Монастырь чейтов помещался в глубине страны на южном побережье Желтого моря, где в подземелье находились огромные кумирни и кельи монахов. Близ Токио также находилась кумирня, около берегов Сумидагавы.

Они собирались в своих подземельях лишь в экстренных случаях.

Проникнуть в их таинства было очень трудно, так как они себя ограждали разными мерами предосторожности. Посвященные давали клятву служить бескорыстно, подчиняясь Чей-И беспрекословно.

По улицам Токио в одиннадцать часов вечера движение замечается только на главных европейских улицах. Все остальные части города погружены в безмятежный сон.

Лишь изредка попадаются запоздавшие обыватели с бумажными фонарями, пробирающиеся в свои отдаленные от центра домики.

Домики японцев, с их картонными стенами, беспорядочно разбросаны по окраинам столицы и покрывают, как бисером, те конусовидные горки, которыми окаймлен левый берег реки Сумидагавы.

Сегодня эти маленькие, узкие улицы необычайно оживились.

Со всех концов Токио жители в самых разнородных и причудливых одеяниях устремлялись к серой скале старого токийского кладбища.

Кладбище было расположено по горе и разделялось на три уступа.

В разных местах. кладбища виднелись разноцветные огоньки.

То были ревностные исполнители религиозных обрядов — «шин-тоисты», которые в этот день, в день поминовения предков, несли на могилы вино «саки», рис и нечто вроде пирожного, именуемое «той».

Они верили, что перед восходом солнца из Нирваны является на землю усопший и насыщается этими яствами и питиями.

Хитроумные сторожа кладбища обыкновенно перед зарей сливали вино в особые кувшины, унося их домой.

Погода стояла прекрасная: южная ночь, яркая луна, мириады звезд, вдали непроницаемая тьма окружающего пейзажа, отражение небесных светил в реке Сумидагава, придавали всей картине волшебный оттенок.

Мимо кладбища то и дело мелькали тени людей, направлявшихся к серой скале, на южной стороне которой имеется маленький портик, ведущий в таинственное подземелье секты чейтов.

Войдя сквозь узкий проход в каменную, из неровных глыб вырубленную лестницу, ведущую в кумирню, толпа чейтов остановилась.

Два японца спросили пароль.

— Семь, — ответили пришедшие.

Это слово «семь» означало слово седьмой парамит: безусловное послушание.

По правую сторону обширного подземелья, отведенного величавой фигуре Будды, стоял большой стол для приема жертвоприношений.

Каждый входящий, неся жертвы натурой и деньгами, берет в руки маленький деревянный молот и ударяет им по бронзовой доске жертвенника («тонга»), дабы обратить внимание бога на его жертвоприношение. Затем он садится на циновку, которой устлана вся кумирня, и отвешивает земные поклоны.

Окончив свои молитвы, каждый принесший жертву, наклоняясь по направлению к Будде, вновь ударяет в жертвенник, но только один раз, как бы на прощанье.

Затем молящиеся мало-помалу удаляются в глубь подземелья, освещенного висячими бумажными фонарями.

В подземелье духота. Копоть свечей и горящих маслянок, разные духи и благовония, которые так любят японцы, действуют одуряющим образом.

Около часа ночи в этом подземелье собралось несколько сот лиц, когда пронесся легкий шепот.

— Чей-И, — говорили молящиеся.

В подземелье вошел мужчина лет пятидесяти в облачении бонзы.

За ним показался магараджа Ташицзу.

В подземелье водворилась мертвая тишина.

Молящиеся в соседней кумирне гурьбой бросились вслед за бонзой в большое подземелье.

— Садитесь! — сказал Чей-И, встав вместе с магараджей в середине обширного пространства.

Все поспешили исполнить приказание главы секты.

— Мы сегодня пришли сюда по очень важному случаю. Около меня стоит наш покровитель, могущественный магараджа Ташицзу, — начал Чей-И. — Его дочь подверглась поруганию белого, нашего врага, убившего потомка великих микадо Коматсу. Кровь потомка великого микадо воззвала к Будде, и я должен избрать семь чейтов, на которых возложу обет мщения. Кто они? — закончил бонза.

