На совещании было решено форсировать подготовку к восстанию, хотя определенный срок назван не был — было только высказано пожелание не откладывать его позднее марта.
Василий, рассказав о планах немцев Сарьяну, решил поговорить и с Маринье.
Маринье выслушал Василия с большим интересом и сказал, что немедленно доведет до сведения министра обо всем услышанном, ни в коем случае не называя фамилию мосье Кочека.
— Разве я не понимаю, что вам, как иностранцу, рискованно вмешиваться в политику? — Воспитанный человек, он не задал ни одного вопроса о том, откуда у совладельца рекламной фирмы такие сведения.
По тому, с какой быстротой были приняты меры и Кьяпп был уволен в отставку, можно было понять, что правительство располагало и другими данными о деятельности префекта полиции и о готовившемся фашистском восстании. Из-за этого быстрого и решительного удара день восстания, вероятно, значительно отодвинулся бы, если бы не скандал, внезапно разразившийся в Париже.
Крупнейший французский финансист Александр Стависский, ворочавший миллионами, неожиданно для всех обанкротился и покончил с собой. После его смерти выяснилось, что созданные им банки и другие предприятия дутые, а сам Стависский аферист высокой марки. В его финансовых махинациях оказались замешанными многие политические деятели и парламентарии. Парижане были крайне возбуждены, — банкротство Стависского затрагивало интересы сотен тысяч людей, мелких держателей акций его фиктивных предприятий.
Газеты сообщили, что на шестое февраля в три часа дня назначено заседание Национального собрания. А накануне, поздно вечером, в квартире Василия раздался телефонный звонок. Фрау Шульц — Василий узнал ее по голосу — просила к телефону мадам Марианну.
До этого фрау Шульц никогда не звонила им домой, и Василий понял, что только чрезвычайные обстоятельства принудили ее пойти на это. И действительно, положив трубку на рычаг, Лиза сказала, что ей нужно сейчас же встретиться с фрау Шульц.
— Как я поняла, у нее что-то срочное, — добавила она, поспешно накидывая пальто.
— Я провожу тебя!
— Зачем? Я скоро вернусь.
Лиза ушла. Сильно встревоженный, Василий шагал по столовой из угла в угол. Первое, что пришло в голову, — опасение, что немцы разоблачили стенографистку и вслед за этим последует множество неприятностей. Но тогда фрау Шульц не стала бы звонить, тем более так поздно. Что еще? Маринье огласил его фамилию? Если даже допустить, что это так, — откуда об этом стало известно Шульц?..
Наконец-то раздался звонок и в прихожую влетела взволнованная Лиза. Она прошептала скороговоркой:
— Час тому назад Эльза Браун неожиданно появилась в ателье и, уединясь с фрау Шульц в отдельной кабине для примерки платья, сказала, что фашисты назначили восстание на завтра — в день дебатов в Национальном собрании!
— Других подробностей она не сообщила?
— Она сказала, что фашисты намереваются стянуть свои силы к площади Согласия, штурмом ворваться в Национальное собрание, перебить левых депутатов, а остальных силой принудить голосовать за передачу им власти.
Василий посмотрел на часы — около десяти. Ехать к Сарьяну за город — значит потерять много времени. Нужно срочно повидаться с Маринье. В телефонном справочнике Василий нашел номер его домашнего телефона и позвонил.
— Извините, ради бога, за поздний звонок, меня вынудили к этому особые обстоятельства, — сказал он, когда к телефону подошел Маринье.
— Приезжайте ко мне, я буду ждать вас, — Маринье сказал свой адрес.
В доме Маринье Василий назвал себя слуге, открывшему ему двери, тренером теннисного клуба. Когда хозяин спросил его, к чему такая осторожность, Василий ответил: не исключено, что кто-либо из слуг Маринье состоит в штурмовых отрядах полковника де ла Рокка.
— Может быть, может быть, — Маринье нахмурился, но спорить не стал.
Василий рассказал ему все, о чем только что узнал.
