– Эрия! – возопил Эдуард. – Эрия, ты же в отпуске!

– Отпуск по службе, а долг всегда, разве у вас не так? – сквозь зубы отозвалась Эрия, удерживая в ловком захвате странное существо, немного похожее на большую рысь.

– Метаморф! – сообразил Андрюша. – Это не кот, это метаморф! Я про них в книжке читал!

Метаморфа быстро, хотя и относительно вежливо вытащили в небольшую боковую комнатку.

Щеголеватый полицейский выслушал свидетельские показания, а потом и объяснения самого виновника переполоха – очень-де хотелось хоть ненадолго ощутить себя любимым всеми вокруг земным котом…

– Ну конечно, идейного метаморфа мы не потерпим!.. – И тут пристав весело рассмеялся. – А вот обычного, с официально оформленной гостевой визой – да. Так что, сударь, перестаньте трястись, что вас прямо сейчас засунут в клетку-метаморфовозку и первым же рейсом вышлют с Земли. Причем в грузовом отсеке. Ну на всякий случай… Однако впредь от подобных шуток настоятельно прошу воздержаться.

Злополучный турист спешно заверил, что больше он так не будет.

– На нашей планете метаморф не затеряется. И у нас нет шпиономании. Здесь те, кто прошел пограничный контроль, наши почетные гости.

Метаморф еще раз торжественно пообещал не устраивать себе развлечений в духе «родная мама не узнает», и на том инцидент был признан исчерпанным.

Правда, случайные очевидцы из числа туристов и официальных гостей Земли еще какое-то время делились впечатлениями. За столиком кафе беседовали два почтенных господина, по виду дипломаты.

– Жаль, что я не метаморф…

– Да, на самом деле жаль, адмирал-метаморф – это звучит воодушевляюще!

– К сожалению, служебными инструкциями на флоте запрещены офицеры-метаморфы.

– Может быть, чтобы не пугать подчиненных? Или форму сложно подобрать. Не заказывать же мундир по каталогу «Все для метаморфов». Там есть одежда, которая меняется в соответствии с обликом.

– Может быть. Но такая практика запрещена.

– Ну, если не обращать внимания на инструкции, то у вас вся конфедерация – один большой метаморф. Реагирующий на контакты и, так сказать, внешние раздражители.

– Пожалуй, но ведь в этом большом и не всегда дружелюбном космосе выживать как-то надо…

– Действительно, не всюду же такие условия жизни, как на этой благословенной планете. Эх, когда я был ребенком, то часто спрашивал взрослых, когда я смогу стать третейским судьей и всех спасти…

– И как они реагировали?

– Бабушка честно говорила, что для этого нужно родиться цесаревичем на Земле. Но если меня сочтут достойным, то я смогу на Земле хотя бы побывать.

Угольно-черное небо над полюсом усыпано звездами. Северное сияние струится над торосами. «Георгий Брусилов», стоящий в узком разводье, мерно покачивается, ожидая проводки. По бокам теснится лед – ноздреватый, грязно-голубой. Ефим, откинувшись в пилотском кресле, заканчивает настройку. Обернувшись, он различает в темноте белеющую громаду рубки. Зрители на мостике надевают солнцезащитные очки. Кто-то машет ему рукой. Приведя в движение десятитонный погрузчик, Ефим поднимает в ответ манипулятор, в котором зажата гигантская лопата. Фигура у «Святогора» – человекоподобная, для удобства мысленного управления. Поликарбонатные стекла грудной кабины когда-то давали превосходный обзор, но сейчас наглухо заварены пенотитановыми панелями. Десятисантиметровые плиты покрыты вмятинами и царапинами, словно злой великан лупил по ним молотом. Теперь единственный способ смотреть на мир – через поворотную видеобашенку на крыше. Радужное изображение с камер, сотканное из инфракрасного, видимого и рентгеновского спектров, напоминает бензиновую пленку. Вращая головой робота, Ефим осматривается – нагромождения многолетнего льда теснятся до горизонта. Перед судном – трехсотметровая промоина, заполненная серой шугой. Используя ТМИН, пилот отдает приказ, и «Святогор» принимает теннисную стойку – с лопатой, занесенной для удара. Пора!

