Трагедия Ленина тройственная. Почти что самой её незначительной частью было самопожертвование, аскетическое подавление и истязание собственной личности, на которую Троцкий, например, никогда не был способен. Ленин, в противоположность Троцкому, был полностью лишён тщеславия, но в то же время, также в противоположность к нему, был почти обезличен. Полная практичность Ленина, его абсолютное, почти механическое подчинение закону необходимости текущего момента, причём его собственная личность, его желания и чувства за его всегда обусловленными делом поступками часто едва различимы, имеет нечто удивительное; однако при этом заметна сухость. Примечательным образом до сего дня у него нет убедительного биографа. Даже его самым величайшим почитателям не удалось пробудить к нему своего рода личную любовь и восхищение, другие же, гораздо менее успешные революционеры — например, Роза Люксембург или Че Гевара — во всём мире всё ещё каждый раз без усилий возбуждают эти чувства. Этот сверхчеловек стал для потомков одновременно почти что не–личностью. Было легче сделать из него бога, чем сделать его интересным по–человечески.

Сам Ленин, вероятно, на этот счёт пожал бы плечами, будучи лишённым тщеславия. Его посмертная слава не интересовала его, как и слава при жизни. Однако по отношению к своей цели он равнодушен не был. Осознание того, что как раз в победе, да, именно вследствие победы эта цель была упущена, сделала последние годы его жизни полными отчаяния. Это вторая и более глубокая трагедия Ленина. Драма 1922 и 1923 гг. умирающего Ленина, который разочаровался в своём создании и последними, постоянно ослабляющимися, в конце концов отказавшими ему силами ещё раз — тщетно — пытается всё изменить и отменить, ужасна. Ленин в Горках, месте его болезни и смерти — это ещё более потрясающая фигура, чем Наполеон на острове Св. Елены или Бисмарк во Фридрихсру. У них всё же была горькая отрада поражения. Они не были более ответственны за то, что они должны были наблюдать и не могли более изменить. Ленин же вынужден был пережить безотрадность победы, беспомощность победителя. Он достиг всего, чего желал и смог достичь. Как Бог, он мог на седьмой день сотворения мира посмотреть на свое творение — и увидеть, что всё было очень плохо: бурно растущая бюрократия, появление вновь торговцев, капитализма, начинающееся ужасающее господство Сталина, павшая духом и растерянная партия, нет выхода из положения, нет наследника. «В какое болото мы попали», — вырывается стон умирающего.

Ну, болото это Сталин тем временем своим беспощадным способом осушил и затем воздвиг внушительное сооружение власти Советского Союза, которому мумия Ленина в кремлёвском мавзолее с тех пор служит в качестве государственного божества. Однако как раз это есть третий и возможно самый существенный аспект трагедии реального политика Ленина. Он желал мировой революции, однако он создал новую мировую державу. Он желал отмирания государства, господства людей над людьми; его творение тем не менее — это сильное государство, возможно сильнейшее из всех государств, которое стало самым твёрдым из всех институтов господства нашего столетия. Революционер, который привёл революцию к победе средствами реальной политики, в конце стал жертвой реальной политики.

Реальная политика — это такая политика, которая в своих методах принимает неулучшаемость мира. Её внутренне присущая трагика называется тщетность. Революция, однако, обещает прыжок из царства необходимости в царство свободы. Революционер, который становится реальным политиком, то есть который ради победы подчиняется закону необходимого, становится неверен этому обещанию. Сияющее обещание он приносит в жертву банальной реальности. Победоносно осуществлённая революция, что как раз Ленин подтвердил своей победой, является делом рук человека, как всё другое, с прилипшей кровью и грязью, как и всё человеческое. Когда всё сделано и всё прошло, склонны задавать вопрос: ну, и…?

