Гости улетели ни с чем. Моя жена с Венерой отправляются назад тем же чартером — Дарига пообещала отцу, что не задержится в Вене ни на день.
Но концентрация высоких казахских чиновников в Вене не снижается. Здесь постоянно дежурит заместитель генерального прокурора Асхат Даулбаев, который известен больше всего своим охотничьим приключением. Помните историю конца девяностых, когда несколько чиновников отправились на охоту на боевом вертолете Минобороны Ми‑8 и потерпели крушение? На борту был как раз Даулбаев, на тот момент заместитель министра юстиции, а также руководитель Нацбанка, а позднее «Наурызбанка» Оразалы Ержанов. Даулбаев с Ержановым получили серьезные ожоги, но смогли пережить и само крушение, и последовавший за ним скандал. В то время, пресса еще могла писать о госслужащих, летающих на казенных вертолетах на частную охоту. Но к сожалению, Назарбаев не только не снял с работы этих героев, но и повысил их по служебной лестнице.
Министр внутренних дел Казахстана Бауржан Муха–меджанов дает указание своему представителю в штаб–квартире Интерпола в Лионе. Теперь кроме официальных представителей Казахстана в австрийской столице безвылазно сидит и Талгат Толеубаев, начальник азиат–ского отдела Интерпола. Этот толковый молодой человек, который служил у меня помощником в финансовой полиции, а потом мы с генералом Сергеем Кузьменко рекомендовали его в казахское отделение Интерпола. Оттуда его и забрали в головной офис международной полиции. Теперь он должен был убеждать австрийское правосудие, что казахский Интерпол действительно видит во мне преступника и что здесь нет никакого политического преследования.
В подкрепление Даулбаеву и Толеубаеву из Франкфурта на своей машине «Ауди» с номером F94115 срочно выехал Генеральный консул — Анарбек Карашев (еще один тайный агент КГБ-КНБ), прихватив с собой солидный штат переводчиков. Доверять моим бывшим подчиненым дипломатам из Посольства в Вене категорически нельзя.
Вся эта команда ежедневно добивалась встреч с австрийской полицией и требовала выдать меня как можно скорее. Эффект вышел прямо противоположный. Австрийцы поставили кордон на Феликс — Мотль-Штрассе, где в 19‑м районе располагается наше посольство, где последовательно останавливали и переписали всех выезжавших из него оперативных секретных сотрудников КНБ, а затем через МИД потребовали от них покинуть территорию страны в течение 24 часов.
А всем высокопоставленным казахским переговорщикам, продолжавшим осаждать Вену, вежливо растолковывали, что дело рассматривает прокурор и судья, а давить на независимую судебную систему в Австрии — дело бесперспективное и, главное, подсудное. Нашим же все казалось, что дело только в высоте волны, которая идет из Астаны. Что стоит только поднажать еще сильнее, как австрийцы сдадутся, из канцелярии бундесканцлера Гузенбауэра все–таки последует долгожданный звонок в Минюст, а оттуда — прокурору и судье, и те сразу примут правильное решение …
Талгат Толеубаев мне рассказал, что сначала МВД Казахстана отправляло телефаксы в Вену, что мы мошенники, приехавшие в Австрию по поддельным документам. Но потом быстро опомнились, и спустя день запрос отозвали.
Надо признать, что стратегия неослабного давления по тем западным фронтам частично сработала. Против меня применили весь Уголовный кодекс, от похищений людей до финансовых преступлений. Метода была простая: вместо того, чтобы говорить о коррупции режима Назарбаева, мне пришлось оправдываться, что я не совершал тех преступлений, которые на меня навешивали оптом и в розницу.
К пятнице 1 июля 2007‑го напряжение достигло апогея и должно было каким–то образом разрешиться.
В тот день от меня уже ничего не зависело. Чтобы не повторять привычного маршрута между домом и офисом, еду сначала в банк, а потом в парикмахерскую. На ныходе из нее меня ждет шоу, подобного которому не (шло в моей жизни.
На улице стоит группа в штатском — двое мужчин и с ними молодая женщина блондинка, с американской бейсболкой на голове. Явно дожидаются нас. Один подходит поближе, демонстрирует удостоверение: МВД-национальное бюро Интерпола Австрии. Вы мистер Алиев?
Я.
