Хотя Микки искренне интересовался людьми и их историями, он знал за собой некоторую черствость, которая прививалась многим в этой профессии. Люди были ему любопытны, но не заботили его – во всяком случае, не настолько, чтобы он ощущал их боль как собственную. Они вызывали временное поверхностное сочувствие, но он не переживал за них. Возможно, это было следствием его работы – ему приходилось заниматься одной историей за другой в непрерывной последовательности, и глубина и продолжительность его вовлечения полностью зависели только от интереса публики и, как следствие, интереса газеты. Отчасти поэтому он решил покинуть мир журналистики и посвятить себя книгам. Погружаясь лишь в несколько дел, он надеялся возродить в себе чувствительность. А заодно и заработать немного денег. Нужно было только найти верный сюжет, и он не сомневался, что нашел его в Чарли Паркере.
Микки мог восстановить в памяти тот момент, когда убедился, что в этом человеке есть что-то необычное. Паркер не сник после смерти жены и дочки. Также он не ходил на дневные шоу, чтобы рассказывать о своей боли в попытке привлечь общественное внимание к тем двум убийствам и обеспечить давление на правоохранительные органы, чтобы они выследили оставшегося безнаказанным убийцу. Нет, он выправил себе лицензию частного детектива и стал сам охотиться как за убийцей, которым оказался некто по прозвищу Странник, так и за прочими. Первой, кого он нашел, была женщина по имени Модина, и тогда для Микки прозвенел первый звонок. Прямо перед ним был сюжет, достойный воскресного приложения: отец теряет жену и ребенка, погибших от руки убийцы, и начинает охоту за парой детоубийц. Здесь было все, чего желала пресыщенная публика.
Вот только Паркер не расскажет эту историю. Предложения дать интервью были вежливо, а порой невежливо, отклонены. А потом – бац! – вот он опять, на этот раз это касалось большой рыбы, которую он пытался зацепить, – Странника. За последующие годы Микки и другим ему подобным стало ясно, что происходит что-то странное, что-то совершенно исключительное. Этот человек, Паркер, обладал каким-то даром, хотя это был не тот дар, который кто-либо в здравом уме пожелал бы иметь: казалось, что его влекло к злу, а зло, в свою очередь, тянулось к нему. И когда оно находило его, он его уничтожал. Вот так просто или так сложно, в зависимости от того, как ты предпочитаешь смотреть на это, потому что Микки Уоллес не был туп и знал, что человек не может сделать то, что сделал Паркер, и не понести серьезных потерь и травм на этом пути. А теперь он работал в баре в большом городе на северо-востоке, разведенный со своей женщиной, виделся с ребенком от нее, может быть, раз или два в месяц, и жил в большом доме, на который Микки теперь осторожно светил фонариком.
Микки нужно было войти внутрь. Он хотел порыться в ящиках стола, открыть папки в шкафах и файлы в компьютерах, посмотреть, где объект его интереса ест, сидит, спит. Он хотел походить по его следам, поскольку Микки хотел сделать своего Паркера – взять его слова, его опыт и превзойти их, создать новую версию его личности, которая будет чем-то бо́льшим, чем сумма отдельных частей. Для этого Микки нужно было на время стать им, понять реальность его существования.
А если Паркер окончательно решит не сотрудничать? Микки старался не думать об этом. Этим утром он говорил с издателем, и тот ясно дал понять, что предпочитает участие Паркера в проекте. Его отказ не означал расторжения договора, но значительно повлиял бы на тираж и на сам дух и имидж книги. Точка зрения издателя была понятна, но это усложняло задачу Микки. Любой мог бы собрать вместе известные сведения, хотя и не так хорошо, как Микки, но за такую работу не платят большие деньги. Да и дело было не в баксах: нужно было рассказать реальную историю, нечто глубокое, необычное и волнующее, и слова должны исходить из уст самого героя. Микки уговорит Паркера, он был уверен, или в большой степени уверен. Тем временем он попытался установить контакт с другими подходящими источниками информации в надежде создать более подробное досье на своего героя, потому что хотел узнать о Паркере больше, чем тот знал сам.
