— Скажите, фрейлейн Марианна, есть у вас в нашем городе знакомые?

— К сожалению, нет.

— Где же в таком случае вы думаете остановиться?

— Еще не знаю. Сниму номер в недорогой гостинице, постараюсь найти себе приличный пансион…

— Не думаю, что гостиница подходящее место для одинокой девушки… Не так ли, Альберт? — обратился Дитрих к толстяку.

— Разумеется.

— Вот что, фрейлейн Марианна, вы можете жить некоторое время с нами, пока мы не подыщем для вас подходящее место в пансионате или в порядочной немецкой семье.

— К нам, фрейлейн Марианна, поедемте к нам! — радостно закричали дети.

— Право, не знаю… мне совестно беспокоить вас!..

— Никакого беспокойства, — вмешалась Гертруда. — Дом у нас большой, свободных комнат много. Паулю и Эльзе тоже будет весело с вами.

Не успели Дитрихи войти в дом и распаковать вещи, как к ним началось паломничество. Создавалось такое впечатление, что все немцы, живущие в этом городе, считали себя обязанными засвидетельствовать свое почтение герру Иоганну Дитриху. Все шумно выражали свою радость по поводу его возвращения, говорили, что без него чувствовали себя сиротами, что за время его отсутствия образовался полнейший застой в делах, для завершения которых требуются и его совет, и личное его вмешательство… Невольная свидетельница этих разговоров, Лиза поняла, что ее хозяин — глава местных фашистов и, кроме своих официальных обязанностей директора немецкого банка, выполняет какие-то особые функции. Что ж, все это было ей на руку!..

Лизу представляли гостям как друга семьи, и все местные немцы стали считать ее «своей», относились к ней доверительно и говорили при ней о таких делах, о которых не стали бы говорить при посторонних. Лиза же старалась как можно реже попадаться на глаза и, когда начинались особо откровенные разговоры, незаметно исчезала. На это обратил внимание Дитрих и как-то сказал жене:

— Знаешь, эта Марианна очень тактичная и скромная девушка, недаром в ее жилах течет немецкая кровь! Будь она чистокровная немка, я предложил бы ей работу воспитательницы наших детей.

— Это было бы чудно! Пауль и Эльза в ней души не чают.

— Нельзя! Детей Иоганна Дитриха не может воспитывать девушка, родившаяся от смешанного брака, — оборвал жену Дитрих.

Толстяк Соковский редко появлялся в доме директора банка, но каждый раз говорил Лизе неуклюжие комплименты.

— Мы вас непременно выдадим здесь замуж и устроим пышную свадьбу!

Фрау Гертруда под большим секретом сообщила Лизе, что Альберт Соковский — доверенное лицо фон Нейрата, его неофициальный представитель, и выполняет здесь особо важное задание.

— Вы должны знать, милая Марианна, что в этой стране живут неполноценные люди, и потому некоторые их политики, стоящие в настоящее время у власти, надеются получить у Франции помощь против нас — немцев. Но их надежды напрасны! У Соковского есть при дворе короля надежные друзья, с их помощью он уберет негодных министров и на их место посадит преданных Германии людей! — выбалтывала она Лизе слышанные от мужа секреты. — Не думайте, что герр Соковский просто флегматичный толстяк. Он — стопроцентный пруссак и все может… Говорят, он лично знаком с фюрером еще по Мюнхену и ссужал его деньгами, когда зарождалась партия национал-социалистов. Соковский чудовищно богат, он владелец завода сельскохозяйственных машин и еще кое-чего, о чем не принято говорить громко. Надеюсь, вы понимаете меня, милая?..

Лиза не раз предлагала Гертруде деньги за комнату и питание, но та каждый раз решительно отказывалась. Чтобы хоть как-нибудь отблагодарить своих хозяев, Лиза играла с Эльзой и Паулем, водила их гулять. После обеда, когда детей укладывали спать, она, взяв путеводитель, бродила по городу, знакомилась с его достопримечательностями, посещала музей. Иногда к ней присоединялся кто-нибудь из местных немцев, — молодые люди старались развлекать красивую девушку, друга семьи Дитрихов, завоевать ее расположение. Лиза охотно прогуливалась с ними по людным улицам — демонстрировала местным властям свои обширные знакомства с влиятельными немцами.

