В кабинете наступила тишина. Николай Николаевич и Корзинкин хорошо знали крутой нрав своего директора и ожидали взрыва, однако все обошлось благополучно. Новожилов как ни в чем не бывало сказал главному инженеру:

— Николай Николаевич, мы с тобой люди не гордые, пойдем вместе на мост и попытаем счастья.

Ночь была безлунная, но светлая. Мороз все крепчал, дул пронзительный ветер. Во льду Москвы-реки были проломы, и оттуда подымался пар. С высоты моста хорошо виднелись силуэты домов, высокие трубы фабрик, заводов и электростанции. Нигде ни одного огонька, словно огромный город погрузился в тяжелый сон.

Чтобы не замерзнуть совсем, они подпрыгивали на месте и время от времени били себя руками по бокам.

— Что-то не видать грузовиков, — сказал Николай Николаевич и снова начал подпрыгивать.

— Всегда так. Целый день двигаются без перерыва, а когда нужно, нет ни одного. — Новожилов посмотрел на посиневшее лицо инженера. — Что? Сильно замерз?

— Есть немножко, — ответил тот.

— Я, конечно, мог взять с собой Корзинкина, но он, бедняга, здорово простудился, не хотел подвергать его риску… А Сергеев? Видал, каким белоручкой оказался? И мотив придумал благородный: видите ли, брать бензин у военных — преступление, как будто мы не на войну работаем.

Странный вид двух людей, одного в богатом пальто, второго в шинели полувоенного образца из генеральского сукна, в белых фетровых бурках и в меховой шапке с опущенными ушами, привлек внимание военного караула. Офицер с красной повязкой на рукаве в сопровождении двух солдат не спеша подошел к ним и, козырнув, спросил:

— Кто вы и почему так долго здесь стоите?

Новожилов коротко рассказал о беде, постигшей фабрику, и добавил:

— Стережем автоколонну, направляющуюся на ремонтный завод, надеемся, что водители войдут в наше положение и перебросят уголек с товарной станции к нам на фабрику. — Он расстегнул пальто и, вытащив из бокового кармана пиджака удостоверение личности и ночной пропуск, протянул офицеру.

— Все в порядке, — сказал тот, — только вы забываете, что скоро комендантский час, и если вы запоздаете, то грузовики к вам на фабрику не пустят.

— Будем надеяться на вас… Нельзя же допустить, чтобы такая махина остановилась.

Офицер улыбнулся, но ничего не ответил. Он так же медленно отошел от Новожилова, как и подходил. Солдаты последовали за ним.

Они опять остались вдвоем на мосту, и каждый думал о своем. Находкин о том, что вот им холодно в добротной одежде, а как же сейчас солдатам в промерзлых окопах, под огнем врага? А Новожилов о том, что офицер, с которым он говорил, симпатичный малый, и, если грузовики даже запоздают, он все равно пропустит их на фабрику. Главное, чтобы появилась автоколонна, а там все наладится. Новожилов почему-то уверен, что сумеет уговорить водителей.

Вот наконец и они — целая колонна трехтонок, медленно ползущая по мосту с потушенными фарами.

При виде автомашин у Новожилова забилось сердце, и он, позабыв о всякой осторожности, выбежал на середину моста и высоко поднял правую руку. Водитель первой машины убавил газ и, поравнявшись с ним, затормозил. Машина остановилась в метре от Новожилова, тут же из кабины выскочил старшина и закричал:

— В чем дело? Взбесился, что ли, под машину лезешь?!

— У нас к вам просьба огромная. — Новожилов говорил тихим заискивающим голосом.

— Какая еще просьба? — старшина проявлял явные признаки нетерпения.

— Я директор фабрики, тут, по соседству, а этот товарищ — главный инженер. — Новожилов кивнул в сторону Николая Николаевича. — Мы с ним стоим здесь больше часа и дожидаемся вас. Дело в том, что еще немного, и фабрика наша остановится, замерзнет — нет топлива. Не думайте, уголек у нас есть, но только он на товарной станции, а перевезти его не на чем. Нет ни грамма бензина. Помогите, пожалуйста, перекинуть уголек к нам на фабрику. Товарная станция всего в каких-нибудь трех километрах отсюда. Мы поблагодарим водителей.

