— Мать Христа.

— Для католиков это одно и то же, не так ли?

Сью не стала отвечать, не желая ввязываться в спор.

— А как ты объяснишь Алисины слова? Пречистая Дева Не многие дети так называют Богоматерь, особенно если учесть, что большую часть жизни девочка ничего не слышала.

— Она не могла бы произнести ничего связного после стольких лет глухоты и молчания, но это другой разговор. Она могла вычитать эти слова в любой религиозной книжке.

— А рисунки? В газете ты пишешь, будто Алисина мать говорила тебе, что дочь после первого видения снова и снова рисовала Пречистую Деву.

— Да, она говорила. Это все, что я сумел выяснить, прежде чем вмешался священник и прогнал Пэджеттов. Больше я ничего не узнал. Но это ничего не доказывает, Сью, кроме того, что у Алисы было навязчивое видение. И это она тоже могла увидеть в любой католической книжке. В самой церкви есть статуя Девы Марии.

Фенн помолчал, потягивая бренди, пока официант наливал кофе.

Когда они снова остались вдвоем, он продолжил:

— Дело вот в чем: у Алисы было видение, и для нее оно было реальным, но это не делает его реальным для всех остальных. По-моему, это подходящий случай, чтобы обратиться к психиатру.

— Ой, Джерри…

— Погоди! Раз она после всех этих лет так ясно и хорошо заговорила, значит, большую часть времени она слышала слова и звуки.

— Если только запоминала их.

— Ради Бога, когда она лишилась речи и слуха, ей было четыре года! Она никак не могла запомнить.

Посетители за соседними столиками начали оборачиваться, и Фенн наклонился к Сью и понизил голос.

— Послушай, Сью, я не посягаю на твою религию — хотя до сих пор не знал, что тебе до нее есть дело — но представляешь, сколько каждый год происходит случаев, когда люди объявляют, что видели Бога, ангелов и святых? Да, и Пресвятую Деву тоже. Представляешь?

Она покачала головой.

— И я тоже. — Он улыбнулся. — Но знаю, что примерно столько же, как и НЛО. И многие убийцы совершали свое преступление, потому что «так велел им Бог». Вспомни Сатклиффа, Йоркширского потрошителя. Это довольно распространенное явление.

— Тогда зачем ты придумываешь все это для других?

Он покраснел.

— Это журналистика, детка.

— Это отвратительно.

— Ты тоже занимаешься подобным бизнесом.

— Да, и иногда мне стыдно. А сейчас я хочу домой.

— Ах, брось, Сью. Тут ничего не поделаешь.

— Я серьезно, Джерри. Я хочу уйти.

— Что на тебя нашло? Я сожалею, что взял тебя в эту чертову церковь, ты становишься святошей.

Сью посмотрела на него, и Фенн, глотая бренди, подумал, что сейчас она выплеснет на него содержимое своего бокала. Но она вытерла салфеткой губы и встала.

— Я доберусь сама.

— Эй, Сью, перестань! Я думал, ты останешься у меня на ночь.

— Ты, наверное, шутишь.

Фенн изумленно посмотрел на нее.

— Я не верю своим ушам. Что на тебя нашло?

— Возможно, я разглядела твою истинную сущность.

— Ты ведешь себя просто смешно.

— Да? Может быть, ты прав, но так я себя чувствую в настоящий момент.

— Я возьму счет. — Фенн допил бренди и стал подниматься из-за стола.

— Я сама доберусь. — С этими словами Сью вышла из-за стола и стала подниматься по лестнице.

Фенн сел, слишком ошеломленный, чтобы дальше возражать. Он взял со стола нетронутый «Драмбюи», поднял бокал в честь окружающих, что, очевидно, показалось присутствующим большой любезностью, и двумя быстрыми глотками выпил.

Шаги на лестнице заставили его обернуться в надежде, что Сью смягчилась.

— Все в порядке, мистер Фенн? — встревоженно спросил Бернар.

— Все ужасно.

Ночь после понедельника.

