– Ничего.

– Э нет, юноша! Секретики закончились! Если ты хочешь, чтобы я тебе доверяла, ты должен доверять мне и рассказать, что за фигня произошла в школе и почему говорят, что это ты начал драку, хотя я в это не верю.

– Роберт с остальными ребятами начали меня обзывать. Как всегда, они называли меня китайским дерьмом, слабаком, трусом. Они насмехаются надо мной, потому что я не умею ничего делать из того, что они вытворяют на скейтборде, велосипеде или на роликах. Я, как обычно, пытался не обращать внимания, но, когда Джордж толкнул меня на землю и начал бить ногами, я схватил его скейт и ударил им его по голове. Я понимаю, что не должен был это делать, но…

– Эти нахалы такое говорят?

Флин кивает.

– Они правы. Я неуклюжий.

Я про себя недобрым словом поминаю Эрика. Это он со своими страхами довел до такой ситуации. Мальчик шепчет:

– Учителя мне не верят. В классе я белая ворона. А поскольку у меня нет друзей, которые защитили бы меня, всю вину сваливают на меня.

– Дядя тоже тебе не верит?

Флин пожимает плечами.

– Он ни о чем не знает. Считает, что я ввязываюсь в драки, потому что склонен к силовому решению конфликтов. Да я и не хочу, чтобы он узнал, что мальчишки смеются надо мной и называют меня трусом. Я не хочу его разочаровывать.

Мне больно это слышать. Неправильно, что Флин несет такую ношу, а Эрик не в курсе. Я должна с ним поговорить. Но, переключив свое внимание на мальчика, обхватываю ладонями его личико и тихо говорю:

– То, что ты ударил того парня скейтом по голове, не очень хорошо. Ты же это и сам понимаешь, правда? – Флин кивает, и я продолжаю, желая ему помочь: – Но я не допущу, чтобы кто-нибудь снова посмел тебя обидеть.

Вдруг его глаза озаряются. И я вспоминаю свою племянницу.

– Прикоснись своим большим пальцем к моему. Вот так, а теперь давай стукнемся ладонями. – Он повторяет мои движения и смеется. – Это условный дружеский сигнал между мной и моей племянницей. Теперь он станет и нашим, хочешь?

Он кивает, улыбается, и я готова подпрыгнуть от счастья. Перемирие. У нас с Флином перемирие! И когда мне кажется, что уже ничего лучшего быть не может, он говорит:

– Спасибо, что спала со мной вчера вечером.

Я пожимаю плечами, чтобы он не придавал этому большого значения, и отвечаю:

– Ну, что ты! Это тебе спасибо, что разрешил с тобой поспать.

Он улыбается и замечает:

– Ты не боишься грома. Я это знаю. Ты взрослая.

Я смеюсь. А он смышленый малый!

– Знаешь, Флин, когда я была маленькой, я тоже боялась грома и молний. Каждый раз, когда начиналась гроза, я первая запрыгивала к родителям в кровать. Но мама научила меня не бояться ненастной погоды.

– И как мама тебя этому научила?

Вспоминая маму, у меня на губах застывает улыбка, я вижу ее ласковый взгляд, ее нежную улыбку и заботливые руки.

– Она говорила мне, чтобы я закрывала глаза и думала о чем-нибудь хорошем. А потом однажды она купила мне щенка. Я назвала его Кальмаром. Он был моим первым домашним животным. Моим супердругом и домашним суперлюбимцем. Во время грозы Кальмар запрыгивал ко мне в кровать и в его компании я чувствовала себя смелой. И мне больше не нужно было бежать к родителям. Кальмар оберегал меня, а я оберегала его.

– И где сейчас Кальмар?

– Умер, когда мне было пятнадцать лет. Он вместе с моей мамой на небе.

Его удивляет мое откровение о матери. Я опускаю историю об усыплении Курро, иначе все выглядело бы очень жестоко.

– Да, Флин, моя мама, как и твоя, тоже умерла. Но знаешь, что? Даже оттуда мама и Кальмар дарят мне силы, и я ничего не боюсь. Уверена, что твоя мама делает то же самое и с тобой.

– Ты так думаешь?

– Ну конечно же.

– А я не помню свою маму.

Я тронута горечью в его голосе.

– Флин, это нормально. Ты был слишком маленьким, когда ее не стало.

– Мне очень хотелось бы ее знать.