— Не знаю… вроде поздно уже. Мы ведь едем на авторемонтный завод, — заколебался старшина, — закроют завод, и мы останемся на улице до самого утра… И водители, они очень устали, мы отмахали сегодня четыреста километров.

— Завод рядом, директора я знаю, позвоню ему, и он примет вас в любое время дня и ночи, — не отступал Новожилов, — уговорите водителей. Мы ведь тоже для фронта просим, а еще накормим вас горячим ужином, без хлеба, конечно, хлеба у нас нет. Сверх того, каждому водителю дадим по пол-литра водки, пусть отогреются ребята с дороги.

— Дело не в угощении, только ведь это незаконно, еще к ответственности привлекут, — не соглашался старшина.

В это время к ним подошел офицер, тот самый, который проверял документы у Новожилова.

— Вот товарищ офицер может подтвердить, что это незаконно, мы не имеем права возить чужой груз без специального разрешения. — Старшина искал поддержку у офицера.

— Здесь особый случай, — сказал тот, — нужно помочь фабрике, мы ведь делаем одно дело с ними.

— Значит, иначе замерзнет фабрика? Ну, раз такое дело, попробуем. — Старшина зашагал вдоль колонны и, поочередно открывая дверцы кабин, что-то говорил водителям. Вернувшись, спросил у Новожилова: — Сколько тонн угля нужно перевезти, товарищ директор?

— Сорок, — поспешил с ответом Новожилов, — за одну поездку справитесь. Мы с погрузкой поможем, дело пойдет быстрее.

— Ладно уж, была не была, повидалася. Подвезем вам уголек. Вы садитесь в кабину со мной и покажите дорогу. — Старшина направился к своему грузовику.

Прежде чем последовать за ним, Новожилов подошел к Николаю Николаевичу и зашептал ему на ухо:

— Иди скорей на фабрику, найди начальника орса, заведующего столовой и скажи им, чтобы приготовили еду на двадцать человек, а еще пришли побыстрее на товарную станцию побольше работниц с лопатами.

На товарной станции работницы накладывали уголь в корзины.

— Отставить! — крикнул он, выпрыгнув из кабины. — Лучше помогите нагружать машины, так быстрее будет.

Не успели они загрузить первую машину, как с фабрики пришли еще двадцать работниц с лопатами. Новожилов поставил по обеим сторонам угольной кучи по два грузовика, и дело пошло. Вскоре кузова всех пятнадцати трехтонок были заполнены углем, и колонна двинулась по направлению к фабрике. Пока автомашины разгружались у котельной, Новожилов пригласил старшину и водителей умыться и идти в столовую ужинать. Угощение было больше чем скромным: щи из свежей капусты и толченая картошка, заправленная хлопковым маслом. Солдаты достали из своих вещевых мешков по банке консервов, хлеб и уплетали все с таким аппетитом, что у Новожилова закружилась голова, так захотелось есть. Он попросил и себе порцию картошки.

Когда ужин подходил к концу, в столовую торжественно вошел кладовщик Иван Васильевич, или попросту дядя Ваня, пожилой человек с длинными усами. Он с важностью и достоинством нес тяжелую корзину. Дядя Ваня опустил свою ношу на пол и не торопясь, торжественно, а может быть, и с некоторым сожалением вытащил оттуда шестнадцать поллитровок и расставил их на столе.

— А это вам, дорогие товарищи, вы нас здорово выручили, — сказал водителям Новожилов, — пейте на здоровье.

Шоферы переглянулись, а старшина встал, поблагодарил директора и вручил каждому его бутылку, свою же он сунул в карман брюк.

Директор, как учтивый хозяин, вышел проводить гостей во двор. Водители завели моторы, и грузовики один за другим выехали из широких ворот.

Главный инженер озабоченно сказал Новожилову:

— Василий Алексеевич, может, пустим цех, начнем работу?

— Оно бы хорошо, только как бы опять не очутиться у разбитого корыта. Я схожу в котельную, проверю, тогда решим.

В котельной было тепло и дымно, подвозчики угля разгружали вагонетку у топок, а кочегар Шарапов, увидев директора, еще издали показал ему большой палец — полный, мол, порядок.

— Как думаешь, Шарапов, запускать нам цехи? — спросил директор, подходя к кочегару.