А потом он увидел вертолеты. Летевшие не с той стороны, откуда было нужно.
— Давай! — Закричал он, срывая голос. Он бросился под прикрытие здания, мотострелки последовали за ним. Расположившаяся в саду боевая машина пехоты выпустила куда-то противотанковую ракету.
— Где взвод ПВО? — Вслух подумал Кришинин.
Вертолеты уродливыми луковицами с темными ракетами на подвесках и черными немецкими крестами на фюзеляжах трещали над деревьями. Опознавательные знаки смутили Кришинина, поскольку он считал, что они все еще в полосе ответственности голландских войск. Он остановился и дал несколько автоматных очередей по вертолетам, несколько солдат последовали его примеру.
Вертолеты прошли над деревьями, но не стреляли. Кришинин ощутил облегчение, когда они прошли мимо фермы. Но мгновение спустя он услышал шипение сходящих с направляющих ракет.
Артиллерия, вспомнил Кришинин. Батарея стояла открыто. Он беспомощно наблюдал, как вертолеты противника гарцевали над полем, дразня отчаянных стрелков на земле и уничтожая самоходные орудия одно за другим.
Почему же взвод ПВО не стрелял, удивился Кришинин.
Меньше чем за минуту вертолеты убрались на юг, оставив уничтоженную батарею в завесе дыма, время от времени озаряемой вспышками вторичных взрывов.
Кришинин остановился у собственной машины. Она переместилась ближе к вершине холма, стреляя из автоматической пушки с большой дистанции. Он запрыгнул на ее крышу, наклонился к башне, схватил наводчика за рукав и крикнул, чтобы тот его услышал.
— Давай назад во двор. Укроешься за стенами. Мне нужна рация.
Наводчик посмотрел на него снизу вверх.
— Товарищ капитан, вы ранены.
Кришинин проследовал за взглядом наводчика, сначала на свои плечи, затем на грудь и на рукав. Большая часть рукава была равномерно темной, гораздо темнее, чем могла бы быть от дождя. При виде этого Кришинин испытал мгновенный приступ слабости.
— Быстрее, — сказал он, борясь с тошнотой. — Во двор.
Но он моментально ощутил слабость, как будто рана появилась только сейчас. Он вспомнил «укус» в плечо. Казалось невозможным, что тот мог нанести такую рану. Он даже не ощущал боли.
Он побежал рядом с боевой машиной, направляя ее к воротам, когда интенсивность боя резко возросла. Но въехавшая во двор ранее машина авиационного корректировщика заблокировала проезд, занимая гораздо больше места, чем ей требовалось. Кришинин обежал ее, чтобы потребовать от корректировщика убрать ее в сторону, когда артиллерия возобновила огонь.
Крыша сарая рухнула. Ударная волна сбила с ног несколько человек во дворе. У одного из солдат пошла кровь из ушей, и Кришинин ощущал, что его тоже оглушило. Однако он смог услышать грохот выстрела танкового орудия, гораздо ближе, чем он ожидал. В разбитом дворе солдаты кричали о помощи, давясь пылью от разбитого сарая. Дождь резко усилился, как будто противник управлял и им.
— Все в здания, — закричал Кришинин. — Не стоять, как бараны.
Но солдаты не решались. После зрелища снесенного снарядом сарая Кришинин не мог их винить. Тем не менее, каменные стены все же обеспечивали лучшее укрытие, чем открытый двор. И все солдаты не могли эффективно вести огонь со двора. — Шевелитесь, черт бы вас побрал!
Но солдаты уже с трудом могли понимать и выполнять команды. Это означало, что они были шокированы и замедленно реагировали на усиливающуюся с каждой минутой неразбериху. Теперь те, кто уже не понимал русского языка, просто следовали за более стойкими товарищами.
Звук двигателей приближающихся танков перемешался с шумом взрывов ракет и грохотом автоматического оружия. Кришинин вернулся в здание и поднялся по лестнице, хрустя осколками битого стекла под ногами. Лейтенант-разведчик остался на своем месте. Но ему уже не нужен был бинокль.
— Танки, — сказал он Кришинину. — Как минимум, рота. Стреляют вон от тех деревьев. Мы подбили два из них.
Снаряд ударил в стену дома, сотрясся его до основания. Но каменная кладка была старой и надежной.
