— Знаешь, Мурад, по тому, как богачи страшатся этой страны, можно догадаться, что там беднякам на самом деле хорошо. В прошлом году к нам в порт зашел пароход под красным флагом с пятиконечной звездочкой в углу… Ты бы видел, что творилось в городе! С утра до поздней ночи на берегу стояла толпа. Люди кричали, махали морякам руками, шапками. Почему-то пришла полиция и разогнала их дубинками.
Астхиг заторопилась.
— Пошли, Мурад! Уже поздно, брат, наверное, вернулся с работы голодный, его нужно накормить.
Они поднялись. Мурад взял Астхиг за руку, и от одного прикосновения к этой маленькой теплой ручке душа его наполнилась необъяснимой радостью. «Вот так взять Астхиг за руку и смело шагать с ней по жизни», — думал он. В эту минуту Мурад был убежден, что с Астхиг он легко перенес бы любые невзгоды, какими бы тяжелыми они ни были.
— Ты очень-очень хорошая, и я люблю тебя, — прошептал Мурад.
Она опустила глаза и ничего не ответила.
Дня через четыре к Мураду на фабрику забежал Мушег, он был явно взволнован.
— Ты слыхал новость? — спросил Мушег.
— Нет, разве что-нибудь стряслось?
— Сюда к нам в Бейрут пожаловал преподобный отец Смпад; он, оказывается, на самом деле стал американским миссионером.
— Ну и черт с ним! Подумаешь, какая новость! Собаке собачья дорога!
— Знал бы ты, чем занимается наш ученый земляк, не рассуждал бы так!
— Чем же особенным может заниматься Смпад со своей маленькой головой и подленьким сердцем? Наверное, читает где-нибудь проповеди о пользе добродетели или еще о чем-нибудь в этом роде.
— Мурад, не будь наивным ребенком! Американцы не станут тратиться из-за таких пустяков. Говорят, на днях Смпад произнес горячую речь, в которой призывал армян всеми силами бороться против коммунистов, и заявил, что отныне армяне должны уповать только на милость американцев и только от них ждать освобождения своей родины.
Мурад еще никогда не видел своего друга таким решительным и серьезным.
— Постой, постой! От кого же это армяне должны освобождать свою родину?
— Разумеется, от большевиков.
— И отдаться на съедение туркам? Ну, брат, это старая песня, на эту удочку сейчас никого не поймаешь!
— Как бы не так! Ведь эти речи сопровождаются дешевой благотворительностью, и проповедь приобретает определенный смысл для голодных людей. Смпад целыми днями ходит по лачугам бедняков, раздает поношенную одежду и обувь, а дашнаки на все лады расхваливают и превозносят добрые деяния американского миссионера.
— Выходит, они уже снюхались?
— Еще бы! У них все давно согласовано и роли распределены по всем правилам.
— Мерзавцы! Крови им мало! Что ж, мы тоже сложа руки сидеть не будем, соберем рабочих, бедняков и расскажем им всю правду.
— Это не так-то просто сделать, как ты думаешь: ведь у них деньги, газеты, типографии, а у нас что?
— Мы еще посмотрим, у кого что! — угрожающе сказал Мурад. — Зато правда наша и будущее тоже за нами. Мы с тобой не одни, везде друзья, даже на нашей фабрике. Надо действовать! Я встречусь с Вартаном и скажу тебе. Жди меня сегодня вечером в гараже.
Поздно вечером Мурад зашел к Вартану и рассказал ему о случившемся. Вартан только улыбнулся своей доброй улыбкой.
— Вы молодцы, правильно оценили опасность этой грязной пропаганды, — сказал он спокойно. — Нам хорошо известны их козни: дашнаки хотят превратить армян, живущих вдали от родины, в наемников американского империализма. Армяне не раз испытывали на себе «благодеяния» англичан и американцев и за свою доверчивость расплачивались дорогой ценой — жизнями миллионов людей. Сейчас времена другие, у нас есть рабочий класс, коммунистическая партия, и она не допустит повторения старого.
— Дядя Вартан, вы не можете себе представить, что за низкий человек этот Смпад! Он на все способен, даже родного отца продаст без зазрения совести.
