Все очень обрадовались, когда в пятницу вечером пришло известие о том, что Джонни удостоен первой премии Ямайки на экзаменах в воскресной школе. Но радость вскоре сменилась унынием, так как в письме, которое вслух прочитал учитель, говорилось, что лауреат должен прибыть в столицу и там получить премию и диплом. Мать Джонни, мисс Дорис, была очень бедна. Отец ее был суров с ней с тех самых пор, как узнал, что дочь согрешила, односельчане тоже относились к ней холодно. От этого мать Джонни была еще несчастнее. И все же она упорно боролась с нуждой, чтобы поднять мальчика, и гордо отказывалась от всякой помощи.

Добропорядочные жители деревни, ежедневно собиравшиеся в лавке негра массы Джо, попали в затруднительное положение. Мальчик принес славу всему округу, и каждый был бы теперь рад оказать мисс Дорис помощь, в которой она так нуждалась. Но все знали, что она скорее заставит ребенка остаться дома, чем примет хоть фартинг.

Это подтвердил и сам Джонни, когда пришел за какой-то покупкой в лавку к Линь Пао. Тата Сим зазвал его в заведение негра Джо, расположенное как раз напротив лавки Линь Пао, и спросил, когда он собирается в Кингстон. Мальчик печально ответил, что ехать следовало бы через шесть недель, но мать сомневается, сумеет ли она его отправить. Мужчины обменялись понимающими взглядами, и Тата Сим подбодрил малыша:

— Не горюй, мой малшик. И вшивому теленку достается хорошая травка. Я ошень горжусь тобой. Вот, возьми купи себе конфетошку.

И он дал лауреату конкурса пенни, затем вернулся к приятелям, чтобы узнать, не надумали ли они, как помочь мисс Дорис, несмотря на ее упорство. Поздно вечером, когда они расходились по домам, никакого удовлетворительного плана у них еще не было.

В субботу утром мужское население деревушки, как обычно, собралось небольшими группами, каждая — в своей любимой лавке. Они поглощали невероятное количество самых разнообразных напитков — от необработанного, обжигающе крепкого вещества под названием «Коровья шея» до лавровишневой настойки, которую раньше изготовляли только для наружного употребления, а теперь принимали внутрь, исходя из тех соображений, что даже в ничтожных дозах она вызывает здоровое возбуждение, равное тягловой силе десяти мулов. Что касается неприятных последствий в виде рвоты и «плохого самочувствия», то это просто не принималось в расчет.

Многие женщины в такие дни отсутствовали. Они уходили на рынок в большую деревню, расположенную в нескольких милях отсюда. Ребятишки же, если только матери не брали их с собой, занимались домашней работой.

Тата Сим, Бредда Уолкер, Адолфес Уоссенли и другие, менее выдающиеся деятели, как обычно, заседали в лавке массы Джо. До сих пор подходящего способа оказать содействие Дорис не было найдено, но джентльмены не теряли надежды. Они глубоко верили во всепобеждающую силу свободной дискуссии, подкрепленной вдохновляющей помощью алкогольных напитков.

— Моя ошередь платить, — заявил Тата. — Знашит, так, — продолжал он, когда все стаканы были наполнены. — Я думаю, что сперва надо бы решить, что малшику нужно, а потом уже придумать, как он это полушит. Нашнем с денег на билет. Это будет стоить доллар: два шиллинга туда и два обратно. Еще ему понадобятся шиллинга три на карманные расходы. Выходит ровным счетом семь шиллингов.

— Затем одежда, — вставил Долфус.

— Правильно, — согласился Тата. — Сколько стоит рубашка? Моя стоила пять с половиной шиллингов, но поскольку он малшик, это обойдется дешевле.

— Нет, нет, — возразил масса Джо. — Ему нужна шелковая, вроде той, что я надеваю в церковь по воскресеньям.

— Сколько она потянет, Джо? — спросил Бредда.

— Не знаю, какие цены сейчас, — вздохнул Джо. — Весь мой хороший одежда я привез с собой из Штатов. А там такая рубашка стоила четырнадцать долларов.

— Подумать только — четырнадцать долларов! — вскричал Тата. — Четыре фунта! Да этого на всю поездку хватит!

— Я не утверждаю, что рубашка для Джонни должна стоить столько же, — важно заявил масса Джо. — Я лишь сообщаю вам, сколько стоила моя.