Лейтенант заметил окровавленный рукав Кришинина.
Кришинин остановил его руку.
— Ничего серьезного, — сказал он, сам желая в это поверить. Он не мог понять, почему не было боли. Рука все еще двигалась нормально, если не было нагрузки.
— Кто-то из офицеров бежал на крышу с рацией, — сказал лейтенант. — Он был похож на того, из ВВС.
— Где он?
— На крыше. Там лестница на чердак. Потом через слуховые окошки.
Вражеские танки были близко, примерно в километре. Кришинин мгновение рассматривал их, успев заметить темный металл через просветы дымовой завесы, которую ставили танки. Они двигались очень грамотно, дисциплинированно, но медленно. Казалось, они не решаются переступить черту. Он заметил, как одна из советских противотанковых ракет, устремившихся к танкам противника, дала сбой, совершила короткий рывок в небо и упала на землю. Он с отвращением отвернулся.
Кришинин направился прямо на чердак. Он ощущал необычайную легкость, как будто плыл, но на самом деле это был трудный подъем по узкой лестнице. Ему начало казаться, что туловище могло лететь, а ноги были придавлены грузилами. Наконец, он добрался до чердака, заставленного старьем и пропахшего плесенью. Накопленный поколениям хлам мешал пройти, Все, кроме старых фотографий в рамках и раритетной бытовой техникой было накрыто тканью.
Чердачные окна были разбиты. Кришинин высунулся в ближайшее, смотревшее в сторону канала.
Былов лежал на животе, распластавшись на крыше, и что-то говорил в микрофон рации. Раскрытая сумка с оборудованием лежала рядом.
Кришинин не мог разобрать ни одного его слова, сказанного корректировщиком. Уровень шума был просто сумасшедшим, выводящим из себя. Казалось, сотрясаемый воздух стал осязаем
Кришинин коснулся ноги Былова.
Корректировщик поднял палец. Подождал. И перевернулся на спину, выискивая что-то в сером небе. Кришинин проследил направление взгляда Былова, но ничего не увидел.
Однако Былов полез в сумку, доставая сигнальный пистолет и две цветные дымовые шашки. Он еще раз сказал что-то в микрофон, затем поднялся на колени на скользкой черепице, достаточно, чтобы высунуться из-за крыши.
Уверенным движением Былов бросил одну шашку вправо, затем вторую влево, обозначив позиции своих войск. Потом взял пистолет и быстро выпустил две зеленые ракеты подряд в сторону противника.
Былов бросил сумку Кришинину, указал забираться обратно на чердак. Корректировщик заскочил на чердак следом с кошачьей грацией, волоча за собой рацию. Не глядя на Кришинина, Былов упал на пол, зажав уши руками.
Кришинин быстро последовал его примеру.
Мощный рев реактивных двигателей, казалось, прошел через сам чердак, сотрясая дом сильнее, чем взрывы снарядов. Ему вторили небольшие взрывы, а потом раздались такие оглушительные хлопки, что из Кришинина, казалось, на несколько секунд вытрясло душу. Воздух стал жестче.
— Объемно-детонирующие бомбы, — крикнул Былов. — Отличные штуки.
— Отличная работа, — крикнул в ответ Кришинин.
— Можете рассчитывать на ВВС, — ответил Былов. — Служим Советскому Союзу и так далее.
— Как вы смогли их вызвать?
Былов посмотрел на него с искренним удивлением.
— Наше подразделение получило высший приоритет. Я могу вызывать еще, если потребуется.
Былов начал методично собирать свои разбросанные инструменты, проверять рацию и приборы. Находясь в своём собственном маленьком мире самолетов и бомб, Былов не заметил рану Кришинина или, по крайней мере, ничего не сказал ему. Но Кришинин ощущал, как его состояние меняется. Он быстро слабел. Нужно было взглянуть на рану, но он боялся, что от вида разорванной плоти и собственной крови на собственной коже он может потерять сознание. И решил держаться, во что бы то не стало.
Кришинин медленно поднялся и побрел вниз по лестнице к позиции лейтенанта-наблюдателя. Изуродованное тело лейтенанта лежало у стены, голова и конечности были жутко перекручены, глава выпучены. Из-за другой стены бил пулемет.