Сияющий луч ударяет в конец промоины. Раздается оглушительный взрыв. Циклопический столб воды взметается в небо. Пятиметровый лед идет волнами. Пространство впереди заволакивает паром. Во все стороны, словно вулканические бомбы, летят глыбы льда. Ударная волна врезается в корпус. Пенный вал накрывает судно. Палуба ходит ходуном. Грохот стоит невообразимый. Ефим срывается с места – «Святогор» скользит по баку благодаря воздушной подушке, вмонтированной в ступни робота. Лопатой он разбивает летящие на нос ледяные громадины, принимая бронированными плечами град осколков. В перерывах погрузчик поддевает скопившуюся на палубе ледяную мешанину и швыряет за борт. Контейнеровоз прет вперед, следуя за всеразрушающим лучом. Надо торопиться, пока ФАВОР завис в зените. Скоро он начнет сваливаться из апогея, разгоняясь с каждой секундой, чтобы стремительным метеором пронестись над выстуженной Антарктидой и спустя три часа вновь вынырнуть над Северным полюсом. Пока орбитальная платформа не ушла за горизонт, ей предстоит вести караван по прямой, взрывая ледовые поля на пути. Газовозы из Сабетты и сухогрузы из Норильска пройдут между Элсмиром и Гренландией, чтобы добраться до канадского Черчилла в Гудзоновом заливе.

Ефиму аплодируют все, кто сейчас на мостике. Упиваясь тщеславием, пилот не замечает, что громоподобный гул, сопровождающий работу ФАВОРа, становится все ближе. Вынырнув из облака пара, луч ударяет в корабль. «Ты это видишь, брат?» – успевает выкрикнуть Ефим прежде, чем меркнет свет.

Часом ранее

Андрей объезжает Большой Кремлевский дворец по кругу. С одной стороны, неприятно, что его – подполковника СИБ – поставили в усиление, а с другой – охранять место сие почетно, ведь здесь скоро состоится обращение императора к государственному собранию и будут подведены итоги года. Неподалеку наверняка прохаживаются его коллеги из Системы Имперской Безопасности, но лишь Андрею начальство разрешило передвигаться верхом, зная его нелюбовь к пешим прогулкам.

В Кремле тихо – от реки веет безмолвием и прохладой, и лишь со стороны Александровского сада доносятся звуки народного гулянья – там царит предновогоднее оживление. Андрей закрывает глаза, подставляя себя ветру и чувствуя, как мороз покусывает круглые бока шалтая. Свернувшись в позе эмбриона внутри роботизированного чрева, он рассеянно пролистывает перед внутренним взором рабочие материалы – иностранную прессу, разведданные, аналитику.

Шалтай, черное яйцо двухметрового диаметра, несет Андрея вдоль Боровицкой улицы. Его многослойная скорлупа достаточно прочна, чтобы выдержать очередь из крупнокалиберного пулемета, но не настолько, чтобы спасти оператора от кумулятивной ракеты. Легкий разведчик – не более того. Яйцеобразная кабина подвешена к бочкообразному плечетазу, из которого растут страусиные ноги, обеспечивающие шалтаю превосходную прыгучесть и сокрушительный пинок. Если ног не хватит, то из плечетаза вынырнут стрекательные щупальца – семиметровые скрутки наполненных парафином углеродных нанотрубок. Толщиной с руку взрослого мужчины, верхние конечности в сорок раз сильней человеческих, стоит только пропустить через них ток. Ноги машины устроены так же, только в них для жесткости добавлены суставы из углепластика. Кальмарострауса венчает малюсенькая голова, набитая умносенсорами. Датчики попроще усеивают поверхность яйца, преобразовывая внешние воздействия в понятные человеческому мозгу ощущения – температуру, давление и тому подобное. Что до управления, то это как на велосипеде ездить: однажды научившись, уже не забыть.

Андрей проходит мимо охраны мероприятия – лейб-гвардии казаков. На них черные черкески и шаровары с васильковым галуном. Хромовые сапоги скрипят на морозе. Грудь перечеркнута лопастями башлыка. Заломленные набок папахи, из-под которых лихо выбиваются химически завитые кудри. За спинами – компактные винтовки. Булатные бебуты в серебряных ножнах заткнуты за алые кушаки.