— Майкл! Сзади! — истерично вскрикнула я, но было поздно.
Лейла с молниеносной скоростью вонзила в его шею свои острые зубы, и по его плечу рекой полилась алая кровь.
— Нет! — с яростью крикнула я и резко встав, побежала к нему.
Все на поляне испуганно смотрели на Лейлу и Роберт, как и я, побежал вперёд, но мы опоздали.
Майкл не мог сопротивляться, и Лейла резко оторвалась от его шеи и гордо открыла свои черные и мертвые глаза.
По моему лицу покатились слезы, я нервно вытирала их рукой, но они все вновь и вновь мочили мою физиономию.
Неожиданно Майкл схвати Лейлу за плечи, и перекинул через себя.
Я ошарашено остановилась, вглядываясь в своего спасителя, но Майкл не мог долго стоять на ногах, и неуклюже пошатнулся, едва не потеряв равновесие.
Лейла недовольно прорычала и опять, словно тигр накинулась на Майкла, но внезапно она не рассчитала силу и они с Майклом, перекинулись друг через друга и оказались на самом краю обрыва.
Роберт, что есть сил, бежал к своему брату, но вдруг Лейла схватилась за него своими сильными пальцами и перекинула через себя, прямо в обрыв.
— НЕТ! — истерично закричала я и побежала к ним, падая, поскальзываясь на мокрой траве.
Внезапно Майкл схватился рукой за Лейлу и потащил за собой.
Она судорожно вцепилась в траву, но тоненькие листики рвались в её сильных пальцах, и она всё ниже опускалась, оставляя на земле следы когтей.
Роберт, наконец, подбежал к ним, и схватил Лейлу за руки, вытаскивая на землю, но та вырывалась изо всех сил
— Отпусти меня! Я и без твоей помощи справлюсь! — злобно прорычала она, царапая бледную кожу Роберта.
— Не глупи! — разъяренно выкрикнула он, — вы сейчас упадете! Дай мне руку!
— Отвали! — видно гордость стоит у неё на первом месте, и, не слушая Роберта, она всё ниже опускалась пока и вовсе не отпустила тот кусочек земли, который помогал остаться ей на поверхности.
Майкл и Лейла с оглушительным звуком упали в реку, и их молниеносно снесло диким потом темных бушующих волн.
— НЕТ! — закричала я, упав на колени возле обрыва. — Майкл!
Роберт подхватил меня и отнес подальше, а я безуспешно вырывалась у него из рук, пытаясь докричаться до Майкла.
— МАЙКЛ! НЕТ!
Все вокруг замерли. Мертвая тишина пугала, только мой душераздирающий крик не прекращался.
Ещё минут пять я рвала горло, и истерично била руками по мокрой земле, но потом на смену истерики пришло другое чувство.
Я словно отключилась, в голове что — то щелкнуло, и я замолкла.
Ветер теребил мои волосы, и они нелепо прилипали к мокрому лицу, а руки до сих пор дрожали, измазанные в крови подруги.
Джефери и Джек словно растворились в темноте, и когда я опомнилась, на поляне было только пять человек: я, Роберт, Браин, Бенжамин и Мишель.
Они испуганно смотрели на меня и звали по имени, но я не слышала их голосов. Всё смешалось, моя жизнь перестала иметь всякий смысл…
Схватившись руками за голову, я нервно сжала в кулаки клочья своих рыжих волос, и вновь начала плакать, только тихо, и спокойно.
Моё тело обессилено упало на землю, и я, согнувшись в клубок, дрожала от холода и страха.
Только вот страх был не от оборотней оставшихся в живых, а от боязни жить с мыслью, что человек, которого я любила, умер у меня на глазах, и я не смогла ничем ему помочь…
Ночь окутывала поляну, и когда ко мне решились подойти остальные, мы уже находились во мраке ночи.
Темнота поглощала всё вокруг, и в голове промелькнула мысль:
«Лучше бы я умерла»
Глава двадцать вторая
Апатия
Как я оказалась в своей комнате, я не знала. Меня будто поставили перед фактом. Глаза распахнулись и вместо мокрой земли, мягкая теплая кровать. Может кого — то это бы успокоило, но не меня.
