В дверях между кухней и гостиной стояла женщина. Она смотрела прямо на него, опустив руки. Сквозь тонкую ткань он видел очертания ее ног, но лицо ее было в тени.

– Извините, – обратился к ней Микки. – Я не хотел вас пугать. Меня зовут Майкл Уоллес, я писатель. Вот моя визитная карточка. – Он нащупал в кармане карточку. – Я подсуну ее под дверь, чтобы вы знали, кто я.

Он нагнулся и просунул карточку в щель. А когда выпрямился снова, женщины не было.

– Мэм?

У его ног показалось что-то белое. Его карточку вытолкнули обратно.

«Боже, – подумал Микки. – Она у двери. Она прячется за дверью».

– Я хочу только поговорить с вами, – сказал он.

– Уйди.

Сначала Микки засомневался, не ослышался ли он. Слова звучали достаточно ясно, но они словно исходили откуда-то сзади. Он обернулся, но там никого не было, только туман. Он снова прижался лицом к стеклу, пытаясь хоть как-то разглядеть скрывавшуюся внутри женщину. И почти увидел: темное пятно на полу, там явно кто-то был. Кто она? Женщина Паркера должна быть в Вермонте, а не здесь. Микки планировал поговорить с ней как-нибудь недели через две. Все равно они больше не жили вместе. Ей незачем было быть здесь, а уж если все-таки была, то совсем незачем прятаться.

Что-то заныло в Микки, отчего-то ему стало тревожно, но он попытался это прогнать. Это удалось только отчасти. Он чувствовал, как где-то на краю сознания затаилось, подобно той женщине, присевшей в тени за дверью, нечто странное, на чем он боялся сосредоточить внимание.

– Пожалуйста. Я только хотел немного поговорить с вами о мистере Паркере.

– Майкл, – снова послышался голос, на этот раз ближе. Микки показалось, что он ощутил на шее дыхание, или, быть может, просто дуновение ветра с моря – но ведь не было никакого ветра. Он быстро обернулся и, тяжело дыша, ощутил в легких туман, от чего закашлялся, и во рту появился вкус снега и соленой воды. Ему не понравилось, как голос произнес его имя. Ни капли не понравилось. В голосе был намек на насмешку и скрытая угроза. И Микки ощутил себя непослушным ребенком, которого увещевает няня, вот только…

Только голос был детским.

– Кто здесь? – сказал он. – Покажись.

Но не последовало никакого ответа, не было никакого движения перед ним. Зато Микки ощутил движение сзади. Он медленно повернул голову, не желая отворачиваться от говорившего с ним.

Теперь в кухне опять стояла женщина на полпути между задней дверью и входом в гостиную, но в ней не хватало реальности, плоти. Она не отбрасывала тени, а вместо того чтобы заслонять тот слабый свет, что проникал сквозь стекло, только рассеивала его, как лоскут газа в форме человеческого существа.

– Уйди. Пожалуйста.

И значение слова «пожалуйста» дошло до него. Он раньше слышал, как вот так же произносят это слово, прежде чем коп повалит кого-то на землю или вышибала в ночном клубе применит грубую силу к пьяному. Это было последнее предупреждение, выраженное в вежливой форме. Он повернулся, чтобы видеть и дверь, и туман, и начал отступать к углу дома.

Потому что как только он попытался усомниться в реальности тревожившей его тени, она обрела узнаваемую форму.

Женщина и ребенок. Голос девочки. Женщина в летнем платье. Микки видел раньше это платье или очень похожее на него. Это было платье, которое было на жене Паркера на фотографиях, которые распространили в печати после ее смерти.

Как только дверь скрылась из виду, Микки бросился бежать. Один раз он поскользнулся и, тяжело шлепнувшись на землю, испачкал брюки и погрузил руки по локоть в ледяной снег. Он встал и, хныча, отряхнулся. И тут сзади послышался звук. Его слегка приглушал туман, но он был ясно различим.

Это был звук открывающейся двери.

Микки побежал снова. Показалась его машина. Он нащупал в кармане ключи и нажал на кнопку «отпереть», чтобы включить свет. Сделав это, он замер и почувствовал спазмы в животе.

