Эмир очень любезно раскланивался на поклоны парижан и пленял своей любезной улыбкой сердца любопытных парижанок.

Барон с трудом пробрался сквозь толпу импровизированной свиты. Он осторожно встал в стороне от ворот двора «Гранд-Отеля» по направлению к углу авеню де л'Опера.

Но вот и принцесса. Выйдя из ворот, принцесса боязливо оглядывалась по сторонам.

Барон поспешил к ней навстречу и, поклонившись, подал ей руку.

Медленными шагами они направились через площадь, идя к «Лионскому кредиту», близ которого стояли автомобили.

Барон, подойдя к шоферу, что-то шепнул ему на ухо.

— Віеп entendue (слушаюсь), — последовал ответ.

Несколько минут спустя, они уже сидели в закрытом автомобиле и на всех парах катили по авеню де л'Опера и скоро прибыли на площадь Карусель.

— Видишь, мы теперь в безопасности, — свободно вздохнул барон.

— А ты заметил Ямато на той стороне бульвара Капуцинов? — спросила Хризанта.

— Нет. Очень может быть, что это был он, но вернее, что это твое пылкое воображение.

Хризанта надула губки.

— Не сердись. Я очень рад, что мы выбрались из «Гранд-Отеля». Мне хочется, быть может, последний день моей жизни провести с тобой.

На глазах Хризанты показались слезы.

— Ты не смеешь так говорить, дорогой мой. Ты должен жить и ты будешь жить, я в этом убеждена.

— Ну, тем лучше! Оставайся при этом убеждении, так как я его вполне разделяю.

Автомобиль мчался с неимоверной быстротой.

Вдруг барон призадумался, он взглянул на звонок, ведущий к шоферу, и несколько раз нажал кнопку.

Автомобиль остановился.

Хризанта взглянула удивленными глазами на барона.

— Успокойся. Я вспомнил, что обещал заехать к одному из моих секундантов. Вот тут вблизи почтовая контора и телефонная станция, — проговорил он. — Останься в экипаже, а я сейчас же попытаюсь переговорить по телефону, а в крайнем случае черкну пару слов секундантам.

С этими словами барон выскочил из экипажа-автомобиля и быстро направился в почтовую контору.

— Теперь все устроено, — воскликнул он, вернувшись. — Я переговорил. Теперь я сегодня свободен и мы принадлежим друг другу; постараемся возможно приятнее провести время.

Барон, видимо, повеселел и это настроение невольно передалось Хризанте.

— Остановимся здесь, — сказал барон, поравнявшись с маленькой гостиницей.

— Гостиница неважная, но тут спокойнее, чем где бы то ни было, — сказал барон, помогая Хризанте сойти с автомобиля.

— А шофер? — спросила она.

— Из предосторожности я его попрошу остаться здесь, а завтра утром он меня доставит на место дуэли.

Навстречу барону и принцессе вышел старик Пьер Куно, гостеприимно приглашая их на устланную коврами веранду.

— Дайте нам лучшую комнату. Мы туг останемся до завтра, — сказал барон, обращаясь к владельцу гостиницы.

Старая деревянная лестница скрипела под шагами прибывших гостей. Маленькая керосиновая лампа освещала коридор этого захолустного отеля.

Барона, привыкшего к роскоши, очень забавляла незатейливость этой обстановки.

Пыхтевший от непривычного моциона старик Пьер услужливо открыл дверь в большой салон, который выходил окнами в сад. Солнце бросало свои яркие лучи на вошедших, вызывая в них веселое настроение.

— Да ведь тут прекрасно! — воскликнула Хризанта.

— Очень рад вам угодить, — с почтительным поклоном сказал Пьер и вежливо удалился.

Когда они остались одни, их охватило воспоминание о «Шато де-Мадрид». Там была такая же чудная комната.

— Как я рада, что мы снова одни, — сказала Хризанта.

— Я сам очень рад провести с тобою время, — начал барон. — Нам еше остается переговорить обо многом.

Они уселись в старинном dos-a-dos[4].

— Как это презабавно, — мы тут сидим, точно поссорившись.

Барон улыбнулся и поцеловал Хризанту, не сойдя с места.

— Нет, так неудобно, — сказала она, пересев на колени барона и обвив его шею своими маленькими, нежными ручками.