Спустя несколько дней после приезда Дитрих сказал Лизе, что ему удалось связаться с чудаком профессором, и, если у фрейлейн Марианны не пропала охота копаться в земле, она может съездить к этому Николаи.

— Профессор живет в палатке около своих сокровищ и почти не бывает в городе, — добавил он.

— Вы дадите к нему записку или мне просто сказать, что я от вас?

— Просто скажите, что от меня. Этого будет достаточно!..

Рано утром Лиза, с саквояжем в руках, стояла на обочине шоссе и усердно «голосовала» проезжавшим мимо машинам. Наконец шофер грузовика затормозил, и она села в кабину рядом с ним. К несчастью, оказалось, что шофер не понимает ни слова из языков, на которых попыталась разговаривать с ним Лиза. Потеряв всякую надежду растолковать ему цель своей поездки, она начала показывать, как копают землю, и повторяла слова: «Профессор, раскопки, понимаете, профессор Николаи».

Имя профессора оказалось известным шоферу. Около столба с отметкой «двадцать семь» он затормозил и показал на людей, копошившихся в земле. Расплатившись с шофером, Лиза побежала к ним и без труда догадалась, кто из них профессор Николаи.

— Я от господина Дитриха, он говорил вам обо мне, — представившись, сказала Лиза.

— Вы француженка? — Профессор внимательно разглядывал просительницу.

— Нет, не француженка…

— Где же, в таком случае, вы научились так хорошо говорить по-французски?

— Давно живу в Париже, учусь в Сорбонне.

— Скажите честно, вы хотите получить диплом, чтобы принести его своему жениху в приданое, или действительно собираетесь заниматься наукой?

— По мере моих скромных сил хочу заниматься наукой. И буду вам весьма благодарна, если вы разрешите мне участвовать в руководимых вами раскопках, — сказала Лиза.

— Раскопки — не женское дело! Видите, какая у нас грязь, пыль… Впрочем, если вас действительно интересует наша работа, можете приезжать к нам и знакомиться со всем, что мы извлекаем из земли, — предметы эти двухтысячелетней давности. Вы умеете рисовать? — спросил профессор.

— Умею немножко.

— Отлично, кое-что срисуете. Видите ту мраморную статую женщины? Она хорошо сохранилась, только чуть-чуть пострадал нос. Она уникальна! Такой вы не найдете ни в одном музее мира. Если есть с собой бумага и карандаш, можете начать рисовать.

— Благодарю вас, вы очень добры!.. Как вы полагаете, здесь было поселение римлян или крепость? У нас много толков по этому поводу.

— Скорее всего, здесь было поселение. Но так как римляне жили в чужой стране, окруженные народом, враждебно настроенным по отношению к ним, они вынуждены были обнести поселение крепостной стеной, широким валом и воздвигнуть сторожевые башни. Однако это не помогло им, — по всей видимости, жители этой страны напали на римлян, уничтожили их и разрушили поселение…

В течение целого часа, под палящим солнцем, старик водил Лизу по развалинам, показывал остатки крепостной стены и башен, давал объяснения.

— Учтите, мадемуазель, — столь же печально завершается участь завоевателей во все века! Если канула в Лету могущественная Римская империя, то что же ждет современных завоевателей?..

Лиза срисовала мраморную статую, и когда солнце склонилось к закату, попрощалась с профессором и поехала в город.

Теперь у Лизы было полное основание пожить в этом городе еще некоторое время. Она мысленно благодарила чудака ученого за то, что он не разрешил ей участвовать в раскопках, — иначе Лизе пришлось бы каждый день ездить в эту пустынную местность и часами копаться в земле под палящим солнцем.

Фрау Гертруда, сообщив Лизе, что в пансионате, где обычно останавливаются немцы, освободилась комната, сказала:

— Не понимаю, почему бы вам не жить у нас до самого отъезда? Вы же видите, мы к вам хорошо относимся, а дети мои привязались к вам…