Фенн с вызовом посмотрел на алтарь. Можно было о многом порассуждать. Например, об идолопоклонстве, неправильном теологическом толковании и наивном символизме. Или о контроле над рождаемостью, исповеди, покаянии и, отпущении грехов. Или о фанатизме (кто сказал, что нужно быть католиком, чтобы ступить в райские врата?), о церемонии, о торжественности и этой непогрешимости.

Первородный грех — ради Бога! Не говоря уж о точке зрения церкви на прелюбодеяние.

Собственное негодование вызвало у него улыбку. Никакая церковная служба не заслуживала подобных эмоций.

Пока отец Хэган читал из Евангелия, Фенн взглянул на Сью, тайком взял ее за руку и легонько пожал Сью не обратила внимания, сосредоточившись на словах священника. Удивленный, Фенн отпустил ее руку.

Началась проповедь, и Фенн слушал вполуха, хотя с интересом рассматривал Хэгана. Странно: теперь священник не выглядел таким невозмутимым. Его лицо казалось напряженным, и он по-прежнему смотрел в сторону, на кого-то из сидящих перед кафедрой. И снова репортер попытался рассмотреть, но на этот раз увидел только женский затылок во втором ряду, между сидящими рядом мужчиной и женщиной.

Голову украшал яркий розовый шарф. Может быть, священник не любил розовый цвет?

Фенн потоптался на месте, им овладело беспокойство. Если бы он курил, он бы отдал жизнь за сигарету. Интересно, а жевание жвачки в церкви — святотатство? Репортер решил, что, вероятно, так и есть.

Слова священника казались неуверенными, словно и сам он сомневался. Но по мере развития темы они становились тверже, и Фенн почти физически ощутил облегчение, испытанное собравшейся паствой. Прихожане, очевидно, предпочитали суровые и безжалостные проповеди. Голос отца Хэгана слегка повышался, только что он порицал, в следующий момент увещевал, потом утешал и возвращался к обличающему тону, когда речь становилась слишком убаюкивающей. Фенну понравился такой метод.

Служба продолжалась (а для Фенна тянулась и тянулась), и он уже жалел, что пришел на полную мессу. Ему хотелось впитать атмосферу воскресной службы; может быть, после окончания побеседовать с кем-нибудь из прихожан, но главная цель была — встретиться со священником После окончания мессы Фенн собирался обстоятельно поговорить с ним, хотел узнать, как здоровье девочки. Вернулась ли она в церковь? Говорила ли снова? Но теперь засомневался, не слишком ли большую жертву принес ради своего ремесла.

Он снова украдкой взглянул на Сью и испытал некоторое замешательство от ее очевидного благоговения перед окружающим Католичка всегда останется католичкой. Однако, надеялся Фенн, последнее не означает, что этой ночью она выпихнет его из своей постели.

Церковь как-то особенно затихла. Отец Хэган манипулировал с отполированным до блеска потиром и разламывал что-то похожее на белую вафлю. Подготовка к причастию — вот что это было. Вкушение вина, преломление хлеба. Кровь Христова, Тело Христово. Как они это называют? Евхаристия — причащение.

Все склонили головы, и, когда зазвонил колокольчик;, стоящие вокруг люди опустились на колени. Фенн тревожно посмотрел на Сью, а она глазами велела ему встать на колени рядом. Каменный пол был жестким.

Фенн не поднимал головы, боясь оскорбить кого-нибудь — особенно ТОГО, КТО ВИДИТ ВСЕ, — пока не услышал движение вокруг. Взглянув, он увидел, что люди направляются в проходы и двумя вереницами тянутся к ограждению алтаря, где с серебряной чашей и причастием их ждал священник. Рядом какой-то пожилой человек в белой сутане помогал ему. Процессия людей медленно двигалась вперед, и орган снова задышал и ожил.

Теперь некоторые сели на скамейки, а некоторые из задних рядов встали на ноги, не желая больше страдать от боли в коленях. Фенн счел их решение здравым и тоже поднялся, но Сью осталась коленопреклоненной.

Началось песнопение, и паства двинулась по кругу, подходя к алтарю по центральному проходу и возвращаясь на свои места по боковым Фенн увидел розовый шарф, двигающийся вдоль скамьи к центру, и мгновенно узнал во владелице шарфа женщину, которая несколько дней назад приходила с мужем в дом священника за глухонемой девочкой. Священник всю службу наблюдал за матерью Алисы.

