— Имоджен, у меня нет слов…
— У меня тоже, ваша милость. Это было безнравственно, предосудительно и… замечательно! — Она лизнула его ухо и тихо засмеялась. — Когда мы сделаем это снова?
Мозг Тристана был затуманен вином и сладострастием ровно настолько, чтобы поверить — он влюблен.
— Ты ненасытна, дорогая! Нам, смертным мужчинам, лучше подумать дважды, прежде чем заводить интрижку с богиней! При таком темпе событий я не доживу до следующего дня рождения.
Экипаж сбросил скорость и наконец остановился.
— Не представляла, что в карете можно заниматься такими глупостями! — С этими словами Имоджен пересела на сиденье и стала расправлять юбки. Тристану захотелось вернуть ее обратно, однако юная леди уклонилась от объятий. — Поезжайте домой, Блекберн. Вам нужно поспать. Если вы намереваетесь проделать со мной все это еще раз, уже в доме отца, боюсь, мы оба не доживем до вашего дня рождения!
Имоджен поцеловала его и открыла дверцу прежде, чем это успел сделать кучер. Бормоча проклятия, Тристан натянул штаны, спрятал в них свое естество и застегнул пуговицы.
— Подожди меня! Проклятье!
Но Имоджен застыла на подножке кареты.
— Тристан, это не наш дом! — проговорила она, оглянувшись через плечо.
— Конечно нет. Это мой.
Он положил руки ей на плечи, давая понять, что тоже хочет выйти. Девушка поспешно ступила на землю и застыла, не находя слов. Тристан поспешил пояснить:
— Здесь моя городская резиденция.
Это был единственный дом, куда он не привозил любовниц. Никогда. Ни одну. Но теперь голова его была так затуманена страстью, что ему не хотелось доискиваться причины, почему он желает видеть Имоджен в привычном интерьере, заниматься с ней любовью в своей постели.
Тристан уже смирился с мыслью, что страстно желает ее — хочет видеть, как она улыбается, ощущать ее прикосновения, слышать ее голос, любоваться ею, когда она на него смотрит… Хочет, чтобы она постоянно присутствовала в его жизни. Больше, чем он привык предлагать своим возлюбленным… Оставалось молиться, чтобы для Имоджен этого оказалось достаточно.
Имоджен переступила порог городской резиденции герцога Блекберна, дрожа от любопытства и нетерпения. До нее дошли слухи, что этот господин очень любит уединение. Разве не сказал он ей сам, что предпочитает развлекать гостей в доме, унаследованном от матери?
Просторный холл тонул в сумраке. На ступенях лестницы через равные промежутки стояли стеклянные фонари, их света хватало, чтобы различить перила из красного и палисандрового дерева. Уже этой детали было достаточно, дабы представить, насколько роскошной окажется обстановка дома. Имоджен подумала, что герцог наверняка воспринимает все это как само собой разумеющееся.
— Вы устроите мне экскурсию по дому? — с улыбкой спросила она, разглядывая мраморный пол, достойный итальянского палаццо эпохи Возрождения.
— В другой раз. При таком освещении вы мало что увидите, — ответил он, наклоняясь и целуя ее в губы.
Имоджен ожидала, что он отстранится, но герцог мягко взял ее за подбородок и посмотрел на нее своими серо-голубыми глазами, выражение которых было нежным и в то же время уязвимым.
— Вы невероятно прекрасны, миледи! Временами я думаю, что недостоин даже прикасаться к вам… — Он отступил на шаг, позволив своим пальцам очертить ее подбородок, спуститься по шее и наконец упасть. — Сейчас слишком поздно. Я не могу побороть… И больше не хочу этого делать.
Имоджен догадалась, что это вино или виски, которым он успел злоупотребить еще до встречи с ней, развязало ему язык.
— Что вы не можете побороть?
Вместо ответа герцог передернул плечами.
— Вы… и я. Судьба. Да какая разница теперь? Я сдался.
Этот странный комментарий вызвал у Имоджен смех. Ее спутник был точно не из тех, кто может капитулировать перед чем-то или кем-то.
— Теперь я точно знаю, что вы пьяны. Вы говорите глупости.
