– Итак, произнес он, – попав после Митавы в Кокенгаузен, вы первым делом расскажете воеводе Ордину-Нащокину, что число ратманов, согласных на присоединение Риги к России, не снижается. И как могло быть иначе, если шведский король готов, даже не закончив войну с Польшей, воевать и с датчанами?! Да королю шведов нет никакого дела до бед рижан, до того, что война разоряет их. Ордин-Нащокин должен уяснить: сейчас или никогда. Конечно, граф Делагарди – грозное препятствие на пути к овладению Ригой. Граф – великий полководец. Но…

– Делагарди болен чумой и долго не проживет.

– С чего вы взяли? Я бы знал об этом.

– Не только у вас есть информаторы. То, что граф болен, держится в тайне, но я узнал правду.

– Что же, это еще более упрощает дело. Можете радоваться, господин купец: скоро русский воевода Ордин-Нащокин возьмет Ригу и торговля по Даугаве возобновится.

– Скажите, а чего, по вашему мнению, желает от меня герцог Курляндии и Семигалии?

– Увы, мне неизвестны намерения его светлости. Думается, герцог сам вам все расскажет. Буду признателен, если, вернувшись в Ригу, вы поделитесь информацией. А сейчас вам в герцогстве будет хорошо. Его светлость богат и гостеприимен. Единственное, из-за чего вам стоит тревожиться…

Российский резидент лукаво улыбнулся и продолжил после паузы:

– Как бы герцогу не захотелось приударить за Гердой. Она так очаровательна, даже в мужском платье…

– Ох, не шутите! Я так боюсь, не случится ли с ней чего!

– Так оставьте дочь в Риге. Я бы присмотрел за ней…

«Как же, пусти козла в огород!» – подумал чадолюбивый отец, который в каждом обаятельном мужчине видел потенциального растлителя его молодой дочери. Даже если знакомый Хенрика не давал повода для подозрений.

Видя, что его предложение не принято, Филимонатус ничуть не расстроился. Попрощавшись с Дрейлингом, он повернул коня и быстро поскакал обратно в Ригу. Причем когда шпион поравнялся с Гердой, то, словно давней своей возлюбленной, фривольно послал ей воздушный поцелуй, еще раз убедив папашу в правильности своего решения.

На свежих конях отправившиеся в Курляндию налегке всадники к полудню были уже на полпути между Ригой и Митавой. Хороший обед в придорожной корчме поднял им настроение. Даже холодный ветер уже не казался столь неприятным, как прежде, при мысли, что ужинать они станут уже в Митаве.

Придорожный пейзаж в герцогстве Курляндском мало чем отличался от такового же в Лифляндии: леса, тронутые осенним золотом и багрянцем; поля, где, как правило, почти завершился сбор урожая… Но купец, который был весел и полон энергии, через некоторое время неожиданно сник, стал угрюм и молчалив.

– Папа, что с тобой? Почему ты загрустил? Сердце не болит? Скажи, не таись? Может быть, остановимся в какой-нибудь деревушке и отдохнем до завтра? – Герда испугалась не на шутку.

– Я не болен, дочь моя. Я околдован.

Герда перекрестилась, прошептала: «Боже мой!» – и начала озираться по сторонам.

– Не пугайся! – с грустью сказал ей отец. – Это было очень давно. Знаешь, где мы сейчас проезжаем? С правой стороны дороги начинаются владения старого барона фон Шталкера, сын которого, капитан, вчера был у нас в гостях. Я не стал бы тебе ничего говорить, если бы ты ни была сейчас так встревожена, дитя мое. Так вот. Я расскажу тебе о моем грехе. Четверть века назад мой покойный отец послал меня в Митаву с поручением, и я проезжал по этой дороге. Как раз здесь мне встретилась молодая женщина удивительной красоты. Простая крестьянка, но сколько в ней было достоинства, обаяния, как привораживала она с первого взгляда! Будь она дамой из высшего общества, ей не нужен был бы парик: золотистые, вьющиеся волосы падали на плечи, голубые глаза, сверкая, как два сапфира, вызывали восхищение, а коралловые губы невольно, независимо от желания их обладательницы, обещали многое.

Несчастной девушке очень нужны были деньги, так как отец ее был болен и не мог работать, причем их семейство дошло уже до такой бедности, что не только самой красавице нечего было есть, но и нечем было кормить больного отца. Если бы не это, последующего бы не произошло.