По этой причине победа революционного реального политика Ленина трагичнее, чем крушение революционных идеалистов, таких как Роза Люксембург или Че Гевара. Несомненно то, что Ленин принадлежит к ряду великих свершителей, Наполеона и Бисмарка, однако именно поэтому он принадлежит также к виртуозам тщетности, которыми полна история. Он доказал двояко: то, что революция может победить — и что также её победа ничего не изменяет. Его создание — Советский Союз, величественное творение власти, однако не величественнее, чем многие другие, которые приходили и уходили; и всё же под их фундаментами погребена надежда человечества.

(1970)

«Историю делают люди» — этот тезис Хайнриха фон Трейчке у сегодняшних историков вызывает мало уважения. И всё же едва ли есть столетие, какое бы дало для него более убедительные подтверждения, чем наше. Ленин, Гитлер, Сталин: действительно ли история проходила бы таким же образом, если бы этих людей никогда не было? Всех их однако по воздействию на историю превзошёл Мао Цзэ–дун, чья жизнь, идеи и поступки в течение почти пятидесяти лет господствовали в истории Китая.

В энергии и активности, в смелости и оригинальности, правда и в эгоцентризме и своенравии, даже упрямстве, Мао оставляет в тени всех других гигантов 20‑го века. Его неслыханная попытка досконально преобразовать величайшую и древнейшую империю и народ Земли в соответствии со своим личным видением — удалась ли она, могла ли она увенчаться успехом? Наряду со словами людей, которые делают историю, жизнь Мао и его деяния вызывают в памяти также старую китайскую поговорку, которая гласит: «Великий человек — это всеобщее несчастье».

Тридцать пять лет тому назад эти слова ещё никому не пришли бы в голову. До 1950 года история Мао — это блестящая история успеха, как для самого Мао, так и для Китая. В её начале, в 1927 году, Мао — неизвестный второстепенный функционер разбитой и преследуемой партии, а Китай — разорванная, измученная, полуколониальная, голодающая и истекающая кровью страна. В конце её Мао — неограниченный единоличный властелин Китая, а Китай после десятилетий впервые снова единая, самостоятельная великая держава.

Между этими вехами находится то, что сегодня уже стало легендой — самоличная концепция Мао революционной народной войны: создание его крестьянских советских республик в китайской глубинке; успешная оборона против четырёх военных кампаний правящего маршала Чан Кай–ши для его уничтожения; после поражения в пятой — легендарный Долгий Поход через всю огромную страну, отрыв от преследователей, основание заново и консолидация зародыша нового коммунистического государства на крайнем северо–западе Китая; затем союз по расчёту с противником в гражданской войне Чан Кай–ши против врага нации Японии; расширение в борьбе Китая Мао за линию японских армий вторжения; и после японской капитуляции возобновление гражданской войны, победа над Чан Кай–ши и триумфальный марш Красной Армии с севера на юг до завоевания всей страны; в заключение, 1 октября 1949 года, основание Китайской Народной Республики в древнем императорском городе Пекине, с Мао неоспоримо во главе государства и партии.

Это огромный пласт истории, и Мао — его блестящий герой. Революционный мыслитель, организатор неистощимых крестьянских войск, борец и полководец, изобретатель и мастер совершенно новой стратегии, которая с тех пор повсюду в мире нашла своих учеников — этот Мао ещё при жизни стал мифом, и то, чего он тогда достиг, не может больше никто вычеркнуть из памяти.

Однако затем начинается новая глава истории, в которой Мао играл иную роль: он более не революционер и воин, а властелин и государственный деятель. Теперь он стоит во главе огромного, древнего культурного народа с многотысячелетними традициями, и это означает вывести этот народ из долгого периода упадка и кровавой разобщённости в прочную государственную форму, внутренний мир и само собой разумеющееся единство. Он ответственный руководитель государства страны, превращающейся в великую державу, и он должен провести её через опасные периоды, в которых она уже тревожит и угрожает существующим великим державам России и Америке, ещё не сравнявшись с ними в силе.