— Не может быть! — Маринье слегка побледнел.
— Источники информации тщательно проверены, они не вызывают никаких сомнений! — Василий следил за выражением лица хозяина дома и ждал, что же он будет делать.
— Позвоню министру и попрошу принять меня немедленно! — Маринье назвал нужный номер и, закончив разговор, обратился к Василию: — На чем вы приехали ко мне?
— На такси.
— Жаль, я думал, на своей машине… Ну, все равно, — надеюсь, мы поймаем такси!..
Правительство, предупрежденное о готовившемся восстании, стянуло к Национальному собранию полицейских и отряд гвардии для защиты парламента от фашистов.
Парижане с удивлением и страхом наблюдали, как через площадь Согласия идут к парламенту отряды фашистов. Перед министерством морского флота произошло настоящее сражение между демонстрантами и гвардейцами. Горел подожженный фашистами автобус. Слышались крики: «Долой Даладье!», «Да здравствует Кьяпп!»
Депутаты с опаской поглядывали на охрану, выставленную у Бурбонского дворца, — опасность, что фашисты ворвутся в здание парламента, была вполне реальной.
В шесть часов правительство Даладье получило первый вотум доверия: «за» проголосовали триста депутатов, «против» — двести семнадцать.
Девять часов вечера. Заседание палаты депутатов продолжается. Не прекращается и фашистский мятеж. Возле здания министерства морского флота возникает пожар. Гвардейцы выстрелами из револьверов отгоняют фашистских молодчиков, пытающихся ворваться в здание парламента.
Даладье вторично ставит на голосование вопрос о доверии правительству. На этот раз за вотум доверия голосуют уже триста шестьдесят депутатов.
Правительство Даладье все же вынуждено было подать в отставку через два дня. Председателем правительства национального единства становится сенатор, бывший президент республики Гастон Думерг. Министром иностранных дел — престарелый Луи Барту, названный впоследствии апостолом восточного Локарно.
Февраль был на исходе, приближалась весна 1934 года. Казалось, весь мир превратился в большой кипящий котел, а политики и власть имущие взяли на себя роль кочегаров, неустанно подбрасывая под этот котел горючее. Даже не искушенным в политике людям становилось ясно, что дело идет к войне — к большой, кровопролитной войне. Не хотели замечать этого правящие круги больших капиталистических государств. Вместо того чтобы одернуть бесноватого ефрейтора, они закрывали глаза на все, что творили фашисты, надеясь, что Гитлеру удастся то, чего не удалось сделать Антанте в 1917–1920 годах, — уничтожить Советское государство. Со своей стороны, гитлеровцы всячески укрепляли эти надежды ослепленных ненавистью к коммунизму политических деятелей, превратив антикоммунизм в государственную доктрину фашистской Германии. В Берлине открыто заявляли о своем намерении «всеми средствами бороться против опасности большевизма», «покончить с мировым коммунизмом», «ликвидировать Советский Союз». Эти антикоммунистические, антисоветские призывы гитлеровцев находили отзвук в сердцах правящих кругов капиталистических государств, в особенности у руководителей монополий Соединенных Штатов Америки.
Как следствие этого перед фашистской Германией широко раскрылись двери стальных сейфов и доллары широким потоком потекли к фашистам. Заключались десятки договоров и соглашений на поставку Германии стратегического сырья, вооружения и даже новейших авиационных моторов. От Америки не отставала и Англия. Британские банки: «Империал кемикл индастрис», «Виккерс-Армстронг», «Хиггинс энд К0» и другие — широко финансировали немецкие предприятия, занятые производством вооружения. По словам американского посла в Берлине Додда, «…англичане сами нарушили Версальский договор, продавая Германии самолеты и другую военную технику».
Стало известно, что американский дипломат Норман Дэвис, посетив Германию в начале 1933 года, беседовал с Гитлером. Выслушав его антисоветские высказывания, Дэвис заявил Гитлеру, что Соединенные Штаты относятся к проводимой Гитлером политике с полным пониманием.
