Но что за стук копыт в моей передней? Похоже, пришли мусора помочь мне устроиться на работу, устроить личную жизнь… Нет, показалось. Слава итээру! Ох, Лапенков! Куда зарвался? Заратустры на тебя нет!.. И опять в точку: где ж его достать — «Заратустру»-то?
Но тут мною овладевает грусть, я прощаюсь с читателем и на прощанье дарю ему такие стихи:
Когда струны лиры оборвутся
И голос мой затихнет навсегда,
Уйду туда, где на лугах пасутся
Тонкорунных фаллосов стада.
Переходим к следующему номеру нашей программы: ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО АКАДЕМИКУ САХАРОВУ
(Из серии «Запишите на ваши магнитофоны»)
«Терпел я, терпел, думал, может, не стоит, да вот не вытерпел и решил тебе написать: может, задумаешься. Я, конечно, тебе не ровня, простой рабочий, кочегар, даю людям тепло, но ежели ты думаешь, что мы — это так, даже газет не читаем, то ты это зря. Я вот что хочу сказать: зачем ты народ поносишь, с фашистами спутался? Тебя страна академиком сделала, а ты?.. Вот что: ты это брось! Мы за мир, и ежели тебе это не нравится, ежели ты, может, хочешь на нас всю эту свору натравить, то фиг! Понятно? Дали бы мне автомат… да чего говорить, не маленький, сам понимаешь. Напоследок я тебе вот что скажу, по-нашему, по-русски: лучше ты, падла, не зарывайся, пиздюк поганый, а не то — сам знаешь!.. Так что с приветом,
Василий Скукин.»
Но вот дверь резко распахнулась, и в комнату вошла молодая… Как же я не услышал шагов? Не могло этого быть. Еще раз, пожалуйста! Действительно. Или треск в башке все заглушает? Дверь бесшумно распахнулась, и на пороге показался молодой ирокез с томагавком в руке… Нет, конечно, нет. Никакой не ирокез. Она вошла, вся в роскошном ритме бедер, вынула из сумочки скальпировальный нож… Это я заговариваюсь, не обращайте внимания. Итак, наконец-то она пришла, я не один в безбрежном лесу. Пьер, весь замерзший, бродил по лесу и искал следы. Она вынула зеркальце, губную помаду, краску для ресниц, польские тени. Залп был удачный, детина-ирокез в боевой раскраске замертво повалился на землю. Кусочек сюра, подумал автор и сник, так как она продолжала краситься, словно его не существовало. Но индеец лежал на земле и шевелился. Любовь, подумал автор и сник. «Что это значит?» — сурово произнес Одинокий Волк. «Крупный зверь», — прошептал кто-то из охотников. Близился полдень. И все-таки я люблю ее, печально подвел итог автор, но вслух ничего не сказал. Она достала сигарету, и он замешкался, давая ей прикурить. «Ветер доносит запах дыма, — сказал Язык Лосося, — там горит лес». Может быть, мне самому закурить, подумал автор, но не решился: слишком болели распухшие губы. «Ты подрался?» — спросила она. «…И огненную воду, — добавил офицер, — решайтесь!» О нет, устало произнес автор, ты же знаешь, я пацифист. «Бледнолицые! Уходите с нашей земли!» — воскликнул Высокое Облако. И Пьера пригласили жить в вигваме Красной Белки. Была весна. Жена Большого Хорька была страшно взволнована. «С тобой это не впервые», — строго произнесла она. Вот след медведя, вот убитая самка. Автору хотелось застонать, но — ЭТО БЫЛО БЕСПОЛЕЗНО ПОТОМУШТО ЭТО БЫЛО ЛОШЕДИНОЕ ЛОГОВО. Величавое солнце клонилось к закату. «В тебе нет ни капли…» Но вот вдали показались страусы. «Пить!» — прохрипел Антуан. «Ты же мужчина, — сказала она, — потерпи». И еще раз смочила ему борным спиртом ссадины на лице. «Ты что-нибудь ел?» Пьер, весь замерзший, бродил по лесу и искал следы. Вот след медведя, вот убитая самка. Я не могу, ответил автор, потом подумал: а все же я люблю ее, и тяжело вздохнул. Солнце скрылось за вершинами гор, и автор вздохнул еще глубже, но вслух ничего не сказал.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК К АВТОРУ ЯВИЛСЯ ВЕЛИКИЙ МАГ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
Как известно, маги приходят вечером, но Автор об этом ничего не знал и шлялся по всяким омутам, а когда пришел домой и отпер дверь, то увидел Мага, сидящего на кровати и уплетающего апельсины, которые были куплены Автором на последние деньги для жены, лежавшей в больнице. Заметив, что хозяин вернулся, Маг молниеносно вытер полотенцем руки и поздоровался. О, это была встреча титанов, достойная пера живописцев и тех поэтов, с коими не смеет себя равнять безымянный историк. Но продолжаю.
