Например, в лесопарковой зоне Москвы неподалеку от Речного вокзала (не в лесу еще, но уже и в нескольких километрах от жилья) живет здоровенный серый кот. Выглядит он на удивление ухоженным. Шерсть великолепнейшая. Зверь ласковый, охотно вступает в контакт с человеком, но вот живет все-таки в лесу, добывая еду честной охотой (мы эту охоту видели — мастер!).

Судя по всему, родился и вырос он в обычной квартире, а вот кот из него получился все-таки лесной. Несчастная судьба? Не думаю. Из леса его не выманишь. Проводит немного, и обратно. Так что, скорее всего, это одно из проявлений произвольной индивидуальности.

Они могут быть разными, такие воплощения.

Однажды мы с братом шли по лесу (по лесу уже, не по лесопарковой зоне). Лес был не очень далеко от одной симпатичной деревеньки в Ярославской области, которая с годами, по мере отъезда ее жителей в город, превратилась в дачный поселок. Шли мы потихоньку, грибы высматривали. И вдруг услышали «мяу». Перед нами — метрах в семи — стоял кот. Встретились мы глазами — он повернулся и побежал. Что уж на нас накатило, трудно сказать, но только мы, ничего не соображая, не разбирая дороги, помчались за ним. Он — впереди. Ровно так бежит, только дистанцию чуть увеличил, метров до пятнадцати. И держит ее на этом уровне. Мы за ним, но зачем? Какой инстинкт нас гнал, какую цель мы преследовали? Зачем мы бежали за ним? Не нужен он нам был, это уж точно. Разве что пообщаться, сказать сакраментальное «киска» и получить порцию ласки? Но какая может быть ласка после такой сумасшедшей гонки, когда еле успеваешь от веток уворачиваться?

А кот бежит, крупный, здоровый, белый с серым. И мы бежим, ждем, когда он выдохнется, хотя на самом-то деле этот бег занял считанные секунды. Меньше минуты — почти наверняка.

Выбежали мы к дороге, грунтовой лесной дороге, по случаю летнего зноя покрытой слоем пыли. Выскочил кот на дорогу, остановился, повалялся в пыли — выглядело все это озорным, веселым вызовом — и вдруг так врезал, что только мы его и видели.

Пришлось нам понять, что он просто играл с нами (что издевался, об этом как-то не думалось), завел куда-то, да и был таков. Оглянулись мы и на себя. Что и говорить, хороши мы были! Два взрослых человека, а как на нас подействовала обычная домашняя киса в лесу! А киска-то оказалась с секретом.

И, конечно, не случайно на обратном пути я рассказывал брату истории про кошек, ни одна из которых не повторяла другую.

Потому что одинаковых кошек не бывает.

Прощаясь с пушистыми героями этих рассказов, мне бы хотелось подчеркнуть, что все они, кроме, может быть, Прошки, — это самые обычные кошки. Просто к ним повнимательнее пригляделись. Присмотритесь же и вы к своим друзьям, и тогда вы увидите в кошке, болтающейся под ногами в вашей городской квартире, маленькую своеобразную личность.

У нашей хозяйки два кота: тигровый кот Тимошка и черный как смоль котенок Уголек.

Умудренный годами Тимошка — ласковый попрошайка, но не воришка. Даже когда он остается в избе один, а на столе стоит миска сметаны, Тимошка не полезет за ней. Он ляжет возле ножки стола и дождется людей. Как только в избу входит человек, Тимошка вскакивает, громко мурлычет и трется о его ноги. Если на его просьбу не обращают внимания, кот прыгает на стол, громко мяукает и всем видом показывает, что он честный кот и очень хочет сметаны.

Если в избу входила хозяйка, то кот всегда получал ложку сметаны, если хозяин — в зависимости от настроения: либо сметану, либо затрещину. Кот и нас испытывал на предмет сметаны. Сначала мы не знали обычая Тимошки и со стола отправляли его за двери, где кот выражал свое негодование сердитым воем. Когда же от хозяйки мы узнали Тимошкины повадки, то каждый раз выплачивали дань кошачьей честности.