Мы говорим по–русски.
Очень хорошо. Мы уполномочены вас арестовать по запросу казаххкого Интерпола.
Даю сигнал телохранителям, что все в порядке. Начальник охраны из спецподразделения «Кобра» МВД Австрии пытается извиняться — говорит, что им по рации поступило распоряжение не препятствовать работе Интерпола Листрии, которое также находиться в составе МВД. Да я и не призываю устроить здесь шальную перестрелку. Каждый делает свое дело. Я на собственном опыте знаю, что разделение властей и верховенство закона.
— У вас есть оружие? — спрашивает полицейский.
— Есть, в машине.
— Есть разрешение на ношение?
— Есть, еще с 2002‑го года, вместе с удостоверением Посла Казахстана в Австрии.
Второй из группы отправляется к моему автомобилю. Невольно замечаю, что все трое ведут себя так, будто насмотрелись американских фильмов‑CSI про ФБР и представляют себя Крутыми Уокерами.
Полисмен залезает в машину и начинает ее обыскивать — он явно «слепой», не видит в упор дипломатические номера. Ведь машина все еще зарегистрирована на действующего дипломата, сотрудника посольства PK. При свете дня и при свидетелях он нарушает святая святых международного права — Венскую конвенцию — дипломатический иммунитет! Но с этим будут разбираться позже мои адвокаты.
Тот факт, что я еще оставался на тот момент послом Казахстана в странах бывшей Югославии и постоянным представителем в Венском офисе ООН, никого не волнует.
Женщина в бейсболке застегивает на мне наручники, почему — то значительно туже, чем требуется. Сразу чувствую, что левая рука перетянута, быстро начинает неметь. Но что интересно, мне разрешают оставить все личные вещи моему помощнику и переговорить с адвокатами. Садимся вчетвером в маленький «Фольксваген». Главный из группы за рулем, его напарница — рядом на переднем сиденье. В дороге узнаю, что она украинского происхождения, работает в полиции Вены.
Замечаю, что кружим по городу, нарезаем не имеющие смысла круги. Спрашиваю, куда едем — в моем положении это не праздный вопрос, если учесть самолеты, зафрахтованные КНБ и стоящие в терминале General aviation. Дама отвечает, что в аэропорт Швехат. И тут же смеется: это шутка. Должен признать, бывают случаи, когда шутки не кажутся мне смешными.
Прошу ослабить левый наручник и слышу отказ. Как будто я особо опасный преступник, которому нельзя освободить руки, пока не добрались до места. В дороге провели минут двадцать. Когда в участке, наконец, ослабили наручники, на левой руке осталась гематома, которая заживала потом несколько недель. Не самое образцовое задержание в европейской стране.
В полицейском участке обстановка спартанская — топчан с одеялом, однако мне этот интерьер нравится больше, чем люксовый салон самолета. Но чувствую, что быстро поднимается артериальное давление. Приходит доктор, измеряет давление: верхнее — 170. Требует, чтобы срочно ехали в больницу, делать кардиограмму. Я поначалу отказываюсь, но вскоре теряю контуры окружающей действительности. Последнее, что я помню в участке — надо мной склоняется та дама из Интерпола. Интересно, ей то что надо?
Очнулся уже в больнице, под капельницами. Это отделение находится в ведении Минюста. Врачи говорят, что инфаркта нет, но давление не проходит (оно будет держаться еще долго), как и боли в сердце.
Так прошла пятница. В этот день я должен был находиться на свободе, поскольку мои адвокаты уже перего–иорили с судьей и внесли залог за меня. Один миллион евро наличными — хорошо, что я заранее снял деньги со с воего банковского счета.
Согласно процедуре, я должен был после полицейского участка приехать к судье, который дал бы разрешение о выпуске под залог, а от него уже поехать домой. Но теперь меня не выпускают врачи. К высокому давлению добавилась сильная кожная аллергия, источник которой никак не могут определить. На сканировании обнаруживают у меня в желудке две металлических частицы непонятного происхождения. Теперь всем на ум приходит уже не Литвиненко, а украинской президент Виктор Ющенко, которого лечили от отравления в сосед–пси венской клинике «Рудольфинерхаус». А мне всё вспоминается дама из Интерпола, наклонившаяся надо мной в участке — что–то в этом было подозрительное.