— Я, собственно, к вам с чудесами, — сказал Маг, закуривая.
— Я вижу, — произнес Автор. — А как вы собираетесь начудить? Если исполнением желаний, то у нас тут в квартире водопровод засорился…
— Нет-нет, это не по моей части, — поспешно сказал Маг, — я работаю по предсказанию будущего и по вызову духов, всяких там умерших личностей, да кого угодно. С кого бы вы хотели начать?
— Даже и не знаю, — растерялся Автор, — ума не приложу. Полагаюсь на ваш выбор.
— Мне-то все равно. Но можно начать хоть с Юлия Цезаря или там с Ивана Грозного…
В комнате материализовались двое вышеупомянутых: Цезарь брился остро отточенным клинком, а Иван Грозный был какой-то облезлый и сосредоточенно зевал.
— Ну, задавайте вопросы, — сказал Маг, угощая гостей сигаретами.
— Что поделываете?
Грозный презрительно сплюнул и промолчал.
— Он сегодня не в духе, — сказал Маг, мановением руки убирая обоих. — Хотите вызову Иосифа Джугашвили?
И, не дожидаясь ответа, щелкнул пальцами. Перед ними появилась измученная грузинская женщина с огромным животом и отвисшими грудями. Она с тоскою поглаживала себя по животу, который бешено пульсировал, словно что-то внутри него в гневе пыталось вырваться наружу.
— Ошибочка, — сказал Маг, убирая и ее. — Что-то у меня сегодня не ладится…
— Да вы не волнуйтесь, — успокоил его Автор, — мне это, в общем-то, ни к чему. Попьем чаю?..
— Погодите, — сказал Маг, — я понял, что вам надо.
Он радостно гоготнул и вновь щелкнул пальцами. Комната преобразилась. На полу, усеянном облигациями государственного займа и билетами Спортлото с уже проставленными на них выигрышными номерами, возвышалась кровать с балдахином, а на ней возлежал голенький мальчик с песьяком на глазу.
— Пардон! — крикнул Великий Маг, приходя в воодушевление: на кровати уже нежилась обнаженная женщина с роковым взглядом и без всяких лишних песьяков и раковых опухолей.
— Вот теперь все, что нужно! — улыбался Маг. — Не то что в прошлый раз, когда я создал женщину без бюста и вдобавок лысую. У этой никаких недостатков, а уж бюст — в избытке. Ну, как? — Он с надеждой поглядел на Автора. — Любуетесь?
— Любуюсь, — печально сказал тот. — Но должен вас разочаровать. Видите ли… дело в том… как бы вам объяснить…
— Вам что? Не нравится? — вышел из себя Маг, уничтожая красоты. — Какого черта вы мне морочите голову? Люди соглашались и за меньшее: за бесплатную путевку, за запасное колесо для машины… Вы, часом, не Вечный Жид?
— Не вечный, — отвечал Автор с грустной интонацией. — Но на что соглашались люди?
— Хернёй не заниматься, — сухо сказал Маг и выругался по-волшебному. — Вы — мазохист? Взгляните сюда!
Он протянул руку, указывая в окно на двор.
— Прелесть! Всю жизнь так будете жить? Не завидую.
Автор развел руками.
— Не вижу способа…
Маг перебил его, сразу переходя на «ты»:
— В общем, вот что: пеняй теперь на себя. Ежели что, то ты предупрежден. Прощай, гражданин Лапенков!
— Прощайте, гражданин Скукин.
— Что?.. Как ты догадался?
Автор потупил взор.
— Вы уж ТАМ нас, гениев, совсем за дураков принимаете.
Великий Маг оглушительно скрипнул зубами и вышел через окно.
Автор спал неспокойно. Едва заметные подергивания выдавали отчаянную борьбу, которую он вел во сне. Ловко накинутый аркан сдавливал горло, Великий Маг волочил его по Красной площади. Прохожие плевались зубными коронками, показывали языки. Тут же на Лобном месте вершилась расправа. Задастая богиня в красной мантии и с повязкой на глазах держала в одной руке плетку-треххвостку, а в другой — початый пряник. Преступники, стоявшие с понурыми головами, подходили, откусывали положенную крошку от пряника и удалялись восвояси, а тот, кто стоял и сверлил глазами повязку на лице богини, получал удар плеткой, а затем палач в красной маске с двух-трех ударов отсекал ему голову романом «Как закалялась сталь».