В машине находился ребенок, девочка, она смотрела на него из окна с переднего сиденья. Девочка прижала левую ладонь к запотевшему стеклу, а указательным пальцем правой чертила на нем узоры. Ему было плохо видно ее лицо, но он инстинктивно понимал, что не было бы никакой разницы, даже если бы он оказался не в нескольких футах, а в нескольких дюймах от нее. Она была так же бестелесна, как окружавший ее туман.

– Нет, – сказал Микки. – Нет, нет. – Он покачал головой. Сзади послышались шаги по твердому обледеневшему снегу; приближалась невидимая фигура. Как только Микки услышал эти шаги, он осознал, что если бы прошел по своим следам к задней двери, то нашел бы только отпечатки своих ног и больше ничьих.

– О, Боже, – прошептал он. – Боже, боже…

Но девочка уже двигалась прочь, отступая в туман и деревья, ее правая рука поднялась в насмешливом прощании. Микки воспользовался шансом и сделал рывок к машине. Он рванул дверь на себя, захлопнул ее за собой и с силой нажал на внутреннюю кнопку блокировки. Несмотря на страх, его пальцам не пришлось нащупывать нужные кнопки. Он рванул с места и вырулил на дорожку, не глядя ни вправо, ни влево, а только вперед, на скорости выехал на шоссе и резко повернул направо, через мост на Скарборо. Лучи фар казались существующими сами по себе, когда пытались пронзить туман. Появились дома, а потом, через какое-то время, успокаивающие огни вывесок на Шоссе № 1. Только добравшись до бензоколонки справа, он сбавил скорость. Подъехав к стоянке, он нажал на тормоза и, откинувшись на спинку сиденья, попытался восстановить дыхание.

Светофор на перекрестке начал менять цвет. Это привлекло его внимание к правому окну, и то, что сначала показалось случайным узором на мокром стекле, теперь приняло определенные очертания. Это были слова. Кто-то написал на окне:

Микки какое-то время смотрел на эти слова, потом нажал кнопку обдува стекол, чтобы стереть послание. Убедившись, что оно исчезло, он поехал к себе в мотель и направился прямиком в бар. Только после двойной порции водки он нашел в себе силы заняться записями, и принял еще двойную порцию, чтобы унять дрожь в руках.

В ту ночь Микки плохо спал.

Я не заметил визитной карточки Уоллеса, пока на следующий день после обеда не открыл заднюю дверь, чтобы вынести мусор. Карточка лежала на ступеньке, примерзшая к цементу. Я посмотрел на нее, потом зашел обратно внутрь и из кабинета позвонил ему на сотовый.

Он ответил после второго гудка:

– Микки Уоллес.

– Это Чарли Паркер.

Секунду или две он помолчал, а когда заговорил, то его голос сначала звучал неуверенно, но, как истинный профессионал, он быстро оправился.

– Мистер Паркер, я как раз собирался вам позвонить. Я хотел узнать, обдумали ли вы мое предложение.

– Я немного подумал, – ответил я, – и хотел бы встретиться.

– Прекрасно. – Его голос от удивления возвысился на октаву, но потом вернулся к обычному тембру. – Где и когда?

– Почему бы вам не приехать ко мне, скажем, через час? Вы знаете, где я живу?

Возникла пауза.

– Нет, не знаю. Можете объяснить?

Мои объяснения были подробны и запутанны. Я гадал, побеспокоится ли он хотя бы записать их.

– Понятно? – спросил я, закончив.

– Да, думаю, я понял.

Я услышал, как он отхлебнул что-то.

– Не хотите прочесть мне, как поняли?

Уоллес поперхнулся, а откашлявшись, сказал:

– Нет необходимости.

– Ну, если вы уверены…

– Спасибо, мистер Паркер, я скоро буду.

Я повесил трубку. Потом надел пиджак, пошел на подъездную дорожку и обнаружил под деревьями следы колес. Если Уоллес ставил машину здесь, то уезжал он в страшной спешке, умудрившись разворотить лед и снег до грязи под ними. Я вернулся в дом, уселся в кресло и стал читать «Пресс-Геральд» и «Нью-Йорк таймс», пока не услышал шум подъезжающей машины и не увидел синий «Таурус» Уоллеса. Он поставил машину не там, где прошлой ночью, а подъехал к самому дому. Я наблюдал, как он вылез, взял свой портфель с сиденья и проверил, есть ли в кармане ручка. Убедившись, что все в порядке, он запер машину.