Любил Тимошка и свежую рыбу. Завидев человека с удочками, он провожал его на берег. Кот заранее старался задобрить рыбака, терся о ноги, мурлыкал, бегал по лодке. На ловлю кот ездить не желал. Как только лодка отчаливала, он стремглав удирал на берег.

Когда рыбак возвращался, Тимошка громким мяуканьем приветствовал его еще издалека, метался по берегу, приплясывал от нетерпения и противным, гнусавым голосом канючил: — Дай рыбки! Дай рыбки! Дай рыбки!

Получив лакомый кусок, Тимошка скрывался в прибрежных кустах, прятал там свою добычу и снова выскакивал попрошайничать.

Нам захотелось узнать, сколько же коту рыбы нужно и как долго он будет попрошайничать. Однажды удалось наловить ведро некрупной плотвы, и мы давали коту рыбу безотказно. После того, как Тимошка утащил в кусты пятнадцатую плотвичку, я сказал: — Хватит благотворительности. Самим мало остается. Брысь!

Тимошка не понял меня, а может быть, не захотел понять и продолжал канючить

— Ах, так! — сказал мой напарник Борис. — Не хочешь понимать добрых слов! Сейчас отберу и то, что дал!

Не тут-то было! Как только он направился к кустам, куда кот таскал рыбу, Тимошка молнией промелькнул между его ног и, скрывшись, фыркнул, а потом угрожающе зашипел. Борис не испугался его угроз и раздвинул кусты. Кот злобно заурчал и вцепился ему в сапог. Борис ногой отпихнул кота и шагнул дальше. Тогда кот выскочил из кустов и завопил благим матом.

Не обращая внимания на его вопли, Борис нагнулся и стал подбирать рыбу. Что тут сделалось с котом! Он брякнулся на песок, забился в судорогах и завыл таким истошным голосом, что нам стало не по себе.

— Оставь коту рыбу, — сказал я, — ты его до инфаркта доведешь!

— Инфарктов у котов не бывает, а от обжорства они дохнут, — вразумительно произнес Борис, — хватит с него и пары плотвиц.

Тимошка выл и валялся по песку. Борис бросил ему две рыбки. Кот вскочил, схватил их и помчался прочь.

К Борису он больше никогда не ласкался.

Уголек — котенок. У него нет еще богатого житейского опыта, как у Тимошки. Он недоверчив и вороват. Просить он не умеет, а предпочитает стащить исподтишка. В избе его оставлять без присмотра нельзя: обязательно проверит стол и очень ловко откроет лапой шкафчик, особенно если оттуда пахнет чем-нибудь соблазнительным.

Как-то я принес и повесил на палисаднике кукан окуней, а сам пошел в избу за ножом, чтобы почистить рыбу. Вернулся — рыбы нет. Стал искать — не нашел. Возле избы на завалинке сидел Борис

— Ты рыбу взял?

— А зачем мне она? Сегодня твоя очередь чистить.

Я так и не нашел рыбы. Пропала. Остались мы без ухи. Уже в Москве Борис показал мне фотоснимок. На нем Уголек выставил голову между тесинами палисадника рядом с окунями.

— Выходит, что ты видел, как кот стащил рыбу? — спросил я.

— А ты еще сомневался в этом?

— Почему же не отнял?

— Подумаешь, потеря — десяток окуней! Зато какой кадр!

— Ну, сделал снимок и прогнал бы!

— Коту тоже нужно чем-то компенсировать затрату энергии на позирование!

Надо было бы назвать этот отрывок «Знаменитый кот Митрофан».

Пожалуй, не так уж много было котов, чьи фотографии помещали в газетах; а вот редактор газеты «Кадр» (студия «Ленфильм») умудрился получить даже выговор за серию снимков, изображавших названного кота за машинкой.

Были у него напечатанные труды — под некоторыми моими рецензиями стояла скромная подпись «М. Трошин» (Митрофан, Митроша).

Мой друг, составитель знаменитой библиографии современной литературы М. Мацуев, узнав, кто в действительности написал ряд работ, упоминаемых в его труде, сперва ахнул, а потом философски заметил, что у него есть авторы и похлеще…