, — сказал дядя, — а мне тогда было совсем не до смеха! Я стал заметать следы. Я пошел пешком к центру. Квартира Ципперштейна была на Разгуляе, совсем в другой стороне, но я нарочно пошел к центру. Я прошел всю Маросейку до самой Лубянки. Шпик шел за мной. Я вскочил в конку. Шпик тоже вскочил в конку. Это такой трамвай, который тянули лошади… Мы доехали до Манежа. Я опять выскочил. И шпик выскочил. Я пошел на Кудринку. И шпик тоже! Я пытался замешаться в толпе. Но это мне не удалось. Как назло, было мало народу. Я прошел один квартал, потом второй, потом свернул в переулок, вошел во двор, прошел его, вышел в другой переулок, свернул за угол, опять вышел из-за угла — шпик шел за мной! Я очень волновался. Меня ждали товарищи, я должен был передать им прокламации, чтобы они разбросали их на Пресне рабочим. Я катастрофически опаздывал! Наконец я схитрил: я шмыгнул у Кудринки в подворотню — и был таков!

Когда я оглянулся, шпика уже не было! Я прошел на Садовую, сел на конку и доехал до Сухаревки. А оттуда пошел на Разгуляй. Я шел медленно, все время оглядываясь, — шпика не было!

— Молодец! — сказал я.

— Ворона! — крикнул дядя.

— Где ворона? — не понял я.

Я посмотрел в окно.

— Я ворона! — заорал дядя. — Жалкая, глупая ворона! Шпик шел за мной — я его просто не замечал! Это была опытная сволочь! Я заметил его, только когда поравнялся с домом Ципперштейна… — Дядя пыхнул дымом прямо в лицо мне. — Квартира Ципперштейна была на первом этаже, понимаешь?

— Понимаю! — сказал я, хоть мне совсем не было понятно, какое это имеет значение.

— Надо было их предупредить! — крикнул дядя. — У нас был условный знак: если дело плохо, постучать три раза в окно…

— И ты постучал?

— Доннерветтер! Как же я мог постучать, если шпик шел за мной! Но я все же предупредил…

— Как? — еле выдохнул я.

— Я стал орать! — сказал дядя. — Я заорал прямо перед окном: «Держите вора! Держите вора!» — несколько раз, пока не заметил в окне голову Цепперштейна, его лысую лукообразную голову… Тогда я кинулся по улице, не переставая кричать, прямо на шпика, сбил его с ног и помчался дальше. За мной побежали… Шпик засвистел… Он тоже кричал: «Держите! Держите!..» И меня поймали…

— А прокламации?

— Я успел их подбросить в корзину какой-то торговке.

Дядя опять затянулся…

— Да-а! — сказал он. — Нехорошо получилось… Прокламации не попали по назначению. Меня арестовали. А главное — сорвалось важное мероприятие!

— Какое мероприятие?

— Важное!

— Какое важное?

— Этвас! — улыбнулся дядя.

— Ну, дядя!

— Когда-нибудь узнаешь, — сказал дядя. — Это долго рассказывать… Вот, видишь… — Он нагнулся и открыл ящик стола.

В ящике стола ровными пачками лежали тетрадки. Совсем обыкновенные. Даже какие-то старенькие. Тетрадок было много — штук сто. А может, и больше. Все они были перевязаны веревочками в отдельные пачки.

— Что это?

— Мои воспоминания. И дневники, — сказал дядя. — Я их дал почитать твоему отцу.

— А мне дашь почитать?

— Непременно!

— Когда? Когда мне будет тринадцать?

— Попозже, — сказал дядя.

— А это что?

На тетрадках лежал пузатый синий конверт.

— Это фотографии… и послужной список.

— Какой послужной?

— Список прохождения службы. Тут указано, где и когда я служил. С семнадцатого по тридцать пятый год.

Мне прямо жарко стало! Мне очень хотелось посмотреть этот список…

— Хочешь посмотреть список? — спросил дядя.

— Хочу! — сказал я чуть слышно.

Дядя достал конверт и вынул из него сложенную вчетверо бумагу. Дядя развернул бумагу и протянул ее мне.

Я стал читать затаив дыхание. А дядя сидел, попыхивая трубкой.

Вот он, этот список! Потом я его переписал.

Фамилия, имя, отчество — ФЕДЕНКО Петр Иванов.

