Барабинский. Будьте же счастливы, ребятки!

Барабинский и Ладогин уходят.

Оля. И правда я очень счастлива. Знаешь, отчего?

Веснин. Отчего, Оля?

Оля. А что такое была Оленька? Фитюлечка какая-то. Дело не в том, что я выносила раненых из боя. Царицын вынул из меня мою комнатную душу. Ах, Веснин, ну что за тайна человеческая душа! Она может быть такой же вот маленькой и пожелтевшей, как осенний листик, упавший с ветки, и — огромной, как этот Кремль. Ты меня понимаешь, Веснин?

Веснин. Понимаю, Оля.

Оля. А теперь скажи мне, почему ты такой грустный? Ты сделался совсем другой… совсем не прежний.

Веснин. Это верно, Оля, прежде я был по натуре добрый, тихий, теперь уж нет.

Оля. Лучше скажи мне правду, отчего ты грустный?

Веснин. Сам хочу забыть об этой правде, а она на сердце камнем. И стыдно мне высказаться, и правду нечего скрывать. Лучше попрощаться, лучше не видеться… Считай, что я сошел с ума, но только ничего не говори, не смейся надо мной, не царапай мне душу. Я так тебя люблю, так я страдаю, Оля, без тебя, что это чувство превратило меня в какого-то помешанного человека. Я знаю, что между нами прямо-таки целая пропасть. Ты девушка интеллигентная, со вкусами, а какие вкусы могут быть у Веснина?! Я поговорить как следует не в состоянии, а у тебя теперь будут друзья-студенты. Университет! Нет, ничего не надо. Дружить, наведываться к тебе в гости, ревновать… Хоть ревность и считается позором, но все равно я буду мучиться и буду ревновать. Не надо такой жизни. У меня есть воля, я ее всю соберу… И останется одно светлое воспоминание.

Оля. Боже ты мой, как хорошо ты говорил! Ах, мой Веснин, Веснин. Весна моя единственная. «Я знаю, ты мне послан богом, до гроба ты хранитель мой»[81]. И вот тогда еще, в тот отрадный день, я думала: «Мы будем с ним всю жизнь друзьями, а если он меня полюбит, сделаюсь его женой навеки».

Веснин. Оля!

Оля. Теперь и ты меня серьезно слушай. Наверно, чтобы сильно полюбить, надо отойти на время… Я выносила раненых из боя и оказалась не такой уж неженкой. Там в этих людях что-то такое близкое мне открылось, что я вдруг поняла: он, он, Веснин, во всех глазах, словах… Вот когда я уж сама, всем своим чувством стала любить тебя.

Веснин. Милая ты моя Оленька, но почему так трудно у тебя?.. Надо было уехать, побывать в боях…

Оля. Именно — бои, жизнь, людей узнать и через них понять и полюбить тебя, единственного. А если так просто — здравствуйте, я вас люблю… Нет, какая это любовь? (Нежно.) А ты клянешься ждать, пока я выйду из университета?

Веснин. Клянусь. Еще бы… А пораньше нет возможности?

Оля. Чудак, какая же возможность? Студентка, и вдруг замужем. Меня ведь засмеют.

Идет патруль во главе с матросом.

Матрос. Гражданин, позвольте проверить ваши документы? (Смотрит на Веснина). А, Веснин, гуляешь? Ну ничего, гуляй, не беспокойся.

Веснин. Что-нибудь опять случилось?

Матрос. Нет, ничего. Обыкновенно. «Вихри враждебные веют над нами…»[82]. (Уходит, слышен его голос: «Гражданин, остановитесь на минутку».)

Оля. Не знаю, как ты смотришь, а я считаю… какой тут брак, какая радость… Война, блокада, интервенция. Ты не подумай, что я боюсь, я не та Оленька.

Веснин. Та, та, любимая, бесценная.

В глубине проходит Дзержинский. Входят Ладогин и Барабинский. Огляделись.

Ладогин. Ну и новость…

Барабинский. Срезали… свалили нас…

Оля. Что случилось?

Ладогин. Вторичная демобилизация постигает Ладогина. Неужели мы, коренные чекисты, не нужны Советской власти? Неужели сторожевой отряд рабочих и крестьян слагает свое оружие?

В глубине показывается Дзержинский.

Неужели сам великий Феликс Дзержинский больше не гроза буржуазии? А?

Дзержинский. Здравствуйте, товарищ Ладогин. Прошу прощения, слышал ваш вопль души.

Ладогин. Вопль, не отрекаюсь.

Дзержинский. Относительно грозы для буржуазии мы еще посмотрим. А о великом Феликсе Дзержинском скажу два слова. Великий человек у нас один, и все мы, коммунисты, от рядовых до высших деятелей — его ученики. Выше Ленина нет никого среди нас. Что касается грозы, то правда, я, действительно, гроза для буржуазии, как вы, как всякий коммунист. (Увидел Олю.) Здравствуйте, Оленька Иволгина!

Веснин. Узнали!

Дзержинский. Если вы ее узнаете, то мне тоже можно узнать.

Ладогин. Он! Он на особом положении.

Веснин. Безобразно ты ведешь себя, товарищ Елизар!

Дзержинский. Вот что, мои дорогие молодые люди. Вам теперь придется проявить себя на другой работе… Да, на другой, на небывалой работе. Слушайте, товарищи! Часть ваших сил и часть моих личных сил я хочу бросить на помощь беспризорным детям. Немедленно! С завтрашнего дня броситься спасать эти тысячи гибнущих детей, как спасают тонущих.

Ладогин. Вот ведь какая неожиданность! Кто же не обрадуется!

Дзержинский. Думаю, что и вас, Иволгина, мы привлечем в наш аппарат, если у вас будет желание помочь нам.

Ольга. С удовольствием. Бедствия огромные!..

Дзержинский. Безмерные, но с той энергией и организованностью, с какой умеют решать трудные задачи наши закаленные чекисты, мы это бедствие одолеем. Когда я смотрю на детей, то всегда думаю: будущее не нам, а им. Годы страшной борьбы, жертв и все, что пройдено и завоевано в нашей борьбе, — для них, для будущего, где сияет человечеству яркая звезда коммунизма.

Занавес

Костромин Гриша — молодой революционер, член социал-демократической партии

Наталья Николаевна — его мать, фельдшерица

Тася — его невеста, только что с гимназической скамьи

Ландышев — ее отец, начальник степной станции Ландышево

Акафистов — старший телеграфист, социал-революционер. Около 30 лет

Карп — отец его, поп-расстрига

Юля — брат Акафистова, подросток

РАБОЧИЕ НА СТАНЦИИ

Юлай

Черемухин

Князь

Андрон — его камердинер

Ласка Зинаида — кафешантанная актриса

ПАССАЖИРЫ ИЗ ПОЕЗДА

Корнет

Денщик

Купец

Адвокат

Лукерья — буфетчица

Фетисыч —машинист

дружинники-уральцы

Бородин

Калязин

Жандарм на станции

Парень с балалайкой,

один из его спутников,

морской офицер,

пассажиры, народ,

дежурный, барышня,

станционные рабочие

Время действия — накануне декабря 1905 года.

Заиндевелые деревья в палисаднике степной станции Приуралья. Предрассветная мгла. Текут багровые облака. Входит Юлай, башкир, с лестницей. Он тушит фонари.