Очевидно, я просто забыла, как пришла домой, ведь подушка, на которой лежала моя голова, была полностью мокрой и вдавленной, значит, ночью у меня было более интересное занятие, чем сон.
Голова раскалывалась и, неуклюже обхватив её своими безжизненными руками, я попыталась надавить на виски.
Перевернувшись на живот, я уткнулась носом в подушку и по моим щекам вновь невольно покатились слезы.
Я совершенно не хотела плакать, у меня уже на это не было сил, но слезы сами собой лились и мочили уже и так мокрое постельное белье.
Стоило только подумать о Майкле, как сердце болезненно сжалось и на секунду остановилось, доставляя мне такую боль, которую я бы никому не пожелала испытать.
Наверно, сейчас моё состояние было похоже на истерику, как раз такую же я испытывала после смерти матери. Удивительно, но они даже умерли почти одинаково, в воде…
В комнате воцарила тишина, и только нетерпеливая стрелка часов с ритмичным стуком отбивала время.
Одна минута…, что же она может значить? Ответ — ничего,…Но вот когда минута перерастает в час, а час — в день, становиться ужасно плохо, и только тогда ты начинаешь осознавать, что прожить без человека не можешь не то, что часа, даже секунды…
Безразличие…
Равнодушие…
Безучастное отношение к окружающему…
Другими словами апатия…
Вот, что я испытывала, каждый день, каждую минуту, всеми клеточками своего тела.
Сначала мне было ужасно плохо, и никто не мог меня вытащить из этой соблазнительной бездны, которая манила окунуться в неё с головой и не вылезать, пока не пройдет много времени, но кто сказал, что время лечит?
Такие глубокие раны, как смерть близкого человека, никогда не заживают! Со временем они просто перестают кровоточить, но шрам остается навсегда! И малейшее упоминание, даже безобидный намек могут сыграть с тобой злую шутку, и привязать навсегда к кровати с платком в руке.
В такой ситуации есть два выхода, либо ты каждый день причиняешь себе боль, воспоминаниями, либо ты просто перестаешь думать или мыслить, живешь в своем мире, занимая себя банальными занятиями, вроде собирания пазлов или пересчитывания волос на голове.
Впрочем, как бы это глупо не звучало, я выбрала второй вариант.
Наверно, я всё же эгоистка, ведь ради себя, я забросила папу и Браина, уже не подразумевающегося под человеком.
Братом занимались Роберт и Мишель. Они долго думали, как же восстановить его память и пришли к выводу, что он должен испить моей крови.
Логично, ведь в ней содержится вся информация, но неприятно…
Я особо не сопротивлялась, и попытки не прошли зря. Эксперимент удался. Браин сейчас вполне похож на прежнего, и когда папа очнулся, то даже не заметил перемен в сыне.
Бенжамин вернулся к себе домой, и я давно его не видела. Возможно сейчас, после увиденного, он обнимает своих близких, прижимая ближе к себе, и с ужасом думает о том, что их могло бы не быть с ним рядом.
Моя же жизнь была мне совершенно безразлична. Я понимала, что продержаться долго не смогу, испытывая равнодушие ко всему окружающему меня миру, но пока выхода из ситуации не находила.
Школа перестала быть каторгой, она даже стала спасением! Уроки и домашнее задание здорово отвлекали от душевных терзаний, позволяя не окунаться в омут с воспоминаниями.
В общем, так продолжалось день за днем…
Пока на улице не потеплело, деревья не покрылись огромными зелеными листьями, и солнце не продолжило беспощадно согревать землю…
Лето, долгожданный июнь, только мне было все равно, и всему виной апатичное состояние!
Я неуклюже откинула рюкзак, лежавший под ногами, и медленно подошла к компьютеру. Плюхнувшись в кресло, я грустно посмотрела на пустой лист, высветившийся на экране, и тяжело вздохнула.
Кстати про банальные занятия, у меня появилось новое увлечение, печатать. Папа не одобрял мое пристрастие к компьютеру, он считал это временем, потраченным на ветер, но всё же, чтобы не ссориться он старался не заводить об этом разговор.
Сегодня слова не клеились и предложения в голове не складывались в одну цепочку. Бессмысленные фразы и отрывки крутились в моей голове, и сбивали меня с толку, не давая сосредоточиться.