— Знаешь, милый мой, я бы вот так сейчас хотела умереть около тебя. Мне так страшно, что завтра — так скоро — будет эта проклятая дуэль.

— Не будем об этом думать, дорогая Хризанта. Перед нами вся жизнь со всеми ее чарами.

— Да, дорогой мой, около любимого человека жизнь рисуется совершенно другой. Я никогда не была так счастлива. Все эти мои флирты в Токио не стоят одного часа с тобой.

— Ты счастлива, Хризанта, и я тебе не надоем? — переспрашивал барон, целуя ее.

Вместо ответа Хризанта с пылким порывом прижималась к его груди и твердила без умолку:

— Конечно, нет… никогда, никогда… я с тобой не хочу расстаться… ведь ты первый, которого я так люблю.

— Ну, а флирты?

— Оставь прошлое, я о нем не хочу вспоминать. Тебе принадлежит мое настоящее и все мое будущее…

— А флирты будущего…

— Я о них не думаю. Теперь я начинаю убеждаться в том, что и в будущем вряд ли они меня могут интересовать.

— Помнишь, ты мне говорила о твоих взглядах на душу и тело. Знай же, что я никогда не примирюсь с этим. Раз ты моя, то вся и нераздельно, иначе я не понимаю.

— Конечно, обещаю тебе стремиться к такому идеалу, который ты себе составил о любимой женщине, но пойми, что женщина, если она с тобой будет говорить искренне, никогда не станет поручаться за себя.

— В невольном прегрешении всегда лежит часть искупления, но мне важно само желание стремиться к такой цели, которую я тебе наметил.

Хризанта улыбалась.

— Я с тобой говорю серьезно. Ты мне настолько дорога, что это для меня вопрос первостепенной важности.

— И ты сомневаешься в моей честности и искренности?

— О, нет, я только боюсь за свое счастье, дорогая Хризанта.

— Как тебе поклясться? — снова шутя, спросила Хризанта. — Моим богам ты не веришь, а твоих я не знаю.

— Не нужно мне никаких клятв, дай мне слово честной женщины. Это мне дороже клятв.

Хризанта положила обе руки на плечи барона и пристально посмотрела ему в глаза.

— Смотри, смотри в душу мою, ведь зеркало души — глаза человека… Смотри в мои глаза, они не лгут. О, если б я могла рассечь мою грудь и ты бы мог прочесть в моем сердце всю истину, — говорила Хризанта, — ты бы увидел отражение твое в недрах, в тайниках души моей и верил бы в меня, быть может, больше, чем в своего Бога.

— Не кощунствуй, дорогая Хризанта, ты не знаешь моего Бога, но я надеюсь, что вскоре ты Его узнаешь во всей Его благодати.

Хризанта продолжала смотреть любящими глазами на барона, который теперь, видимо, успокоился.

Они прекрасно провели время.

Пообедав на веранде, они вышли в сад, где их никто не видел. Они резвились, как дети. Им было так весело на душе и никто бы не сказал, что эти юные сердца находятся накануне столь серьезных событий, как дуэль.

Ни на минуту не прерывалась их дружеская, оживленная беседа.

И только от времени до времени торжественная тишина нарушалась звуком поцелуев, в которых воркующая парочка нашла забвение от тяжелых предчувствий и дум. Затем под вечер они почувствовали аппетит.

Гостеприимный Пьер Куно сам убрал прибор живыми цветами. Он был метрдотель старого закала и умел угодить гостям.

За легким ужином последовало шампанское.

Им хотелось забыться на время, чтобы вернуть себе нравственное равновесие.

Под влиянием шампанского, они, почувствовав усталость, улеглись и вскоре уснули.

В номере воцарилась тишина, от времени до времени прерываемая тревожными вздохами барона.

Хризанта спала крепким сном. Юное тело лежало так непринужденно, безмятежно отдаваясь наслаждению сна.

Грудь ее колебалась ровным и мерным дыханием, рот, слегка открытый, показывал ряд жемчужных зубов…

Барон проснулся. Увидав принцессу в столь безмятежном сне, он с любовью взглянул на нее.

— Боже, — подумал он, — счастливая доля юности — сон. Вот она спит, а быть может, завтра в это время она не будете спать, если меня сегодня убьют…