Я ощущаю его боль, но, не желая углубляться в эту тему, тихо произношу:

– Думаю, что ты мог бы узнать о ней от тех людей, которые ее любили, например через свою бабушку Соню, тетю Марту и дядю Эрика. Если ты поговоришь с ними, то они многое расскажут тебе о маме.

– С Соней?

– Да.

– Она всегда очень занята, – возражает мальчик.

– Это вполне логично, Флин. Если ты не позволяешь Соне заботиться о тебе и баловать тебя, ей только и остается, что заниматься своими делами. Люди не могут сидеть и ждать, пока другие люди начнут их любить. Они вынуждены продолжать свою жизнь, хотя их сердце тоскует по тебе каждый день. Кстати, почему ты называешь ее по имени, а не бабушкой?

Мальчик пожимает плечами и на мгновение задумывается:

– Не знаю. Возможно, потому, что ее зовут Соня.

– А тебе не хотелось бы ее назвать бабушкой? Уверена, что она будет растрогана, если ты ее так назовешь. Позвони ей как-нибудь по телефону и пойди с ней пообедать или поужинать. Попроси ее рассказать о маме, и я уверена, что ты увидишь, как сильно ты важен и для нее, и для тети Марты.

Мальчик кивает. Пауза. Потом вдруг говорит:

– Это я тогда взболтал кока-колу, чтобы она взорвалась тебе в лицо.

Я смеюсь, вспомнив эту картину. Вот это был взрыв! Но, не желая быть злопамятной, заверяю его:

– Я догадалась.

– Ты догадалась?

– Да.

– И почему ты ничего не рассказала дяде Эрику?

– Потому что я не ябеда. – И видя, как он на меня смотрит, ерошу его черные волосы и добавляю: – Флин, это уже не важно. А важно то, что с этого момента мы стараемся поладить и подружиться, хорошая идея?

Он утвердительно кивает, прикладывает свой большой палец к моему, и мы повторяем свое приветствие. Я расплываюсь в улыбке.

Он с любопытством окидывает взглядом комнату, и я замечаю, что его глаза несколько раз на чем-то задерживаются. Я незаметно смотрю влево и понимаю, что это скейтборд и мои ролики. Я, не раздумывая, спрашиваю:

– Тебе хотелось бы научиться кататься на скейте или на роликах? – Флин не отвечает, и тогда я говорю шепотом: – Это будет тайна, секрет только для нас двоих. Твоему дяде пока что не обязательно об этом знать. Хотя рано или поздно, когда станет ясно, что он вот-вот нас за это убьет, мы ему об этом расскажем, ладно? Хочешь, я тебя научу?

Он меняется в лице и живо кивает. Я так и знала!

Я знала, что Флину хочется научиться чему-то новому. Я быстро встаю, он следует моему примеру. Я подхожу к скейту и опускаю его на пол. Становлюсь на него и показываю, как им управлять.

– А я тоже так смогу?

Я останавливаюсь, схожу со скейта и говорю:

– Конечно, мой ангелочек. – И, подмигнув ему, шепчу: – Я научу тебя такому, что когда это увидит одна белокурая девочка из твоей школы, то не сможет оторвать от тебя взгляда.

Флин краснеет.

– Как ее зовут?

– Лаура.

Меня переполняет радость оттого, что мы вместе с Флином переживаем такие теплые чувства, кладу ему руки на плечи и заявляю:

– Уверяю тебя, что через пару месяцев Лаура и эта компания хулиганов из твоей школы обалдеют, когда увидят, как ты катаешься на скейте.

Мальчик кивает, и я, глядя ему в глаза, говорю:

– Давай… попробуй. Сначала ставь на скейт одну ногу и почувствуй, как он двигается.

Флин внимательно меня слушает. Я беру его за руки, и, когда он ставит одну ногу на скейт, тот уезжает. Испугавшись, он смотрит на меня, и я пытаюсь его успокоить.

– Первое: никогда не становись на него, если меня нет рядом. Второе: чтобы не пораниться, нужно надеть налокотники, наколенники и шлем. Третье, это самый важный пункт: ты мне доверяешь?

Он утвердительно кивает головой, и я таю.

Вскоре раздается шум приближающейся машины. Смотрю в окно и вижу, что это Эрик заезжает в гараж. Флину незачем что-то говорить, он молча отставляет скейт и садится рядом со мной на пол. Мы притворяемся, что ничего не было. Две минуты спустя открывается дверь и, увидев нас на полу, Эрик изумленно спрашивает: