Как потом установило следствие – в один кулак собрались бандиты и наемники-профессионалы. Удивила упертая ярость – до безрассудности! – с которой они раз за разом атаковали, пробиваясь к автобусу. Ни денег ведь, ни значимых лиц – обычные садовские дети! Зачем? Кроме федералов, к расследованию подключилась военная разведка.

Командование, в целом, осталось довольным итогами операции: из заложников пропало лишь двое детей и тренер – результат хороший по любым меркам.

Но Петру от того не легче: одним из пропавших оказался Ванька, сын. Внутри будто гнойная струна натянулась, палила яростью до звона в башке. Словно у первогодка! – усмехнулся он на себя. Негоже. Постараться расслабиться, иначе отстранят, командир – вон поглядывает изучающе. Ребята – с сочувствием. Нервы убрать, войти в рабочее состояние: представить, будто перед ним обычная миссия по освобождению народов, горячая точка. Обычная. Миссия.

И ждать. Колесики крутятся.

По стране ввели режим ЧС. Активировали все возможные системы слежения, от спутника до вышек, любые разговоры прослушивались. У врага имелся в распоряжении глушащий генератор, если вздумают его снова включить – будут отслежены, все «мертвые» зоны подлежали немедленному досмотру.

Тук-тук, тук-тук… мерно стучали молоточки. Слушала завороженно, таращась в пространство, не осознавая – кто она и где. Внезапно прямо перед собой Марина увидела берцы. Легкие, ткань с замшей, качественные… дорогие, наверное. Хозяин ботинок стоял напротив нее. Наклонился. Бандана, жесткий взгляд прищуренных глаз.

Вспомнила: садик, захват. Она в плену?!

– Очнулась? Хорошо.

Заныла скула, которой он коснулся. Дернулась куснуть – и голову пробила резкая боль; она вновь потеряла сознание.

Следующий раз очнулась уже в одиночестве. И опять от стука молоточков, тук-тук, тук-тук. Лежала на полу возле стены, над ней полка. Людей нет, сумки какие-то, ящики… Огляделась – и дошло: это колеса стучат, она в поезде! Скотчем залеплен рот. Руки. И да, ноги. Скручена-связана и, словно ковер, сложена в угол. Замечательно.

Подергалась туда-сюда. Перекатилась в проход. Превозмогая тошнотворную слабость, уселась, привалившись к стене. Перед глазами водили хоровод мерцающие звездочки. В тусклом свете ртутных ламп. Хоть бы одно окно – сплошь стены. Да ведь она в багажном вагоне поезда!

И тут услышала… что это? Будто кто-то плакал! Тихо, горестно. Чем дальше, тем жалостливее. Изогнулась и, вихляясь по-змеиному, поползла на звук.

В соседнем отделении привязанные, словно собачонки, веревкой к шесту, лежали ее мальчишки – Ваня и Саня! Маленький спал, раскинувшись на одеяле, а старший, свернувшись калачиком, рыдал. Грязный, в ссадинах, футболка порвана.

Она подползла, замычала. Он поднял голову и уставился на нее округлившимися глазами. Плач сам собой прекратился, губы разъехались в улыбку. Руки мальчишке связали, гады!

– М-марина… С-серге…

Она подползла и ткнулась лицом в его ладошки.

– Чего? А-а, скотч снять?

Покивала – молодец, мол, дотумкал. Он подцепил пальцем липкую ленту, зажал кончик…

– Ф-фу, хорошо-то как. Чуть не задохнулась. Спасибо, Вань.

Вывернулась ближе к нему, легла напротив, чтобы глаза в глаза.

Запинаясь, Иван принялся объяснять: до автобуса добежать не успевал, кинулся вдоль ограды, по кустам… его и догнали. И тяжко, протяжно вздохнул – сплоховал, мол. Виноват.

– Били?

– Нет! – помотал головой. – Толкнули. А потом того, кто толкнул, ругали за это.

Досталось малышу, бедному… им всем досталось.

– Расскажи, что в садике утром случилось, я ж так и не знаю… – попросила.

Иван, хоть и всхлипывал временами непроизвольно, довольно связно обрисовал ситуацию. Говорили тихо, опасаясь разбудить Саню.

После завтрака в группу пришли дяди в черном и всех отвели в зал. И из других групп тоже, просторное помещение на втором этаже было битком набито, воспитательницы еле справлялись. Детей по одному подводили к столу, где сидел доктор в белом халате, и после отправляли на другую половину. Но некоторых, очень немногих, уводили из зала. И его увели. Намазали лоб зеленкой и вниз отправили – «грузиться». А внизу… внизу чего было – она знает.

