Операция прошла вполне гладко, заживление раны также протекало без осложнений. Это был большой успех. Первая пересадка почки вызвала изумление и восхищение во всем мире. Что все прославляли доктора Лоулера, вполне понятно. Но одна из газет писала, что в действительности героем дня был не врач, а его больная — Рут.
В Америке говорили об одной только Рут, даже не называя ее по фамилии, как это принято, когда говорят о кинозвездах. Почему же она стала героиней? Это была, в сущности, обыкновенная женщина, в возрасте около пятидесяти лет, домашняя хозяйка, далекая от общественной жизни. И вот она стала предметом внимания армии журналистов, репортеров и фотографов и должна была рассказывать о себе все, что только можно придумать: о силе стекол ее очков, о любимых блюдах мужа, об ощущениях после операции — словом, обо всем, точно была знаменитостью.
Но журналисты не спрашивали о самом главном: верит ли она, что почка, пересаженная ей, действительно приживет. Врачи, повторно исследовавшие оперированную женщину, хранили молчание. Через определенные промежутки времени они проводили исследования, чтобы выяснить функцию каждой почки в отдельности и установить, работает ли пересаженный орган.
Приблизительно через год после операции в квартире у Рут раздался телефонный звонок; это был репортер газеты.
— Знаете ли вы, — сказал он, — что почка, пересаженная вам, больше не работает? Вчера на съезде урологов профессор сообщил об этом.
Женщина была поражена, словно молнией. Она утратила дар речи. Ведь ни один из врачей ничего не говорил ей о судьбе пересаженной почки. Многие месяцы она чувствовала себя вполне хорошо, выполняла работу по дому, не испытывая болей, и даже поправилась на несколько килограммов. Она действительно верила в свое излечение и думала, что пересаженная почка функционирует.
То, что работник газеты сообщил в такой неделикатной форме, оказалось правдой. На съезде врачей-урологов был сделан доклад о пересадке почки и было откровенно сказано, что через некоторое время после операции пересаженный орган начал сморщиваться и слабо функционировать. В конце концов от большой почки осталось небольшое образование, не представлявшее никакой ценности для оперированной. Таким образом, операция оказалась безрезультатной: организм больной отверг пересаженную почку. Она, как это часто наблюдалось при опытах на животных, была, так сказать, поглощена его жидкостями.
Газеты, которые с таким восторгом писали о первой пересадке почки, сообщили и о печальном конце операции; при этом они старались найти виновника, которого, как ясно специалистам, там не было. Газеты осудили и способ, которым Рут была извещена о конечном исходе произведенной ей пересадки.
Что же касается упреков хирургам, то все выпады были совершенно необоснованны. Знаменитый ученый Каррель, нобелевский лауреат, пытался пересаживать почки за несколько десятков лет до Лоулера, но не смог разрешить эту проблему; другим, которые пробовали это делать, также не удалось. Когда впоследствии врачи познали мощь антибиотиков — пенициллина и других, близких к нему препаратов — и начали их применять, появились новые надежды. Ожидали, что теперь, под защитой мощных истребителей бактерий, скорее удастся пересадить почку так, чтобы она могла жить и работать в новом организме, ие разрушаясь его соками. Вот почему попытки пересадки почек были неоднократно повторены, и в газетах стали появляться сообщения об удачных операциях пересадки почки человеку. Чикагская неудача не могла и не должна была отпугнуть и смутить хирургов; было решено продолжать работу, даже если она и не приносит славы.
Следующим хирургом, который сделал такую операцию, был доктор Сервель в Страсбурге. У его двадцатилетней больной одна почка нагноилась и не представляла никакой ценности, а другая была также не вполне здорова. Поэтому Сервель пересадил больной почку только что умершего человека, применив такие же меры предосторожности и защиты, какие использовал Лоулер. Успех и неудача были те же. Вначале шло хорошо, но через несколько месяцев почка перестала выделять мочу, и организм расправился с этим инородным для него телом.
Расскажем и о шестнадцатилетнем французе Мариусе Ренаре, чья жизнь и болезнь стали трагедией для него и для его матери. Почки Ренара так сильно пострадали от гнойного воспаления, что, казалось, уже нельзя помочь. Тогда один из врачей предложил попытаться спасти его пересадкой почки. Ждать, когда в результате смертельного несчастного случая в распоряжении хирургов окажется почка человека той же группы крови и соответствующего возраста, казалось нецелесообразным. Поэтому мать больного предложила свою почку, и так как группы крови совпадали, а близкое родство сулило успех, врачи согласились. Мать и сын были оперированы одновременно. В то время как у сына почку удалили, чтобы выбросить, другой хирург удалил почку у матери, чтобы пересадить ее сыну. Это было проявлением героизма, но жертва оказалась напрасной. В течение нескольких недель казалось, что почка будет воспринята новым для нее организмом, но потом надежда ослабла: почка начала сморщиваться, она все более и более уменьшалась в размерах, и больной в конце концов погиб. Это случилось в 1953 году, то есть вскоре после чикагской операции.
В последнее время довольно часто сообщают о будто бы удавшихся пересадках почки. В сентябре 1963 года в «Бритиш медикел джорнел» было опубликовано сообщение, что хирурги лондонской Вестминстерской больницы пересадили больной женщине почку только что умершего человека. После вмешательства прошло три месяца, и больная будто бы чувствовала себя хорошо и могла выполнять работу по дому. Так как это был случай смертельного заболевания, то он, безусловно, заслуживает внимания.
Через год сообщили, что в американском городе Денвере была совершена еще одна пересадка почки: муж пожертвовал одну из почек для пересадки своей двадцатипятилетней жене; у нее наблюдались уремические состояния, и она считалась обреченной. Операция, протекавшая с осложнениями, все же удалась, и, по позднейшим сведениям, почка работала хорошо.
В настоящее время во всем мире насчитывается около 250 случаев, в которых произведена такая операция. При оценке каждого из них нельзя забывать, что все больные не имели другого выхода, кроме как решиться на эту операцию. Из 250 оперированных 92 человека были в конце 1963 года живы. Большинство выживших — люди, оперированные в последнее время. 18 человек, свыше 7 процентов, живы более двух лет. Много это или мало? С точки зрения медицинской статистики — мало, с общечеловеческой точки зрения — много. Но ведь дело именно в последней.[16]
Чем вызваны неудачи?
Разумеется, ученые задавали себе вопрос: почему пересадка почки удается только как исключение, хотя вшить новый орган технически не трудно? Но если мы рассмотрим вопрос более широко, то поймем эту неудачу. Организм в процессе своего развития выработал иммунитет, невосприимчивость к чужеродным белкам. Это защитная реакция, которая дала ему возможность выжить, усовершенствоваться и развиться. Это противодействие всему чуждому и есть принцип живого организма. Для него бациллы или вообще бактерии являются точно таким же инородным телом, как и пересаженная почка. Против них ведется борьба, и инородные тела должны быть отторгнуты.
Итак, то, что доставляет хирургу и его больному столько огорчений, то обстоятельство, что пересадка почки удается только в исключительно редких случаях, есть биологическое явление. Вначале приживление любой ткани протекает благополучно, но через неделю картина меняется. В пересаженный кусок ткани внедряются мельчайшие кровеносные сосуды, и он набухает. Появляются поверхностные кровоизлияния, а под микроскопом бывают видны скопления клеток, похожих на белые кровяные тельца. Мечников в свое время назвал их фагоцитами (пожирающими клетками). Клетки эти способствуют рассасыванию, разъеданию пересаженного куска, и через 10–12 дней ткань погибает; она рассасывается или отторгается.