Голова в розовом шарфе присоединилась к другим склоненным головам в медленно шагающей процессии и совершенно скрылась из виду, когда женщина опустилась на колени, чтобы получить у священника гостию[12].

И тогда с того места, где всю мессу просидела эта женщина, поднялась маленькая фигурка. Она шагнула в боковой проход и взглянула на статую перед собой, потом повернулась и пошла к выходу из церкви. Фенн узнал Алису. Ее белокурые волосы были расчесаны на прямой пробор, две длинные косы спадали на плечи. На девочке был бордовый плащ, слишком большой для нее, и белые гольфы. Она крепко сцепила руки, переплетя пальцы, и смотрела прямо перед собой, ее глаза не останавливались ни на чем в отдельности.

Фенн не отрывал от нее взгляда, понимая: что-то не так. Ее лицо было бледным, костяшки пальцев побелели. И он понял, что священник все время смотрел на нее, а не на ее мать.

И теперь отец Хэган по-прежнему смотрел на нее.

Облатка зависла перед раскрытым ртом, высунутый язык причащавшегося начал подергиваться от напряжения. Мать Алисы, стоящая на коленях рядом со своим единоверцем, слишком погрузилась в истовую молитву, чтобы заметить задержку в ритуале.

У священника был такой вид, будто сейчас он закричит, и Фенн видел, каких усилий ему стоило сдержаться. Несколько человек повернули головы — посмотреть, что так приковало внимание их пастыря, но увидели лишь маленькую Алису Пэджетт, глухонемую, которая шла в заднюю часть церкви, вероятно чтобы пристроиться к очереди за Святым причастием. Отец Хэган осознал, что затягивает мессу, и возобновил церемонию, но его глаза с тревогой следили за девочкой.

Фенна разбирало любопытство. Он подумал было, не подойти ли и не преградить ли ей путь, но понимал, что это будет глупо: возможно, девочке просто стало плохо и нужно было глотнуть свежего воздуха. И все же, несмотря на бледность, ее лицо выражало счастье, в ярких голубых глазах светилась мечтательная радость. Алиса как будто не замечала ничего вокруг, устремив внимание куда-то глубоко внутрь себя, и, поняв это, Фенн встревожился. Может быть, она в трансе? Но нет, девочка ни на кого не натыкалась, и ее походка не была похожа на шаги лунатички. Он взглянул на нее, когда она проходила мимо, и, сам не зная почему, улыбнулся.

Орган продолжал играть, и голоса слились в общей молитве, усиливая эмоции к этой особой части мессы.

Казалось, никто не заметил, что другие дети покинули свои места на скамейках.

Фенн удивленно оглядывался по сторонам Дети — и совсем маленькие, еще не достигшие семи лет, и подростки лет по двенадцать-тринадцать — отходили от старших и направлялись к выходу из церкви, но этот детский исход оставался мало заметным из-за толчеи в центральном проходе.

В отличие от Алисы эти дети выглядели впавшими в транс. Они были возбуждены, некоторые хихикали, и все устремились за глухонемой девочкой.

Одна из матерей поняла, что ее чадо пытается убежать (довольно обычный случай), и быстро схватила сына Его яростный рев и попытки вырваться изумили ее. Люди вокруг, другие родители начали осознавать, что происходит. Сначала они всполошились, потом растерялись. Потом слегка рассердились. Один отец забылся и громко позвал своего ушедшего сына.

Услышав крик, отец Хэган обернулся. И как раз успел заметить, как маленькая девочка в бордовом плаще скрылась за церковной дверью и исчезла в ярком уличном свете. Другие дети бросились за ней.

Когда люди поняли, что тут что-то не так, голоса замолкли. Вскоре пела лишь одна полная монахиня, исступленно умоляя Бога обратить на человечество свою милость.

Фенн вдруг встрепенулся. Боже, он сам чуть не впал в транс! Ему потребовалось усилие, чтобы опомниться, и, проворно пробравшись к двери, он открыл одну створку. На несколько мгновений свет ослепил его, но, быстро заморгав, репортер вновь обрел способность видеть.