В тот день Лоренсо был чем-то явно обеспокоен. Под предлогом покупки продуктов он один раз уходил из лагеря. А потом все крутился возле Майора в ожидании удобного случая.

«Я сделаю это ночью, — подумал он. — Днем намного опаснее. Еще не хватало, чтобы они меня сцапали… Ночью все будут спать…»

Однако чувство страха, которое охватывало его каждый раз, как только он начинал думать о том, что ему предстоит совершить, толкнуло его на опрометчивый шаг.

«Какого дьявола, кончу разом, и все! — сказал он себе. — Незачем ждать ночи. Покончу сейчас».

Перед наступлением вечера он решился: он скажет Майору, что ему нужно поговорить с ним с глазу на глаз, и они уйдут за пределы лагеря, а там он разрядит в него пистолет. Чтобы остановить преследователей, у него есть две гранаты. Он был уверен, что им не удастся его схватить. А затем он вернется к Кастильо, получит свои десять тысяч и капитанские погоны. Ему хотелось сейчас думать только о награде и больше ни о чем.

Майор разговаривал с Антонио, командиром боевого охранения, когда Лоренсо подошел к ним.

— Майор!

— Что?

— Я хочу поговорить с вами.

— О чем?

— Только не здесь. Наедине. Я должен сообщить важную новость, но так, чтобы нас никто не услышал. Давайте отойдем подальше.

Инстинктивно он дотронулся до рукоятки пистолета, спрятанного под рубашкой. Майор обратил внимание на этот жест, и Лоренсо резко отдернул руку.

— Значит, ты хочешь поговорить со мной не на территории лагеря? — сказал Майор медленно и громко, словно нарочно, чтобы его услышал Антонио.

— Да, это очень важное дело, — ответил дрогнувшим голосом проводник.

Майор смерил его взглядом с головы до ног, затем подал Антонио незаметный знак.

— Ладно, пошли, — сказал он.

Пока они шли из лагеря, Лоренсо казалось, что Майор слышит, как бьется у него сердце. Они удалились метров на тридцать, и Майор остановился.

— Ну что же, выкладывай, что за дела у тебя ко мне.

Рука Лоренсо двинулась к пистолету, но вдруг остановилась: в нескольких метрах от них стоял Антонио. Проводник и не заметил, как тот пошел следом за ними. Закуривая сигарету, Антонио украдкой посматривал на них.

— Ты что, не слышишь меня, Лоренсо?

— Что?

— Я спрашиваю, что ты хотел сказать мне.

— Ах да… — Язык не повиновался Лоренсо. Он растерянно смотрел то на Антонио, то на Майора. Уши у него горели и лицо побагровело. — Я хотел попросить разрешения… чтобы завтра… уйти из лагеря… хотелось повидать свою старуху…

— Это и есть то важное дело, о котором ты хотел поговорить со мной?

— Дело в том… я ее оставил больной… и хотелось бы узнать, как она там. — Дальше этого фантазия Лоренсо не шла.

Майор молча смотрел на Лоренсо.

— Ты уходишь и приходишь в лагерь в любое время, когда тебе хочется, — сказал он и, повернувшись к Лоренсо спиной, пошел к Антонио.

Ботинки командира группы выросли до огромных размеров. Тело Лоренсо переломилось пополам и подалось вперед, только связанные за деревом руки удерживали его от падения.

Затуманенный взгляд уперся в землю, и ботинки повстанца казались ему гигантскими, они старались не наступать на кровавую лужу под деревом. Ботинки дрожали, словно отражение на поверхности воды. «Кажется, это конец…» — подумал он, но не чувствовал никакой боли. Ему казалось, что он спит.

— Развяжите его, — сказал кто-то.

Он почувствовал, как режут веревку, а затем упал, уткнувшись в землю лицом.

— Как будто еще жив? — произнес чей-то далекий голос.

«Наверное, это потому, что у меня открыты глаза. Но я не хочу их закрывать». Перед его носом замаячил ствол пистолета. «Опять будут стрелять, — подумал он. — Второй раз будут убивать. Прикончат из сострадания. Прижмут пистолет к виску и выстрелят. Как я в ту ночь…»

Лоренсо повесил свой гамак рядом с гамаком Майора. «Этой ночью я с ним покончу, и никто меня не схватит», — убеждал себя он.

