Я никогда не верил в бога, но в тот момент я начал молиться… Странно? Да, но чего в жизни не бывает. В голове проносилось в беспорядке: «Отче наш» и «Плод в чреве твоем», «Сойди к нам» и «Грешники», «Славься» и многое другое. Я молился и смотрел на Маноло, стараясь не видеть лица полицейского. Я чувствовал себя обезоруженным (ведь револьвер был у Маноло), запертым в клетке узником, у которого не было пути для побега.

Мы не доехали до остановки на углу Техас, когда это случилось. «Смит-вессон», проскользнув между штанами Маноло и его телом, стукнул о пол достаточно сильно, чтобы привлечь внимание пассажиров. Он блестел в пыльном проходе, словно алмаз на грязной улочке в Лас-Ягуас.

Рикардо, что, по-твоему, сделал Маноло? Выпрыгнул из автобуса? Схватил револьвер и навел на полицейского?

Он сделал второе, но только наполовину… Он нагнулся, поднял «железяку» и… вновь засунул ее под рубашку.

Вот бы мне его нервы. Пот заливал мне глаза, так что я вынужден был на какой-то миг закрыть их. Когда я открыл глаза, то увидел такое, что окончательно сбило меня с толку: Маноло подмигивал… полицейскому!

Надо было немедленно выходить из автобуса, другого выхода не было. Маноло оказался предателем! Я же предупреждал… Сейчас все стало ясно: случай в доме Глэдис, гибель Антонио и провал других операций, все, все… Я должен был немедленно сойти с автобуса, но от неожиданности словно оцепенел, одно дело — подозрения, другое — видеть подтверждение, и мне пришлось быть свидетелем сцены до самого конца. Фараон ответил Маноло понимающим жестом, и мой товарищ улыбнулся. Пассажиры молчали, стараясь делать вид, что ничего не замечают не столько из-за страха, сколько из-за отвращения к этому легавому с пистолетом, который, кто его знает почему, очутился в автобусе, и вдобавок вместе со шпиком в полицейской форме. На следующей остановке, торопясь и толкая друг друга, почти все пассажиры сошли.

Голова у меня шла кругом. Меня охватило состояние такой подавленности, что собственная жизнь, клянусь тебе, не имела в тот момент для меня никакого значения. Как бы ты назвал это?.. Ага, этической проблемой… Молодой человек, таких же лет, как и мы все, оказался шпиком и проник в нашу подпольную организацию. Он прикидывался сторонником идеалов, которые ненавидел, стал другом Антонио и даже участвовал в наших операциях!

Больше всего возмутило меня то, что он смог хитростью завоевать наше доверие и терпеливо ждал случая, чтобы провалить всю организацию вместе с ее руководителями. Он ждал достаточно долго — до тех пор, пока не были сформированы студенческие бригады… Но теперь он раскрыл себя, и мне надо было немедленно избавиться от него.

«На следующей остановке», — сказал Маноло кондуктору, который сразу же дернул за шнурок звонка, подавая сигнал водителю. Тот затормозил, и, пока я раздумывал, что делать, этот подлец толкнул меня в спину, и я вынужден был сойти вместе с ним…

И вот, Рикардо, мы с тобой в доме Маноло. Ты сидишь рядом со мной и все время задеваешь меня ногой, несмотря на все мои просьбы отодвинуться подальше, тем более мать нашего друга еще не принесла торт, который испекла специально для нас… А ты, Маноло, можешь смеяться надо мной, ведь я знаю, что ты давно мечтаешь стать драматическим актером, а артист никогда не упустит случая продемонстрировать свои способности. В тот раз ты выкрутился блестяще и остроумно, и я заслуживаю, чтобы вы оба всыпали мне как следует. Но главное — это то, что мы остались друзьями и единственно, кого нам недостает сейчас, — это Антонио. Я отдал бы все, чтобы он был сейчас здесь. Я бы сказал ему: «Ты был прав, надо больше доверять товарищам».

«ЧЕШКА»[37]

_{Перевод с испанского Ю. Погосова}

Я был руководителем группы. Как только мы прибыли, нас передали под командование Хасинто Мадригала, который разъяснил обстановку. В этом районе я никого не знал, и это осложняло выполнение поставленной перед нами задачи.