Она охнула, когда Тристан опустился на колени, хотя стоять вот так на мраморном полу было наверняка неудобно. Его шляпа укатилась в тень, стоило ему обхватить ее за талию и привлечь к себе. Он прижался щекой к ее животу и проговорил:
— Я выпил слишком много, это правда, но мой рассудок никогда еще не был таким ясным.
— И какие же мысли вас занимают?
— Я думаю о вас, Имоджен. Я могу думать только о вас. И эти мысли пожирают меня. — Тристан, стиснув ее в объятиях, вздохнул. — Поэт назвал бы это любовью.
Имоджен затаила дыхание, и ее ручки мягко опустились ему на плечи. Неужели Тристан думает, что влюблен в нее? Однако не похоже, чтобы это делало его счастливым.
— Но, раз вы не поэт, как вы это назовете?
Тристан отклонился назад, чтобы посмотреть ей в глаза, и уже открыл было рот, чтобы объяснить природу своих чувств к ней, однако лишь помотал головой.
— Лучше я покажу вам, — прошептал он.
С большей грацией, чем можно было ожидать от подвыпившего мужчины, он встал и взял ее за руку.
— Идем!
Имоджен, поставив ножку на первую ступеньку, замерла.
— Но ведь уже очень поздно…
— Это правда, — охотно согласился герцог. — Слишком поздно для нас обоих.
Имоджен понурила голову. Утратив девственность, она не приобрела искушенности и опыта в амурных делах, а потому неловко чувствовала себя в роли любовницы.
— Но ведь ваши слуги…
— Нас никто не потревожит. В доме все уже спят. — Он угадал причину беспокойства девушки, и теперь ему предстояло успокоить ее. — Мои слуги верны мне и умеют хранить тайны. Обещаю, никто не узнает о вашем визите. Даю вам слово!
Тристан стал подниматься по лестнице, Имоджен последовала за ним. Фонари освещали им путь.
— Что, если мои родители начнут волноваться? — шепотом спросила она, опасаясь, что их все-таки услышат.
— Вы будете дома прежде, чем отец начнет поглядывать на часы, — ответил он со своей обычной уверенностью.
Молча следуя за хозяином дома, Имоджен думала о том, что намного романтичнее было бы, если бы Тристан взял ее на руки и отнес в спальню. Она представила себе эту волнующую картину. И все же… Имоджен была весьма практичной девушкой. В темном коридоре его милость вполне мог споткнуться и упасть так, что они оба сломали бы шею.
И было бы очень трудно объяснить свету, как леди Сантер умудрилась погибнуть в доме герцога Блекберна, да еще ночью…
— Что вас так забавляет?
Не успела девушка ответить, как он открыл дверь и ввел ее в одну из многочисленных спален.
— Мне пришла в голову забавная мысль, — весело отозвалась Имоджен. Она так и осталась стоять у двери. Тристан между тем подошел к невидимому столу и зажег свечу. — По такой великолепной лестнице можно было бы подняться более романтичным образом, правда?
Огонек свечи колыхнулся, освещая лицо герцога.
— Подразумевается, что мне следовало внести вас наверх на руках? — Герцог взял подсвечник, подошел к двери и закрыл ее. По пути он нежно провел рукой по бедру Имоджен, она вздрогнула от этого прикосновения. Девушка услышала, как ключ повернулся в замке. Теперь им никто не помешает…
— Слишком рискованно.
— Что вы сказали?
Мужчина обнял ее за талию и повел к кровати.
— Было бы рискованно нести вас вверх по лестнице в темноте. Что, если бы мы упали и разбили свои пустые головы?
Имоджен засмеялась, потому что сама пришла к тому же выводу.
— В логике вам не откажешь. Это одно из ваших многочисленных достоинств, которыми я восхищаюсь.
Тристан поставил серебряный подсвечник возле кровати.
— Восхищаетесь или все-таки любите? Вы влюблены в меня, дорогая?
Имоджен не спешила с ответом, и Тристан успел пожалеть, что вообще спросил. Обычно он не опускался до подобных сентиментальных глупостей и сейчас списал все на плохое вино, которым опоил его Норгрейв. С той минуты, как герцог заманил Имоджен в свою карету, его переполняло нетерпение — он просто-таки горел желанием сломать все преграды, еще остававшиеся между ними.