Отдуваясь, он поднялся на холм, то и дело бормоча про себя что-то об удивительном непостоянстве женского характера. Его «праздничный» обед начался вполне достойно, но чем больше они спорили об истории с Алисой Пэджетт, тем тише становилась Сью. У нее был переменчивый нрав; вспыхнув или рассердившись, она могла через минуту стать на удивление спокойной и даже безразличной к окружающему. Сложность заключалась в том, чтобы предугадать ее настроение (что он изо всех сил старался сделать) и потом отслеживать его. Впрочем, нынче вечером Фенн оказался не готов к ее нападкам. И до сих пор пребывал в недоумении.

Какого черта она так обиделась? Посещение мессы в то воскресное утро возродило ее былые религиозные идеалы? С чего бы? На Рождество она брала Бена на мессу, и никаких внезапных религиозных метаморфоз не случалось. Так с чего бы теперь? Наверное, из-за детей; возможно, ей не хотелось видеть, как он воспользовался ими. И может быть, она права.

Но это же его работа, правда, — освещать события? Бог мой, а уж это ли не событие! Даже национальные средства информации заинтересовались. Нет сомнений: эта статья обеспечит ему пропуск на Флит-стрит.

С облегчением он наконец остановился в том месте, где улица шла вверх (или вниз — в зависимости от того, куда едешь). Здесь стояли домики с террасами, двухэтажные, если считать цокольный этаж, и дом эпохи Регентства — со странными белыми стенами и черными окнами и дверью.

Фенн вставил ключ, рука подрагивала скорее от сдерживаемого расстройства, чем от нескольких пинт спиртного, выпитых в пабе рядом с «Французским знакомством». Он закрыл за собой дверь и устало поднялся в свою квартиру на втором этаже, надеясь, что Сью ждет его там, и более чем уверенный, что ее там нет.

Телефонный звонок ускорил его шаги.

Гостиница «Корона» своими размерами была под стать самому поселку: маленькая, уютная — в таких обожают останавливаться на выходные любовники. Вывеска на стене сообщила Фенну, что когда-то, в шестнадцатом веке, здесь был постоялый двор, который приобрел новый блеск в 1953 году, когда к нему пристроили дополнительные спальни. Обеденный зал с дубовыми балками под потолком обеспечивал комфортабельное размещение пятидесяти посетителей, во всех шестнадцати спальных комнатах имелись радио и телевизор, а в некоторых, кроме того, и собственные душевые. Вывеска также сообщила Фенну, что администрация гарантирует ему хорошую пищу и любезное обслуживание и с большим удовольствием приглашает его в отель «Корона». «Спасибо, — про себя поблагодарил он, — но не думаю, что задержусь здесь».

Фенн заметил, что бар слева открыт, но решил, что половина одиннадцатого рановато для пива Пахнуло ароматов утреннего кофе, с улицы, гуляя, зашла случайная пожилая пара и тут же исчезла в баре, словно запах кофе, как пение сирен, приманивал престарелых.

— Мистер Фенн?

Фенн обернулся и увидел седого, но с моложавым лицом мужчину, улыбающегося ему из дверей за вестибюлем.

— Мистер Саутворт?

— Да, это я. — Седой человек вышел на обозрение и протянул руку к раскрытой двери, приглашая репортера тоже войти внутрь.

Решив, что подмигнуть, пожалуй, будет слишком игриво в присутствии ее работодателя, Фенн признательно кивнул хорошенькой девушке-портье, которая вызвала для него администратора.

— Очень хорошо, что вы пришли, мистер Фенн. — Саутворт подал твердую ладонь, и репортер коротко пожал ее, прежде чем войти в комнату. Там другой мужчина встал со стула и протянул руку к диафрагме Фенна. Репортер пожал пухлую ладонь и подавил желание вытереть влагу о штанину.

Администратор гостиницы тихо прикрыл дверь, обошел большой, обтянутый кожей письменный стол и сел. На Саутворте был черный костюм со светло-серым жилетом и серый шелковый галстук. При ближайшем рассмотрении его лицо не казалось таким молодым, хотя кожа была гладкой, если не считать предательских морщинок вокруг глаз и в уголках рта Фенн и второй мужчина заняли два стула напротив.