Ночи тянулись долго, а каждую ночь приходилось стоять на часах, крепко сжимая в руках «чешку».

Возле поста росли рожковое дерево и пальма — ее раскидистая крона заслоняла луну. Мы определяли время по свисткам локомотивов. Вот это подает сигнал поезд из Игуары, где остались моя мать и братья, они — я был уверен — сейчас думали о грозящих мне опасностях, а вовсе не об этих нескончаемых ночах. И к нашей радости, когда к нам начали прибывать из разных уголков страны новые милисиано[38], ночи стали короче.

Мы расположились в Лоурее: бетонный перрон, приподнятый над землей, барак для сортировки табачных листьев, мясная лавка, разбросанные там и сям дома, между которыми высились деревья и зеленели посевы. А вокруг холмы, ухоженные поля, табачные плантации и покрытые колючим кустарником горы вдали.

В ту ночь я был в карауле. Часов в девять с ближайшего холма донесся собачий лай, вскоре к нему присоединились собаки Макарио и всего поселка.

Я созвал ребят и быстро расставил их по местам: одного — напротив дома Нардо, другого — рядом с бараком для сортировки табака, и, когда я бежал к перрону, чтобы занять позицию там, бандиты были уже у мангового дерева. Страшно хотелось открыть огонь, но нам было приказано только отвечать на их выстрелы, так как кругом жилые дома. Они начали стрелять, мы ответили им плотным огнем, вынудив отойти в рощу. Потом мы бросились за ними, швырнув вдогонку две гранаты, и преследовали их, пока они не скрылись в горах. Это была банда Марио Браво.

В поселке все успокоилось, и я позвонил во Флоренсию, чтобы оттуда сообщили в Тамариндо. Минут через двадцать вдали засветились фары грузовика с вооруженными милисиано. Нашу группу усилили еще шестерыми бойцами, а мне приказали, как только рассветет, собрать отстрелянные гильзы на том месте, откуда стреляли бандиты. Это оказались гильзы от американских винтовок и автоматов.

Мы пробыли в Лоурее около тридцати дней. Затем нас раскидали по разным постам, причем мне выпало охранять барак для сортировки табачных листьев. К тому времени мы с Гуделией уже были знакомы, она жила немного в стороне от полустанка, в домике на холме, перед которым росли пунцовые розы; их аромат чувствовался метров за двадцать не доходя до дома. Я забегал к Гуделии в свободное от дежурства время, а иногда она спускалась ко мне — приносила кофе, сладости и приводила с собой братишку, и тогда мы болтали о всякой всячине. И вот пришел день, когда мы объявили о своей помолвке, решив, что сыграем свадьбу, как только отец моей невесты закончит пристройку к дому для нас.

Когда меня перевели охранять барак для сортировки табака, Гуделия очень огорчилась, потому что теперь мой пост был довольно далеко от ее дома и мы не могли видеться по ночам — ведь банда Марио Браво устраивала вылазки только в ночные часы. Мы должны были стеречь все помещения табачной плантации, чтобы бандиты не подожгли их.

Нас было трое, охранявших барак для сортировки табака, — пока один спал, двое других бодрствовали. И надо же было случиться, чтобы в тот вечер заболел Гильермо. Я отправил его домой, так как у него начинался жар, а мы ничем не могли помочь ему. К тому же заморосил дождь. Он ушел, а мы с Густаво, чтобы скоротать время, принялись рассказывать друг другу о своих невестах. Незаметно спустилась темнота. И тут вдруг явился нарочный из Флоренсии с телеграммой, в которой сообщалось о смерти матери Густаво. Получив это известие, Густаво едва сдержал слезы, потом стал рассказывать о матери, которая всю жизнь жертвовала собой ради семьи, о братьях и сестрах, которые остались теперь одни. Но долг превыше всего, сказал он, и он не оставит поста.

Вот уже несколько ночей подряд бандиты орудовали неподалеку, не решаясь приблизиться к нам, зная, что нас трое, вооруженных тремя «чешками», и что мы защищаем наше добро, народное добро. Они понимали, что любая их попытка обречена на провал.