Рейли. Бухарин, Троцкий — очень важно, но этим полком командует Попов. Я к нему присматривался. Он производит впечатление закоренелого большевика.

Спиридонова. Вы тоже на меня в Петрограде произвели другое впечатление…

Савинков. Мария Александровна… пришла пора стрелять.

Спиридонова. Пора — мы тоже думаем. А лозунг?

Савинков. За Учредительное собрание…

Рейли. Лозунг — против мира; лозунг — против Бреста. Тогда вы можете рассчитывать на самую горячую поддержку с нашей стороны.

Спиридонова. Мы выступаем против мира с самого начала переговоров в Бресте.

Савинков. Если вы надеетесь на свою вооруженную силу, то примыкайте к делу Локкарта, и будем вместе выступать с оружием в руках. День в день, час в час. В любое время.

Рейли. О-о… н-нет.

Савинков. Что — нет?

Рейли (авторитетно). Всякий путч с надеждой на переворот нельзя начинать в любой день. Мы имеем школу классических переворотов в Азии. Путч надо приурочивать к какому-то общенациональному событию, когда народ чего-то ждет, взволнован… К восстанию необходим вступительный сигнал, который всех застает врасплох, поражает неожиданностью и производит сильное впечатление. Нет такого сигнала.

Спиридонова. Пятый съезд Советов… Чего же еще ждать?

Рейли. Это подходит.

Савинков. В Большом театре может взорваться бомба.

Рейли. А это не подходит.

Спиридонова. Боже мой, вы разговариваете так, точно отбираете товар.

Савинков. Почему — не подходит? Взрыв в Большом театре?

Рейли. Потому что это бездарно. Кто выбирает делегатов съезда? Народ. Значит, вы сделаете покушение на представителей народа. Народ этого не любит. Есть точное слово для таких вещей — провокация, но мадам не нравятся мои выражения.

Савинков. Он невозможный собеседник, но одаренный самим богом человек.

Рейли (раздумывая). Вот если бы, например, удалось ухлопать германского посла графа Мирбаха[70], я назвал бы это предприятие хорошей провокацией войны с немцами и верным сигналом к путчу.

Молчание. Задумчивость. Вдали похоронное пение.

Спиридонова. Какая изумительная мысль! Да, вы одаренный человек… Прошу!

Занавес

Утром на квартире у танцовщицы Дагмары. Входят Дагмара и Сильвия.

Сильвия. Что есть вертеп?

Дагмара. Притон.

Сильвия. Не понимаю.

Дагмара. Шокирует? (Насмешливая торжественность.) Салон актрисы Дагмары! Хотите есть?

Сильвия молча отказывается.

Американка — значит, пьете. У меня есть чудный финь-шампань.

Сильвия. С утра?..

Дагмара. Надо или не надо?

Сильвия. Надо, пожалуйста.

Дагмара уходит.

О, эти русские! Как они опустились.

Дагмара возвращается.

Шебурский скоро будет здесь?

Дагмара. Шебурский? Кто такой Шебурский?

Сильвия (изумление). Что? Я не туда попала?

Дагмара. Туда, туда. Пейте, и я с вами. Вчера был бедлам. О господи, не могу проснуться. Но кто же этот Шебурский? Ах, да. Понятия не имею, не знаю, когда он заявится. Разве они мне говорят? Они мне ничего не говорят. Потом, их так много, что я всех путаю. Ей-богу, мне кажется, что я присутствую на фантастическом спектакле. И в конце концов моя роль окажется самой жалкой. Это клуб фаталистов. Не понимаете? Люди, которые играют судьбой. Сумасшедший дом. Иногда я просыпаюсь утром и думаю — конец, бегу — и остаюсь.

Сильвия. Я вас понимаю.

Дагмара. К политике я совершенно безучастна. Может быть, эти сумасшедшие люди затевают что-то ужасное, но я смеюсь над ними, мне хочется любви. Вы слыхали, как поет Вертинский?[71] Он пел у нас на Петровке в кафе.

Вот ваш Шебурский.

Шебурский стоит в дверях.

Мишель, не смотрите на меня, я прямо с постели. Бегу — и остаюсь. (Уходит.)

Шебурский (целует Сильвии руки). Наконец- то…

Сильвия. Начинаю верить, что мне не придется возвращаться в Вологду. Мой старик тоже собирается в Москву.

Шебурский. Час близится.

Сильвия. Я знаю. Почему мы здесь встречаемся?

Шебурский. К вашим мне носа показывать нельзя. Я теперь начальник штаба одного советского полка. Знали бы вы, как называется этот полк!

Ладогин (из-за двери). Можно?

Шебурский. Кто? Где? Матрос?

Ладогин. Матрос.

Дагмара (в дверях). Мишель, это ко мне. (Ладогину.) Подождите, я не одета. (Скрывается.)

Ладогин (вносит чемодан). Вещички принес.

Шебурский. Что же ты, братец, матрос, а спекулируешь.

Ладогин. Партия анархистов экспроприирует только крупный капитал и стоит за свободную розничную торговлю.

Шебурский. Серьезно?

Ладогин. По программе князя Кропоткина[72].

Шебурский. И много ты на этой программе зарабатываешь?

Ладогин. Покуда есть остатки прошлого — жить можно.

Шебурский. «Покуда»… А откуда ты знаешь, что я остаток прошлого?

Ладогин. Рыбак рыбака…

Шебурский. Значит, ты и себя считаешь остатком прошлого?

Ладогин. Наша братва томится в подвалах Чрезвычайки. Мы с этим новым миром в контре.

Шебурский. Да, Дзержинский вас прижал.

В прихожей голоса.

Дагмара (в дверях, Ладогину). Миленький, идите ко мне, я оделась… О, два чемодана.

Ладогин. По программе князя Кропоткина.

Дагмара. Он мой добрый гений.

Ладогин уходит.

Шебурский. Москва сейчас всероссийский зоологический сад.

Входят Рейли и Иволгин. Шебурский смотрит пристально на Иволгина. Рейли это заметил. Пауза.

Шебурский. Товарищ Иволгин?

Иволгин. Я? Нет. (Рейли.) Краснянский.

Рейли (Шебурскому). А что такое?

Иволгин. Очевидно, недоразумение.

Шебурский. Просто недоразумение. Приняли одно лицо за другое.

Рейли (здороваясь с Сильвией). Нам надо здесь поговорить.

Шебурский. Оставим их, мадемуазель Сильвия. В этой старой квартире много милых уголков.

Шебурский и Сильвия уходят.

Рейли (у дверей). Зина!

В дверях — Дагмара.

Принеси деньги, приготовленные для господина Краснянского.