Дом хорош, хорош и район, но весьма неправеден был путь к нему нового хозяина. Недвижимость в престижном квартале стоит не просто дорого — как правило, никто ее и не продает. Разве что за какую-нибудь головокружительную сумму. Гриша же Фишбейн вовсе не был склонен переплачивать. И не его заслуга в том, что во время переговоров приведенные аргументы оказались более чем убедительными.

Напротив и чуть наискось, в особняке более массивном, с претензией на величие — как и его хозяин, обосновался Нельсон, дядя Гриши и Арона. Именно от него и пришел в их квартиру в Союзе первый вызов. Серьезный, солидный, важный дядя. Выражение: «Попался Нельсону — сдавайся без боя» стало расхожей поговоркой. Поистине Яков Моисеевич Нельсон был похож на победителя в Трафальгарской битве. И дело было не только в отсутствии одного глаза. В свои семьдесят шесть лет Яков Моисеевич держался прямо, говорил зычным басом, не понижая голоса даже со старшими по положению. Хватка и несгибаемый дух старика были известны повсеместно. Фундамент его благополучия был незыблем.

Верой и правдой служил Нельсон своей тайной организации, возглавляя ее местный филиал. И не ради денег, поскольку имел все, что хотелось. Разумеется, не по меркам рокфеллеровского клана, но во всяком случае, расходы большие и малые не ставили его в тупик.

Жил он дерзко, словно и не помышляя о конце. Ему доставляло удовольствие громогласно напомнить должнику о просроченном платеже, хотя и случалось такое редко. Снисхождения просить у него было бесполезно, все равно, что обращаться с петицией к фаянсовому биде.

Небезосновательно бытует мнение, что стиль жизни человека меняется с большим трудом. Кто как жил на воле — так живет и в тюрьме. Как в одной стране, так и в другой. На своем веку Нельсону приходилось заниматься физическим трудом единожды — на лесоповале. После чего он и приобрел две малоприятных вещи — основание для экзотической клички (подлинная его фамилия была Нейсон) и приговор к высшей мере наказания именем РСФСР, имея уже «по первой ходке» «четвертак».

Для Нельсона политика всегда оставалась «темной лошадкой». К советской власти был лоялен. И в лагере, в незабвенной Дудинке был в числе прочных опор администрации. Не давали поднять головы изменникам родины. Их, «пятьдесят восьмых», и за людей не считали старожилы лагеря. А кто в Дудинке мог продержаться, и не только продержаться, но и радоваться этой, с позволения сказать, жизни? Ну, администрация лагеря, да еще, пожалуй, уголовники из авторитетов.

С головой погрузился в «отрицаловку» и Яков Моисеевич, в ту пору именовавшийся Яшка Жмур. Звали его так за нелюбовь оставлять живых свидетелей своих дел. Если бы всплыло все, что за ним числилось, и без того суровый приговор суда показался бы игрушечным.

Тридцать второй год на Украине был еще менее сытным, чем его предшественники. Страна рвала жилы в индустриализации, рукоплескала арестам и приговорам ненавистным врагам народа. С ужасом узнавали, что арестованы вчерашние друзья, соседи, родные. И опасливо толковали среди своих, что сколько ни гни спину — все равно жизнь лучше не становится.

Что говорить, если и на хлебородной неньке-Украине голодное опухание стало обычным делом? Рабочих еще подкармливали, но только за счет того, что удавалось отнять у села. Крестьяне были ограблены и брошены на произвол судьбы.

Яшка рос жилистым, мосластым, и к восемнадцати годам, когда плоть его налилась, страдал от одного желания — пожрать. Его не влекла перспектива ворочать чернозем на колхозных полях вместо трактора, так же мало прельщался он и военной карьерой. К перспективе влиться в буденновские лавы относился прохладно…

Затея дядьев и шустрого Мыколы из соседнего села пришлась как раз на начало призывной кампании. Из села перебрались в лес — дальний, незнакомый, чужой. Народ подобрался не из робких, и сколько душ тогда было загублено — Яков Моисеевич счета не вел. Обосновались в чащобах всерьез и надолго, хотя и приходилось временами менять базу. Оно, конечно, советской власти не было особого дела до ограбленных, а все ж обстоятельные селяне лишний раз рисковать не хотели. Благо, кони были добрые, подводы справные — дороги не боялись, но и далеко от кормилицы-«железки» не уходили. Да и кому они нужны? Кого потрошили-то? Спекулянтов, мешочников. У власти дел по горло — «политиков» ловить, недовольных. Впрочем, среди «спекулянтов» попадались и люди из тех мест, откуда пришел Яшка с дядьями: исхудалые, черные, с потухшими глазами, жались на крышах вагонов, как перепуганные овцы.