Майор лег спать последним. Он заметил, что Лоренсо повесил свой гамак рядом с ним, но ничего не сказал. Положил винтовку на землю, снял ботинки и, не раздеваясь, улегся. Лоренсо следил за каждым его движением. Он снова испугался, услышав громкое биение своего сердца. Нет, надо успокоиться, взять себя в руки. Он поднялся и подошел к повстанцу, который сидел у подножия дерева и курил, пряча сигарету в кулаке. Проводник наклонился к нему.

— Эрнесто…

— Что такое?

— Ты знаешь, где находятся часовые?

Партизан поднял к нему глаза.

— А для чего тебе это знать?

— Я считаю, мы всегда должны быть начеку.

Наступило короткое молчание.

— Они охраняют подходы к лагерю, — ответил партизан ленивым голосом и, погасив окурок о землю, свернулся клубочком, собираясь спать.

До поздней ночи он выискивал случай, чтобы покончить с Майором. Но как нарочно, ему не везло. Ему казалось, что Майор не спит, потому что тот ворочался всю ночь. И только на рассвете…

Майор лежал без движения. Последний раз сменились часовые, весь лагерь спал. Только над густыми верхушками деревьев маячил бледный лик луны, словно горящий глаз горы Вихия. Лоренсо раздражал ее свет.

«Не схватят меня. Никто так, как я, не знает здешние горы. Если они бросятся в погоню, я успею скрыться быстрее, чем прокукарекает петух, и даже луна им не поможет».

Он нащупал рукоятку пистолета и осторожно, словно боясь, что разбудит Майора, вытащил пистолет из-под рубашки и крепко сжал его в кулаке.

«Приставлю пистолет к виску, так вернее будет».

Он стал медленно подниматься, и, когда сел в гамаке, мокрая от пота одежда прилипла к телу. Все лицо было тоже мокрым, несмотря на холодный рассвет.

«Просто я нервничаю, но я все равно прикончу его без всякого труда. Кастильо даст мне десять тысяч песо, и я стану капитаном. Ну и заживу я с этими деньгами! Даже яхту куплю. Мне всегда нравилось море…»

Он разговаривал сам с собой, чтобы собраться с силами. На самом деле он не думал ни о деньгах, ни об офицерском чине, ни о вознаграждении — он был поглощен мыслью о том, что ему предстояло совершить. Убить человека, вот так, спокойно приставив к его виску пистолет, было нелегко. Да еще Майора. Преодолев нерешительность, Лоренсо протянул дрожащую руку с пистолетом к соседнему гамаку.

«Хватит тебе трястись, подонок! — приказал он сам себе. — Стреляй!»

Но он не выстрелил. Он опустил руку и уставился на Майора. Неожиданно весь план вылетел у него из головы и память обратилась к тому дню, когда Сантьяго представил его Майору и Лоренсо с гордостью стал выполнять его приказы. Он вспомнил бой, которым руководил Майор. Ведь под его командой была небольшая группа голодных и плохо вооруженных партизан. Однако он не побоялся атаковать казармы.

«Почему он решился на это? — думал Лоренсо. — Потому что он храбрый? Ведь у него нет ни малейшего шанса на победу. Вся армия против него, я это видел. Но он не сдается».

Воспоминания захватили его. Он вспомнил выступления Майора перед крестьянами, о том, как он говорил, что земля после победы революции будет поделена между земледельцами, а правительство поможет им ее обрабатывать. Он говорил им о школах, о строительстве дорог в горах, о строительстве кирпичных домов для крестьян, об уничтожении всех хижин-развалюх, о строительстве больниц. Дети не будут больше страдать от паразитов, в стране будет покончено с голодом, неграмотностью и эксплуатацией.

В такие моменты Лоренсо казалось, что он видит в глазах крестьян огонь надежды. Майор говорил с такой убедительностью, что все верили в реальность его слов. Но когда он уходил, крестьяне печально качали головами: они считали, что обещаниям Майора не сбыться, а ему самому не миновать смерти. Однако Майор никогда не терял веры в победу дела, за которое боролся. Он так верил в победу, что даже горы и леса, по которым шел его отряд, отступая под ударами регулярных войск, он называл Свободной территорией…