Вот только люди, которые были близки к Паркеру, оказались преданны ему, и пока что Микки пришлось признать, что по большей части его попытки встретили полный отказ. Правда, он выстроил свои беседы, официальные и неофициальные, с парой бывших копов, помнивших Паркера по Нью-Йорку, и с бывшим капитаном службы внутренних расследований, который полагал, и Микки знал это из надежных источников, что герой повествования должен сидеть за решеткой – он сам и его дружки. Они тоже заинтересовали Микки. О них он ничего не знал, кроме имен: Ангел и Луис. Капитан сказал, что в какой-то мере может помочь и с ними. Сам он хотел остаться в тени, но пообещал Микки достать материалы расследования и некоторые неофициальные сведения, которым хороший репортер вроде него мог легко найти подтверждение. Для начала неплохо, но Микки хотелось большего.
Его одежда отсырела. Туман был очень кстати, так как скрывал журналиста от глаз случайных прохожих на дороге. Даже если бы кто-то направился по подъездной дорожке, то все равно не увидел бы машину и его самого, пока не подошел бы к самому дому. Машина стояла за деревьями, и Микки был полностью уверен, что, если только кто-то не будет специально ее разыскивать, мимо нее пройдут, не заметив. Даже если, паче чаяния, вернется Паркер, он наверняка проедет мимо. Но в то же время туман был сырой и холодный и такой густой, что, казалось, его можно схватить рукой, как сахарную вату.
В кармане пальто у Микки был набор отмычек.
Он поднялся на крыльцо и, скорее надеясь, чем ожидая, нажал на ручку двери. Дверь, конечно, была заперта. Он ненадолго задумался, потом навалился на нее плечом, от чего она загремела в раме. Ничто не засигналило. «Это хорошо», – подумал Микки. Еще одна удача вдобавок к отсутствию соседей и тому, что в доме, похоже, больше не было собаки. Он слышал, как Паркер, незадолго до того как дать ему отлуп, говорил о ней с одним из барменов.
Микки двинулся влево и заглянул в окно. На кухне в задней части дома горел ночник, отбрасывая тусклый свет в гостиную. Комнаты казались хорошо обставленными, на полках было много книг. Справа от входной двери располагался маленький кабинет с компьютером на письменном столе, на полу рядом были аккуратной стопкой сложены какие-то бумаги. Микки знал, что недавно Паркер ездил в Нью-Йорк, и гадал, зачем. Ему отчаянно хотелось просмотреть эти бумаги.
Он подошел к дому сзади и встал на разделенный на части квадрат света от ночника. Туман здесь становился гуще, и когда Микки оглянулся, он показался ему непроницаемой белой стеной, заслонявшей деревья и болото позади. Микки поежился. Он попробовал заднюю дверь – также безрезультатно. И снова прижался лицом к стеклу.
А внутри что-то двинулось.
На мгновение ему почудилось, что это отраженный свет, или по дороге проехала машина, создавая тени в комнате за кухней, но никакого шума машины не было слышно. Микки закрыл глаза, вспоминая, что же он увидел. Он не был уверен, но вроде бы это была женщина, женщина в платье ниже колен. В это время года таких платьев не носят. Это было летнее платье.
Он подумал было уйти, но потом понял, что ему представляется удобный случай войти в дом без необходимости нарушать закон. Если внутри кто-то есть, можно назваться другом детектива. Внутри ему могут предложить чашечку кофе или выпить чего-нибудь, а когда Микки сядет, его будет трудно прогнать. Труднее избавиться только от тараканов, чем от Микки Уоллеса в процессе расспросов.
– Эй! – крикнул он. – Есть кто-нибудь дома? – и постучал в дверь. – Эй! Я друг мистера Паркера. Не могли бы вы…
Огонь на кухне погас. Это было так неожиданно, что Микки в страхе отшатнулся, и какое-то время его глаза привыкали к темноте. Потом он взял себя в руки и глубоко вдохнул. Может быть, пора убираться. Не хотелось, чтобы женщина внутри испугалась и вызвала полицию. Это могло все испортить. И все же он снова осторожно подошел к двери. Фонариком в правой руке он постучал в дверь, прислонившись к стеклу и прикрыв глаза левой.
