Тем временем вышколенный слуга принес польской королеве Марии-Людовике завтрак, но не смел оповестить ее величество об этом. Слуга стоял в двух шагах от элегантной француженки, а Мария-Людовика смотрела в подзорную трубу – туда, где татарская конница атаковала шведский драгунский полк. Татары скакали перед ровным строем шведских кавалеристов, пускали из луков стрелы, какой-то ловкач далеко бросил аркан и сумел «вытащить» шведа из седла. Тот упал с лошади и под угрозой удушения вынужден был сам изо всех сил бежать в плен. В это время драгуны, не слезая с коней, дали залп из мушкетов. Оставив на поле десятки трупов, татары бросились наутек, вдогонку им выстрелили пушки, увеличив сумятицу и потери. Стал удирать и владелец пленного шведа; после того как татарин на огромной скорости помчался обратно, плененный им драгун оказался задушен. Но это был единственный успех татар, их наскок на противника потерпел крах.

Мария-Людовика тоскливо вздохнула и соизволила заметить слугу. Тот стал раскладывать тарелки с копченым мясом, рыбой, гусиным паштетом, фруктами, вином (не изысканный, конечно, завтрак, но надо же дать хоть перекусить ее величеству). За неимением стола слуга использовал большой армейский барабан. На нем поместились и яства, и бокал венгерского вина.

Дворянин де Нуайе приготовился лично прислуживать своей повелительнице за едой. Он решил продолжить разговор:

– Ясно, что австрийский император не желает, чтобы его страна вдруг стала граничить со шведами. А что касается качества войск, то польские гусары не так уж и плохи.

Из чувства противоречия королева Мария-Людовика, которую обуревали дурные предчувствия, с неудовольствием возразила:

– Ха! Они воюют на лошадях с копьями, словно наши прапрадеды.

Де Нуайе почувствовал раздражение в голосе ее величества, но все же решил, что на правах старого знакомого может продолжить дискуссию с коронованной особой:

– Полвека назад под Кирхгольмом[14] три тысячи польских гусар разгромили десятитысячное шведское войско.

Ее величество не стала отвечать, а принялась завтракать. Тонкая ценительница мужской красоты, она не могла не признать, что гусары – и в самом деле бравые мужчины. Польский дворянин считал за честь служить всего лишь рядовым в панцирной гусарской хоругви. В такие хоругви брали лишь шляхтичей ростом выше метра восьмидесяти, обладавших огромной силой. Каждый гусар носил толстый тяжеленный панцирь, посеребренный шлем, а вместо сабли его вооружали длинным мечом. И хотя гусары имели пистолеты, главным их оружием считалось старинное рыцарское копье. Остается добавить, что поверх панцирей гусары накидывали для изящества леопардовые, медвежьи или рысьи шкуры, шлемы украшали плюмажем из перьев, а к спинам прикрепляли оперения в виде гребней из крыльев орлов (не для красоты, а чтобы крымские татары, с которыми нередко воевали поляки, не могли набросить аркан).

Пока польская королева Мария-Людовика беседовала с придворным, курфюрст и генерал-фельдмаршал Врангель еще немного приблизились к лесу. Позади звучала артиллерийская канонада, происходили стычки кавалеристов. Генерал-фельдмаршал кипел от негодования. Наконец он не выдержал и приготовился открыть рот, чтобы разразиться гневной тирадой по адресу штатского дурака, решившего погулять во время сражения. В этот самый момент курфюрст вытянул вперед руку и произнес:

– Посмотрите на тот холм!

Генерал-фельдмаршал недоуменно взглянул на эту горку, а через секунду мысленно назвал себя старым дураком. Вроде и невелик был холм, незаметно стоял себе у самого леса, но с него прекрасно простреливались все польские позиции. Откуда этот гражданский узнал о существовании возвышенности?

– Я заметил это место на рассвете – пока армия еще спала, я произвел рекогносцировку.

Шведский генерал-фельдмаршал обрел наконец дар речи:

– Надо срочно направлять сюда пушки, пехоту.

