Имоджен не спешила с ответом, что было невыносимо. Конечно она не верит! Слишком много плохого случилось с ней по его вине!

Девушка уцепилась за его плечи, когда он попытался встать.

— Мне хочется доверять тебе. Этого достаточно?

Тристан постарался скрыть разочарование за натянутой улыбкой. Жаловаться не на что. Имоджен и так готова была дать ему больше, чем он заслуживал.

— Я докажу, что достоин доверия. И для начала увезу тебя отсюда.

— Я не поеду домой! — вскричала девушка.

Она не спускала с Тристана глаз, пока тот зажигал свечу и отыскивал в платяном шкафу подходящую накидку.

— Я совсем не умею врать, к тому же мое платье в таком состоянии…

— Я знаю, что делать! — Тристан все еще оценивал все преимущества и недостатки своего плана.

«Да где же эта чертова накидка?»

Он выдвигал и задвигал ящики, и в каждом его движении чувствовались злость и нетерпение.

«Нужно что-то, чтобы прикрыть Имоджен с ног до головы… И дрожит она так, что теплая накидка придется кстати. Нельзя, чтобы ее кто-нибудь узнал. И, если повезет, мы покинем этот дом неузнанными…»

— Куда же мы поедем, если не к нам домой? В твой лондонский дом? — спросила девушка неуверенным голосом.

Это было первое, о чем подумал Тристан. У него дома она оказалась бы в безопасности, но с большим риском быть узнанной.

— Я не против отвезти тебя к себе домой, однако наша цель — избежать скандала, я правильно понимаю?

— Куда же мы поедем?

— К моей тетушке! — решительно заявил Тристан и улыбнулся, обнаружив наконец в одном из ящиков искомый предмет. Он перебросил накидку через руку, взял подсвечник и вернулся к кровати.

Имоджен сидела, прижав к груди подушку.

— Благоразумно ли мы поступаем, вовлекая в это дело еще и ее?

— Она нас не выдаст, — пообещал он. — Лучшего союзника, чем Рут, не придумаешь.

Тристан поставил свечу на кровать, развернул накидку и набросил ее на плечи девушки. Он не сказал вслух, что тетушка Рут наверняка настоит на врачебном осмотре. Ему не хотелось пугать Имоджен еще больше.

К тому же ему предстоит заняться Норгрейвом. Имоджен слышать не хочет о том, чтобы привлечь его к суду, но ведь существуют и другие способы наказать мерзавца, верно? И Тристан намеревался лично сообщить ему об этом.

Имоджен тонула в океане страдания и боли.

Удивительно, однако роль прекрасного и сильного рыцаря, явившегося из мрака, чтобы обнять ее и не дать поглотить черным водам отчаяния, когда она уже готова была захлебнуться своими солеными и горячими слезами, досталась Тристану. Он сыграл эту роль без особой радости, но главное — он все-таки стал спасителем Имоджен.

И она думала о нем с любовью и ненавистью. Недоверие пульсировало в раненом сердце девушки, пока он баюкал ее в объятиях уже в темной карете, но она знала, что он намерен ее спасти. Пускай честь ее рыцаря запятнана и репутация разбилась вдребезги, но он знает — существует долг. Желание уберечь ее от дальнейшего вреда горело в его сердце так же ярко, как и жажда мести. Он винил себя в том, что совершил Норгрейв. Была в этом доля справедливости или нет, однако где-то в глубине души она тоже считала, что Тристан виноват.

— Ты не уснула? — шепотом спросил он, целуя Имоджен в макушку.

— Нет, — пробормотала она.

Высвободив руку из-под накидки, девушка уперлась в мужскую грудь. Несмотря на внешнее спокойствие, сердце герцога билось чаще обычного.

— Вот и отлично. Не забывай — ты сильная и смелая. Тетушка Рут позаботится о тебе. Она сама решит, что делать, можешь положиться на нее, — пообещал он.

Имоджен не смогла бы сказать наверняка, кого он хотел успокоить — ее или себя. Она закрыла глаза, упиваясь теплом его тела. Она сильно замерзла, и внутри все болело так, что ей хотелось плакать. Яркие вспышки света мелькали перед глазами. Имоджен закрыла их. Сначала эти мельтешащие картинки были обрывочными и не несли никакой угрозы. Внезапно перед ее мысленным взором вырисовалось лицо маркиза Норгрейва. Его привычное выражение стало мрачнеть, искажаясь, пока наконец не изменилось до неузнаваемости.