Когда и где родился — 1887 год, 10 декабря, г. Елисаветполь.

Партийность — Член ВКП(б) с 1905 г.

ПРОХОЖДЕНИЕ СЛУЖБЫ

Назначен на должность военного следователя в РВТ Республики (Революционный Военный Трибунал) приказ по полевому штабу № 57 — 1917 16 декабрь.

Поступил добровольцем в Красную гвардию — 1918 февраль.

Находился на излечении в госпитале — 1918 авг. — дек.

Откомандирован в распоряжение НКИД (Народный комиссариат иностранных дел) — 1918 декабрь.

Откомандирован в постпредство в город Берлин — 1919 январь.

Делегат с решающим голосом от пленума Моссовета на 2-м Объединенном съезде Советов Москвы и Московской губернии — 1920 декабрь.

Откомандирован в постпредство в город Гельсингфорс — 1921 апрель.

Откомандирован в Туркестанский военный округ в распоряжение особого отдела по борьбе с басмачами — 1924 июль.

Находился на излечении в госпитале — 1924 нояб. — дек.

Откомандирован в Хоперский округ, Нижне-Поволжской волости, в связи с кампанией по сплошной коллективизации для организации групп бедноты — 1929 январь.

Откомандирован в распоряжение СТО (Совет Труда и Обороны) — 1929 июль.

Откомандирован на строительство Магнитогорского металлургического комбината — 1930 май.

Откомандирован на строительство Днепровской гидроэлектростанции (Днепрогэс) — 1932 апрель.

Откомандирован в распоряжение ГЛАВСЕВМОРПУТИ — 1935 сентябрь.

Выписка верна:

старший научный сотрудник ЦГАКА

Рославцева.

— Хороший список! — сказал я.

Я задумался…

Доннерветтер! Так вот какой человек был мой дядя. Я, конечно, всегда знал, какой он человек, но я не думал, что он такой человек! Подумать только, в каких дядя побывал переделках! А еще говорят, что мой дядя выдумывает! Где же он выдумывает? Ничего он не выдумывает! Вот вам список, прочтите! Ах, вы его уже прочли? Очень хорошо! Прекрасно! Теперь вы догадываетесь, что такое этвас? И что значит пройти огонь, воду и медные трубы? Вот именно! Совершенно верно! Совершенно правильно! Очень хорошо! Благодарю вас за внимание!..

Я посмотрел на дядю. Он сидел задумавшись, опустив лохматую голову на грудь, на расстегнутый ворот рубахи. Потухшая трубка свисала у него с губ, между усов, на крутой подбородок. Руки лежали на ручках кресла. И тут я увидел, что дядя очень похож на Тараса Бульбу. Я видел Тараса Бульбу в книжке — точно мой дядя! Как я об этом раньше не думал!

— Дядя! — позвал я шепотом. — Дядя!

Дядя вздрогнул. Он поднял голову и несколько раз причмокнул мундштуком своей трубки. Но трубка погасла.

Дядя взял спичку, зажег ее и стал раскуривать трубку, громко посапывая. Дядина голова сразу окуталась клубами дыма.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросил я.

— О неприятностях, — сказал дядя.

— О кабане?

— И о кабане…

— И о шпике?

— И о шпике…

— А еще о чем?

— Мало ли еще о чем!

Дядя посмотрел мне в глава. У него были очень грустные глаза, у моего дяди.

— Это все чепуха! — сказал он.

— Что — чепуха?

— Кабан. И шпик. Это все чепуха. Бывало похуже…

— Что — похуже?

— Узнаешь! Вот прочтешь эти тетрадки и все узнаешь… Когда-нибудь…

— Жаль, что я маленький! — сказал я. — И что я не был тогда с тобой! Я бы тебе помогал, и у тебя было бы меньше неприятностей…

— Это очень хорошо, что ты маленький! — сказал дядя. — Это прекрасно! В этом преемственность! Преемственность поколений! Ясно?

— Не ясно! — сказал я.

— Преемственность поколений — в этом вечная жизнь! — громко сказал дядя. — Ты— моя смена! Ты понимаешь, что ты — моя смена?

— Понимаю, — сказал я.

— Ведь ты же большевик у меня, не правда ли?

— Большевик, — сказал я.

— Вот именно! — крикнул дядя. — И ты продолжишь мое дело! Ради которого я жил и боролся! И ради которого готов умереть!