Лихо метал «ворошиловский стрелок» Яшка стальные крюки на крышу последнего вагона, не промахивался. Глядишь, человек пять-шесть с узлами и свалилось. Веревка держалась, привязанная к березе. Бывало, и не убивались до смерти. Ну, да не до них — интересовались вещичками. Люди-то самое ценное на себе прячут. Золото, часики, реже — деньги. Справные хозяева с Западной Украины, куда тянулись мешочники, предпочитали натуральный обмен.

Если кто из зацепленных крюком и оставался жить, то ненадолго. Свидетелей лесовики не желали. Убивали поспешно, деловито, как и все, что делали своими мозолистыми крестьянскими руками. Патроны экономили, били из обреза в лоб, реже — в затылок. Как-то так получалось, что лежали свалившиеся мешочники обычно лицом кверху.

За неделю (хотя и работали не каждый день, осторожничали) набили две подводы добром. Домой ехали не таясь, по шоссе. Проселков избегали: бандюг и без них хватало. Себя добытчики к таковым не причисляли. А властей чего бояться — столько тогда по голодным дорогам всякого народу тащилось…

Застава на шоссе не была неожиданностью. Хуторяне столкнулись с ней, когда гнали пустые подводы в обратном направлении. Не пустые, а для вида груженные порожними сундуками. Совсем без ничего не поедешь, недолго и на заметку попасть. А так — сундуки и сундуки. У едущих на запад вещи не трогали.

— Гей, хлопцы, гарно расторговалысь? Скильки стоимо, такой валки не бачилы! Грабуете Украйну! Тильки марно — нема вам шляху до москальщины.

Один из дядьев стал заливать, что продукты большей частью заработаны в хозяйстве. Пригодились тут и бутыль самогона, и шмат сала. Пост сдался. То же случилось и на втором. Пропустили, предупредив, что третья, последняя застава не пропустит и за сало.

— Та куды воны подинуться, вси люды, — успокаивал Мыкола спутников, и прежде всего — себя.

И действительно, третий никуда не делся — пропустил. Правда, плата была куда большей. Румяного молодчика в новенькой, еще хрустящей гимнастерке, Яшка запомнил еще по дороге «на работу». Как-никак, первая застава. Это потом все они смешались в одно лицо в его памяти. Седой, сморщенный командир заставы в вытертой кожанке поглядел на подъезжающие подводы и коротко отрубил: «Заворачивай!». Не помогали ни уговоры, ни сало, ни открывающая все двери бутыль.

Проезжающие помялись, коротко переглянулись. Картина ясная: шлях пустынный, пост несговорчивый… Обрезы прыгнули в руки, будто сами собою. На подобный случай давно было договорено, что каждый берет противника, стоящего напротив. И надо же было такому случиться: оба дядьки стрельнули чисто, каждый снял своего, а Яшка да Мыкола с одним пацанчиком не могли управиться. А на все нужно время: пока добили, пока в лес подальше отволокли… Местный народ привычный к стрельбе, и не почесался бы никто. Ушли бы, еще чуть — и растворились бы на боковых тропках, а там и до своего села недалеко. И надо ж было, как на грех, оказаться вблизи красноармейскому полуэскадрону, — учения, что ли, шли у них?

Только услыхав гиканье и стук копыт, Яшка понял, что чувствовал прошлой ночью усатый степняк на обочине «железки», когда тянул черные руки к его обрезу и молил: «Не треба, не треба!»

В перестрелке дядья погибли. Мыколу развалила надвое кавалерийская шашка. Яшка не был дураком и сопротивляться не стал. Только молил пощадить, говоря, что ему всего семнадцать и он случайно сюда попал. Вымолил — на месте не шлепнули, повезло и на суде. Судили-то его как пособника спекулянтов, а не бандитов. Яшка на допросах лишнего не вспоминал. Сказалось и содействие, оказанное чекистам, интересующимся камерными новостями. И раскрытый им пусть не заговор антисоветский, но что-то вроде того. Дали «четвертной». К началу войны Яшка был в зоне уже в числе авторитетов…