Все, как один человек, встали.

— Сядьте! — промолвил Чей-И.

Когда приказание было исполнено, Чей-И снова обратился к чей-там.

— Кто из вас знаком с морским делом — встаньте тут!

Человек семьдесят встали на указанное место.

— Кто из вас уже был исполнителем жертвоприношения?

Снова выделились около двадцати человек.

— Слушайте! Среди нас имеется предатель, — снова начал Чей-И.

— Вот он!.. Душить его!..

Несколько десятков рук приподняли кричавшего что есть мочи сутуловатого малайца. Он был моментально втиснут в нишу, закрытую циновкой.

Раздался глухой, короткий крик, заглушенный хрип — и снова водворилась мертвая тишина.

— Бросьте жребий. Нам нужно избрать семь моряков.

Произошло маленькое смятение. Всем хотелось исполнить приказание главы секты.

Наконец семь человек молча стали перед Чей-И.

— Помолимся, чтобы Будда благословил успех нашего начинания,

— сказал Чей-И, направляясь в кумирню.

Слушатели встали и направились вслед за Чей-И и магараджей и уселись по ту сторону кумирни, отделенной жертвенником и рядом маленьких богов от места, где происходит служба.

Было ровно одиннадцать часов, когда к отелю японского посольства подъехал экипаж префекта.

Префект был в штатском платье.

По толпе прошла молва.

— C'est lui (это он), — говорили, указывая на префекта.

— Господа, посторонитесь. К чему вы тут собрались! В кумирню вас все равно не пустят, а между тем, вы тормозите движение по улице.

Публика недоумевающе переглянулась. Префект слышал в толпе какие-то возгласы. Но, не обращая на них внимания, прошел к подъезду отеля, где его уже встречали открытые двери.

— Простите, господин префект, что побеспокоил вас, — встретил его маркиз, — но исключительные события побудили меня обратиться к вашему содействию.

— Мне все известно, — ответил префект, — и я уже распорядился охранить имущество покойного; что же касается комнаты принцессы, то не считаю себя в праве тронуть ее вещи, так как она, по-видимому, жива и во всякое время может вернуться в гостиницу.

— Совершенно верно, господинь префект, но среди ее вещей имеются письма и бумаги, носящие политический характер, и я полагал бы, что их следует доставить в посольство.

— По французским законам я этого сделать не могу, не получив для этого специального предписания министра. Обратитесь к нему, — сказал префект, — но я сомневаюсь, чтобы министр согласился исполнить вашу просьбу.

— Поймите, господин префект, что накануне дуэли принц, точно предчувствуя свою преждевременную кончину, занес к своей сестре целую шкатулку с очень важными дипломатическими бумагами. Я просил бы помещение, в котором жили принц и принцесса, признать экстерриториальным, так как принц приехал сюда с особой миссией микадо.

— Позвольте, маркиз, но в министерстве иностранных дел до настоящего момента ничего не было известно о чрезвычайном посольстве микадо в лице принца Коматсу. Очевидно, принц не вручал своей верительной грамоты, или же по каким-нибудь соображениям принц предпочитал проживать в Париже инкогнито.

— Я, господинь префект, могу вам показать телеграммы маркиза Ито, в которых он меня уведомляет о чрезвычайной мисси принца.

— Верю, маркиз, но со всем этим я просил бы вас обратиться непосредственно к министру иностранных дел.

Префект встал.

— С вашего разрешения, я поставлю около посольства конную и пешую полицию, так как вся улица запружена народом и это препятствует движению, — сказал префект, прощаясь.

— Сделайте одолжение, — ответил маркиз, подавая ему руку.

— Быть может, господин префект, мне придется еще к вам обратиться с просьбой разыскать принцессу, которая по своей неопытности попала в сети одного Дон-Жуана. Ей всего пятнадцать лет и это, мне казалось бы, дает право администрации вмешаться в подобное оболыцение.