— Что отец родной, когда он народ свой продал американцам! — Вартан встал, вышел в другую комнату и вернулся оттуда с листом бумаги в руках. — Мы уже приняли кое-какие меры, подготовили к печати листовки. Кроме того, решили созвать большой митинг.
— Здорово написано! — воскликнул Мурад, быстро пробежав глазами листовки.
Мурад начал энергично агитировать среди рабочих, выступать против дашнаков. В обед он собирал вокруг себя товарищей по работе и в шутливой форме рассказывал им отдельные подробности жизни Смпада: об его отце, предателе Манукяне, и о том, как сын ценой предательства в детском доме для сирот купил себе право на учебу. Рабочие, с интересом слушая Мурада, возмущенно качали головами.
Почти каждый вечер Мурад заходил к Астхиг. Иногда они вместе бродили по окрестностям. Когда же оказывался дома Мушег, то начинались бесконечные споры, в которых Астхиг не принимала участия, только горящими глазами следила то за своим братом, то за Мурадом.
— Только, ради всего святого, будьте осторожны! Я страшно боюсь за вас обоих, — тихо сказала им Астхиг.
Листовки были отпечатаны. Вартан попросил Мурада зайти по условленному адресу и взять несколько пачек.
— Вы разбросайте их по рабочим местам, расклейте по курилкам. — А когда Мурад, забрав часть листовок, собрался уходить, Вартан остановил его: — Смотри, Мурад, будь осторожен! С этим можешь попасться, а нам каждый человек очень дорог.
Мурад в два приема перетащил листовки на фабрику.
На следующий день Мурад пришел на фабрику раньше обычного. Там его уже ждал электромонтер Крикор. Они вдвоем разбросали часть листовок по рабочим местам в ткацком цехе, потом спустились в красильню, но двери ее оказались на замке.
— Как быть?
— В обеденный перерыв обычно все красильщики уходят в буфет, тогда и зайдем, — нашел выход Крикор.
Они наклеили на стенах курилки еще несколько листовок, затем вышли во двор и стали дожидаться начала смены.
Вскоре во дворе фабрики стало шумно. Собрались рабочие. Они громко разговаривали, сообщали друг другу городские новости: о ценах на овощи, о том, что в Бейрут из Турции приехала новая партия армян. Кто-то рассказал о том, что американцы собираются открыть столовую, где будут бесплатно кормить бедняков.
Ровно в семь люди разошлись по цехам, и начался обычный рабочий день. В ткацком цехе рабочие, заметив листовки, оглядываясь по сторонам, прятали их по карманам или за пазуху. Наиболее нетерпеливые побежали в курилку, чтобы прочесть там. Мурад, нагнувшись над станком, осторожно и спокойно наблюдал за происходящим.
Первая половина дня прошла спокойно. В двенадцать часов раздался протяжный свисток мастера, извещающий об обеденном перерыве. Монтеры выключили моторы, и рабочие толпой вышли во двор. Некоторые из них, главным образом холостые, направились в буфет; большинство же, присев в тени чахлых деревьев, развернули свои маленькие узелочки и принялись завтракать. Мурад достал оставшиеся листовки, спрятал их под блузу и спустился в красильню, но там было полно народу, и ему пришлось уйти ни с чем.
Проходя двором, Мурад заметил, что рабочие, собравшись маленькими группами, о чем-то шепчутся и смотрят в сторону ткацкого корпуса. Оттуда вышел Крикор. Поравнявшись с Мурадом, он бросил на ходу одно слово: «Полиция!» — и торопливо вошел в механическую мастерскую.
Мурад побежал было в котельную, чтобы уничтожить там листовки, которые лежали у него в кармане, но в это время из ткацкого корпуса вышел хозяин в сопровождении француза-сержанта и двух местных полицейских.
Увидев бегущего Мурада, хозяин визгливым голосом закричал:
— Держи его! Это он!..
В эту минуту хозяин, раскрасневшийся, с налитыми кровью глазами, был страшен.
Сержант подошел к Мураду и положил свою руку на его плечо.
— Ты принес листовки? — спросил он, пристально посмотрев в глаза Мурада.
— Какие листовки? О чем вы говорите? — в свою очередь спокойно спросил Мурад.
— Ах, ты даже не знаешь, о чем идет речь! — рассмеялся сержант. — Обыщите его, — приказал он полицейским.