Извини меня за дальнейший рассказ. Красавица прекрасно понимала, чего я, молодой мужчина, желаю, а я знал, что требуется ей. Мы сговорились. Я дал этой крестьянке десять серебряных талеров – почти все, что мог потратить на эту поездку, и намного больше той суммы, которую обычно предоставляют за определенного рода услуги. Затем я разжег костер. Был летний вечер. Я накормил ее добротной едой из своей дорожной сумки, а потом…

Дрейлинг торопливо пояснил дочери:

– Я тогда еще не был женат на Агнессе – твоей матери. До того дня, когда я проезжал здесь, я не видел женщины прекраснее этой, встреченной во владениях барона фон Шталкера, крестьянки. Ни одна дворянка, смотревшая на меня, простолюдина, свысока, не манила меня так. Пребывая в странном экстазе, я любил ее, до утра забыв обо всем на свете. Помню, что было полнолуние, ночь была ясной, дорога пустынной. До самого утра я ощущал себя победителем. Имей в виду, дочь, многие мужчины иногда желают обладать женщиной не только для наслаждения, но и для того, чтобы ощутить свою победу над нею и над другими мужчинами, теми, кому не довелось ее заполучить. Потому береги свою честь и до свадьбы никому не верь! А я в ту ночь был счастлив не только от любви: я, совсем еще молодой, неопытный в амурных похождениях юноша, был в восторге и от того, что эта красавица выбрала меня.

Герда видела, что ее отец разволновался не на шутку, иначе не был бы столь откровенен с ней. А Хенрик продолжил, став от волнения словоохотливым:

– Не скрою, она не была моей первой женщиной. Но ту ночь я не смогу забыть никогда. Я ощущал подлинный восторг, моя возлюбленная казалось мне богиней красоты и одновременно богиней страсти. Если бы она была мне ровней, то утром я, не колебаясь, умолял бы ее выйти замуж. Но понимал, что мой отец никогда не согласится на такой брак, а все рижане засмеяли бы меня за мой выбор. Более того. Родители выгнали бы меня из дому. Я же умел только торговать, но кому нужен купец без капитала! Меня даже в приказчики никто в Риге не взял бы, ибо сын, пошедший против воли отца, как ты понимаешь, не считается надежным человеком. А кому нужен ненадежный приказчик?! Терять сразу все: родителей, Родину, состояние и высокое положение в рижском обществе – я был не готов даже ради этой богини.

Герда, девушка романтичная, неожиданно сказала:

– Быть может, ты ошибался?

– Возможно, – неожиданно произнес купец, и именно эти слова потрясли его дочь.

А Хенрик Дрейлинг, продолжая говорить с ней, как со взрослой, рассказывал:

– Так вот, после счастливой и удивительной ночи наутро все изменилось. Эта крестьянка поднялась обнаженная при свете лучей восходящего солнца, нисколько не стесняясь, словно это не я обладал ею, словно это она – победительница. Еще недавно столь ласковая и покорная, она спросила с легкой насмешкой в голосе:

– Думаешь, покорил меня? А известно ли тебе, что я – главная колдунья в здешних местах?

– Нет, – ответил я и ощутил в этот миг, что не могу пошевелиться от испуга. Мне подумалось: «Вдруг она сейчас в наказанье превратит меня в камень или в одну из сосен, росших в лесу?» Колдунья же потянулась руками вверх, произнесла что-то вроде «Кх…», и вдруг сверху закаркала ворона. Я понял – колдовство свершилось. Обнаженный и испуганный, я стоял перед нею. Видя мой страх, прекрасная колдунья засмеялась ласковым смехом и произнесла:

– Не пугайся, ты мне понравился ночью, и я не напущу на тебя порчу. Напротив, теперь ты будешь жить долго. Но знай: до конца дней своих ты будешь ощущать мою власть над тобою и не сможешь меня забыть.

Она схватила свою одежду и грациозно ушла, обнаженная, по тропинке, ведущей в непроходимое болото. Больше я ее не видел в тот день.

Через месяц в Риге я, подвыпив, возвращался домой. На темной улочке мне вдруг привиделся силуэт лесной красавицы-колдуньи. Она словно внушала мне: «Не забывай меня, помни, какая я красивая!» Я бросился к ней, но на улице никого не было.