Когда в машине потом ехали, он слышал, как главный бандит ругался нехорошими словами. Потому что «погрузка» сорвалась. Что за «погрузка» – не понял, зато понял, что автобус они не догнали.

Она прикрыла веки, в носу защипало. Спаслись детишки… Не зря, значит…

– Марина Сергевна, ты плачешь?

– Да нормально все, продолжай. Опиши, что доктор конкретно делал?

Доктор смотрел голову, щупал тело, руки. И брал кровь. Да, именно кровь, Ване недавно такую же процедуру в поликлинике делали, он не путает. Штучку к пальцу прикладывают, будто комарик кусает… нет, не больно. Потом эту штуку – на стеклышко. И палочкой… Доктор обрадовался на его стеклышко, похвалил – «гут» сказал. И еще что-то не по-русски.

Марина воздела глаза к потолку – этого еще не хватало! Какие-то люди с иностранцем-доктором напали на садик, отобрали детей с особой кровью и хотели увезти? В голове не укладывалось.

– Вот ты где… – раздалось над ухом. Марина всем телом вздрогнула – до чего неслышно подкрался человек в черном! – Переместилась… ну и ладно, лежи тут, коли нравится… Шмонать тебя, красотка, каждый час велено, извини. Кусаться не советую. Слева личико подбито – так и тянет, понимашь, справа оформить… для симметрии.

Сильные руки опрокинули ее с боку на спину. И похотливо ощупали, огладили, сосредоточившись отнюдь не на связанных руках-ногах.

– Уж извините, но рты вам обоим залеплю. Ненадолго, после станции отлеплю. И чтоб мне не вздумали песни петь!

Едва он ушел, Марина заерзала, пристраиваясь ладонями к лицу мальчишки – и содрала тому скотч. Совсем дебилы – ребенок недавно плакал, носик с трудом дышал! А потом Ваня освободил рот и ей. Снова смогли разговаривать.

– Вань, я чего подумала… помнишь, дыру в заборе я резала ножницами?

– Да…

– И куда я их дела? В сумку? – нет, не стала бы, слишком долго. В карман? – нет, там шокер. Выбросить не могла, садик же, дети… Уж не в носок ли? Ну-ка, пощупай! – и она завертелась, подстраиваясь кроссовками к его ладоням. – Всю обшмонали, подсумок забрали, но ноги! В ногах бы не стали проверять, верно мыслю?

– Верно. Сейчас… Вот они, нащупал! Потерпите, достану…

– Ха… живем! Попробуем развязаться. Мужик сказал – скоро станция. А это шанс. Понял, Ванек, – шанс! Давай, надрежь мне вот тут, на руках… ладошки у тебя свободные, ловкие… Смелее! Молодчинка. Все, дальше сама…

Сбежали на удивление легко. Багажные вагоны запираются изнутри – они и сняли запор. Приоткрыли – а на улице ночь! Бандиты – или кто эти люди? – спали, наверное, расположившись с удобствами в оборудованных для сопровождающих купе, денек трудный выдался. Пока поезд плавно тормозил, ползя черепашьим ходом, Марина помогла выбраться Ване, а потом и сама выпрыгнула с Саней на руках. Повезло, что грузовой состав отправили на запасные пути: стоящие рядом цистерны затемняли яркий свет станционных фонарей, и их побег никто не заметил. Нырнули под соседний состав, еще под один… Дальше – лес. Бежали – и не верилось, что вот так запросто…

Правильно не верилось. Не прошло и получаса, как за ними организовали погоню.

Проклятые кусты… так и норовили подножку выставить. Ванек уже два раза падал. С его-то побитыми коленками… но держался, не ныл, молодец. Гены, наверное, сказываются, отец его тоже мужчина крепкий. Самой бы не навернуться, а то Саньку уронит, зашибет… тьфу-тьфу, только не это! она – сова, легко парит в темноте, глаз выколи, и ни за что никогда не грохнется! Не сбиться бы, луна светит в правый висок, направление перпендикулярно рельсам. Куда, интересно, их завезли? – к черту на куличики могли, полдня в поезде отмахали, империя велика. Судя по окружающему пейзажу, они в лесу, а где же люди, станция ведь, а вдруг в заповедник угораздило, леса сейчас все под присмотром государства. И не только леса – вся природа, экологию блюдут строго. И это прекрасно, но конкретно для них – как аукнется? Мысли мелькали калейдоскопом, ни одна не задерживалась в голове надолго.