— Разве обязательно нужна белая шелковая рубашка? А из такой материи, из какой женщины шьют себе платья, те, что носят по праздникам в церковь? — спросил Уоссенли.

— Кто ее знает, — ответил Тата, — может, и подойдет.

— Послушайте, мы, мужчины, ничего в этом не понимаем. Хорошо бы посоветоваться с женщиной, — предложил лавочник.

— Но к кому обратиться? — проворчал Тата. — Если мы хотим, чтобы из этого что-нибудь получилось, все приготовления надо держать в тайне, вы же знаете, у женщин рты никогда не закрываются. Септи, — обратился он к участнику высокого собрания, сидевшему справа от него, — я думаю, теперь твоя ошередь.

Септи заказал выпивку для всех, и некоторое время заговорщики глубокомысленно тянули из своих стаканов.

— Итак, мы говорили… — начал было Адолфес Уоссенли, но тут же умолк и удивленно воскликнул: — Черт! Хотел бы я знать, что это с мисс Дорис? Она мчится по дороге, словно ей насыпали перцу под хвост.

Остальные высунулись в дверь и в окно, рассматривая бегущую женщину и размышляя, куда бы она могла направляться.

— Гм-гм, любопытно, кто это рассердил ее, — соображал Тата. — По всему видно: кому-то сейчас крепко достанется. Эй, Джо, да уж не по твою ли она душу? Она идет сюда!

— Не может быть, — удивился масса Джо. — На этой неделе она только раза два заходила ко мне за покупками. Вот еще позавчера…

Дальнейшая дискуссия была прервана появлением леди. Она остановилась в дверях.

— Тата, — произнесла она, — я хотела бы знать, когда-нибудь я или мой сынишка беспокоили тебя?

— О… нет, мисс Дорис, — запинаясь, отвечал старикан.

— Тогда объясни-ка мне, — продолжала она, — с чего это ты вдруг надумал дать Джонни пенни вчера вечером. Наглость какая! Он у тебя просил, что ли?

— Что ты, что ты, вовсе нет, — запротестовал старик. — Я увидел, как малшуган зашел в лавку к Линь Пао, подозвал его и спросил, правду ли говорят, будто он полушил первую премию. Он ответил: правду. Вот тогда я и объяснил ему, что это большая шесть для нашего округа и дал малшику пенни, чтобы он купил себе конфет.

— Пойми ты, пожалуйста, раз и навсегда, — заявила мисс Дорис, — когда Джонни захочется конфет, он должен прийти и сказать об этом мне. Мы хоть и бедные, но не нищие. Вот, возьми свои деньги.

Она протянула пенни, но он отвел ее руку.

— Послушай, Дорис, — возразил Тата, — ты не права. Я дал малшику пенни от чистого сердца и не могу взять назад. Верни ему монету, вреда от этого не будет.

— Не хочешь добром взять, тогда гляди, — она швырнула монету на пол. — Вы, мужчины, только и знаете, что торчать здесь, болтать, пить ром да резаться в шашки, домино или в карты. Как будто ни у кого из вас нет собственного двора и заняться нечем. Вам бы совсем поселиться в этой лавке!

И она ушла так же стремительно, как и появилась.

— Ну и досталось тебе, Тата! — усмехнулся масса Джо.

— Уф-ф! — проворчал тот. — Что за языки у этих баб! Но у меня появилась одна интересная мысль, когда она сказала про карты.

— Какая? — спросили приятели с любопытством.

— Давайте спросим у любой женщины, которая будет проходить мимо, сколько стоят хорошая рубашка и штаны для малшика. Скажем ей, что мы поспорили между собой, — хитро улыбаясь, предложил Тата.

Им не пришлось долго ждать. Минут через десять на горизонте появилась мисс Джини. Та самая, что крутила с Оби Тьюла.

— Доброе утро, мисс Джини. Как поживает масса Оби, мэм? — осведомился Тата самым любезным тоном.

— Спасибо, хорошо, — ответила она кратко.

— Пожалуйста, задержитесь на минутошку, мисс Джини. Прошу вас, сделайте одолжение, мэм, — попросил он.— Видите ли, дело в том, что мы тут поспорили, сколько стоят хорошая рубашка и штаны для малшика вроде моего внука Натаниела. Мы заклюшили пари. Бредда говорит одно, Долфес — другое.