Курфюрст вновь поднял руку, на сей раз указав вбок. Генерал-фельдмаршал увидел приятное зрелище: лошади тащили к холму орудия, рядом маршировала дисциплинированная шведская пехота. А его светлость светским тоном продолжил:

– Еще ночью на холме располагались поляки. Но, видимо, не оценили его важность – солдат тут было совсем немного, и я приказал выбить их с этой позиции.

Генерал-фельдмаршал чуть не поперхнулся: этот гражданский распоряжался, не спросив у него совета! Зачем же его приставил к нему король? Но не возмущаться же в данной ситуации самоуправством союзника – победителей, как известно, не судят.

Шведский король также по достоинству оценил выбранную его светлостью позицию и принял решение, как разгромить врага. Пусть бранденбургский курфюрст обороняется на холме, а шведы тем временем после длительного марша выйдут полякам во фланг, так как в лоб польские земляные укрепления не захватить.

Врангель второй раз за день онемел: пруссакам предстояло одним несколько часов отбивать атаки всей польской армии. Но не говорить же королю, что он сошел с ума!

А гражданский, словно угадав его мысли, приободрил генерал-фельдмаршала:

– Придется нелегко, но, думаю, выдержим.

Прошло несколько часов. Уставшая польская королева уже не стояла с подзорной трубой в руках, а, словно жена какого-нибудь поручика, сидела на барабане и с болью в душе наблюдала за происходившим. Несколько часов поляки безуспешно штурмовали захваченный немцами холм. Солдаты курфюрста творили чудеса.

Не только француженка на польском троне, но и генерал-фельдмаршал Врангель был просто поражен. Шведский военачальник с изумлением смотрел, как изменились германские войска. Вымуштрованные по нидерландской системе прусские драгуны, пехотинцы, артиллеристы даже в самые жаркие минуты боя стреляли спокойно и метко, словно на учебных стрельбах, быстро и четко перезаряжали оружие, не собирались отступать ни на метр. Напрасно сам король Ян Казимир с обнаженной шпагой в руках гнал польскую конницу в атаку. В сражении под Варшавой мир впервые увидел, как может воевать немецкий солдат – лучший на Западе!

Курфюрст подарил шведскому королю нужное время. К четырем часам шведы вышли во фланг польской армии. Земляные укрепления поляков оказались бесполезными. Польский король сделал единственное, что ему оставалось, – атаковал конницей находившегося на марше противника.

Польские гусары увидели, что на поле боя есть свободное пространство, и воспользовались этим. Они разогнались перед атакой и с огромной скоростью налетели на полк шведских драгун. В удар копьем польские гусары вкладывали весь свой вес (железа-то на них было надето предостаточно) и становились в этот момент похожими на сказочных великанов. Шведские драгуны пытались защищаться палашами, но сопротивление было бесполезным: тяжеловооруженные гусары смяли драгунский полк почти мгновенно.

Видя это, Карл X послал наперерез гусарам полк рейтар. Те успели дать залп из пистолетов, но даже если пули попадали в цель, то не всегда пробивали толстые панцири. Гусары, хотя и понесли потери от вражеского огня, быстро обратили рейтар в бегство. И мало того, что рейтары дрогнули, они могли налететь на свою же пехоту. Тем временем польские рыцари смяли еще один полк!

Гастон де Нуайе восторженно сказал своей королеве:

– Да, они воюют как наши прадеды. Это рыцари, последние рыцари Европы!

Между тем шведский штаб пришел в ужас: тяжеленные польские гусары вновь разогнались и на сей раз мчались прямо на шведского короля. Напрасно генералы уговаривали его величество отступить. Карл X был непоколебим.

– Шведская кавалерия не должна отступать ни перед кем! – гневно говорил он. – И потому я не сделаю ни шагу назад. Пусть у наших солдат хоть от этого заговорит совесть.

Генералы не понимали, для чего король ставит исход войны в зависимость от случая.

– Ваше величество! – говорили они. – Вы можете претендовать на польский трон только до тех пор, пока живы. Если же вы сегодня погибнете, то за что мы будем воевать?!