«Интересно, ты расскажешь Блекберну правду? Хватит ли у тебя смелости?»

Имоджен охнула и села на сиденье, оттолкнув обнимавшие ее руки.

— Что с тобой? — хрипло спросил Тристан. Своим резким движением Имоджен напугала его.

— Я… — Она закрыла лицо ладонями и сделала глубокий вдох. — Наверное, я заснула. Это всего лишь сон…

Тристан нерешительно положил руку ей на плечо. Она не отодвинулась, и он стал ласково поглаживать ее по спине.

— Страшный сон…

Герцог немного помолчал, подбирая слова.

— Дорогая, ты можешь мне рассказать? Что тебе привиделось? Думаю, говорить о том, что произошло в доме, тебе еще долго будет трудно, но я и не требую этого от тебя. Это может подождать…

Имоджен подумала, что время, когда она сможет все рассказать, вряд ли вообще наступит. Она отняла руки от лица, и оказалось, что глаза у нее сухие. Она проплакала много часов, поэтому было бы странно, если бы запас слез не истощился.

— Я почти ничего не запомнила. Я даже не сразу поняла, что это сон. Я просто увидела его!

Рука, поглаживающая девушку по спине, замерла. Тристан кашлянул, как если бы у него внезапно пересохло в горле.

— Норгрейва?

Имоджен кивнула.

— Я почувствовала на лице его дыхание и сразу открыла глаза. Он задал вопрос, и я проснулась.

Она закуталась поплотнее, но от этого ей не стало теплее.

— И что за вопрос тебе задал этот мерзавец?

Она вздохнула.

— Это лишь сон, Тристан. Ничего больше.

Он подвинулся ближе — так, чтобы видеть ее лицо.

— Проклятье, я должен знать! Что такого он сказал, что ты закричала от страха?

Имоджен подумала, что лучше солгать, но разве не угадывал Тристан ее самые потаенные помыслы?

— Он спросил, смогу ли я сказать тебе правду.

Экипаж, казалось, содрогнулся от ярости, которую Тристан не смог от нее скрыть, как ни старался. Но, вместо того чтобы ударить кулаком в стену, он потер подбородок.

— Как только я понял, что Норгрейв устроил тебе ловушку, я без труда представил остальное. Зная его порочную натуру…

Чувство стыда смрадной волной захлестнуло Имоджен. Она помотала головой.

— Ты все еще не понимаешь… Но как ты можешь понять, если я сама не могу поверить и принять это?

— Тогда скажи, что я должен понять, — попросил он мягко.

Она закрыла глаза, когда он схватил ее за плечи и повернул так, чтобы заставить посмотреть в свои.

— Ты можешь сказать мне что угодно.

Имоджен замигала, словно глазам вдруг стало невыносимо больно. Она была готова к упрекам, и вдруг эта нежность… Может, еще не все слезы выплаканы?

— Ты должен понять! Я пыталась ему помешать! — Она поднесла руку к носу и понюхала ее, словно бы ища источник неприятного запаха. — Только он намного сильнее. И ему так хотелось сделать больно…

— Сделать больно тебе! — проговорил Тристан, видя, что Имоджен никак не удается закончить фразу. Он обхватил ее лицо руками. — Я понимаю, любовь моя. Тебе ничего не надо объяснять.

— Нет! Он пытался заставить страдать тебя! — выпалила она. Живот свело болью, словно там был яд, от которого нужно поскорее избавиться. — Он насмехался надо мной, говорил, что у меня не хватит смелости признаться… Потому что это — единственное, чего ты никогда не простишь!

— Вина лежит на нем, Имоджен. — В мутном свете фонарей глаза Тристана сверкали как обсидианы. — Ты не сделала ничего дурного.

— Нет, ты все-таки не понимаешь! Когда он… — Она беспомощно уставилась на него, и ужас, который испытала, когда маркиз бросил ее на кровать и засунул руки ей между ног, вдруг вернулся снова. Хватая ртом воздух, она отвернулась и прижалась лбом к мягкой спинке диванчика.