Было бессмысленно оставаться здесь. Зачем? Они все погибнут. Просто будут стрелять, пока не убьют друг друга. Что это даст? Вспышки и грохот танковых орудий преследовали его, иногда прерываясь ударами металла о металл, когда снаряды попадали в цели. Сапоги Филова увязли в грязи. Он начал в панике бить себя по ногам, как будто это могло заставить их слушаться и нести его вперед по земле. Он бежал без оглядки.

Плинников высунулся из люка, держа наготове дымовую гранату.

Он услышал вертолет раньше, чем увидел его. Дождь и туман давали странный эффект, смешивая рокот лопастей с гулом артиллерийского обстрела, так что было невозможно точно определить, с какой стороны он летел. Вдруг, совсем рядом с тем местом, куда смотрел Плинников, смазанный силуэт маленького вертолета вылетел из тумана, стремительно приближаясь и приобретая четкие очертания. Плинников бросил гранату так, чтобы ветер разнес цветной дым от его машины. Он сразу понял, что пилот вертолета был «афганцем», настоящим ветераном, потому что летел очень низко и быстро, несмотря на дождь и плохую видимость.

Пилот не стал глушить двигатель. Штурман выбрался из вертолета и побежал к машине с непокрытой головой. Плинников выпрыгнул из машины, держа свернутые карты и документы. Карты и некоторые другие бумаги были в крови и ошметках плоти, и Плинникову хотелось побыстрее от них избавиться. Он протянул их летчику, словно букет.

— Что-нибудь еще? — Спросил штурман. Рокот лопастей наполовину заглушал его голос.

Плинников отрицательно покачал головой.

Дым развеялся по зеленому лугу цветным ковром. Противник тоже мог заметить его, так что не следовало терять время.

Штурман побежал обратно к вертолету. Он поспешно бросил захваченные документы за свое сидение. Пилот начал поднимать машину прежде, чем он успел занять свое место. Вертолет поднялся над деревьями и стремительно помчался в том направлении, откуда прилетел.

Плинников забрался на крышу машины, едва не поскользнувшись на мокром металле и упал в башню.

— Поехали. Назад в зеленку.

Машина со скрипом покатилась вперед, трясясь на неровностях земли. Наконец, она въехала обратно на лесную дорогу.

Плинников опять начал изучать карту, пытаясь найти хорошую дорогу глубже в тыл противника. Карта не предлагала очевидных путей, а попытка разобраться показалась ему бесконечно сложной. С раздражением он приказал механику вернуться обратно на дорогу, которая ранее показалась наиболее привлекательной, надеясь, что по фактическим деталям ландшафта ориентироваться будет проще, чем по карте.

На перекрестке лесных дорог он опять сверился с картой. Она была очень качественной, на ней было обозначено множество деталей, имеющих военное значение. Но казалось, что эти тропки в немецких лесах возникали из ниоткуда, как будто лес был живым и сам создавал их, как хотел.

Плинников выбрал колею, которая, как ему показалось, вела на запад. Сначала это была обычная грязная лесная дорога. Но потом деревья стали сжиматься. Плинников принялся отталкивать от машины мокрые ветви. Форма насквозь промокла, в ней стало крайне неуютно. Его дух мгновенно улетучился, как будто кто-то вытащил удерживавшую его пробку.

— Наводчик, опусти ствол, он цепляет ветки. Механик, медленно.

Затем, казалось бы, им повезло. Деревья начали редеть, а ландшафт сменился, став более холмистым. Справа от машины появился небольшой ручей, текший параллельно дороге. Плинников снова сверился с картой, надеясь, что эта деталь — дорога и ручей совсем рядом друг от друга — позволят ему сориентироваться. Но все равно не смог определить свое местоположение, все, что он видел на карте не имело смысла, не помогало даже примерное знание расстояния, которое они прошли. Требовался однозначный ориентир, или хотя бы открытая местность.

Идя через все эти испытания, Плинников старался не думать о мертвых солдатах противника, держать этот вкрадчивый, мучительно реальный образ на расстоянии. Он пытался отвлечься, вспоминая военное училище и бесконечную череду проблем, свалившихся на него, когда он впервые прибыл в часть.

Но все эти натужные картины меркли по сравнению с яркими образами, звуками и запахами недавнего боя. Он не мог избавиться от них, снова и снова проматывая в голове свои неудачи. Мертвые умирали снова и снова. Образы уже начали незначительно меняться, словно деформируясь в его перегретой памяти.

Неожиданно, лес кончился. Машина полностью вышла из-под прикрытия деревьев и Плинников приказал остановиться. Он отринул нахлынувшие образы. За небольшой рощей поднималась отчетливо видимая на фоне низкого серого неба верхушка церкви. Он протер пальцами нос и потянулся за картой.

Он так и не увидел и не услышал снаряда, убившего его. Что-то ударило в машину под башню и, взорвавшись, оторвало ему ноги и изранило руки. Быстро последовавший вторичный взрыв швырнул его тело через командирский люк, сломав шею о стенку башни. Огромное давление скомкало его тело и выбросило в небо через круглое отверстие люка, словно груду тряпья.

Капитан Кришинин никогда не сталкивался со столь подавляющей проблемой. Его задачей, как командира передового охранения было быстро перемещаться, находить и уничтожать врага либо сковывать его своими действиями до подхода основных сил, одновременно ища способ обойти вражеские позиции. Задачи из учебника. Тем не менее, противник уже отошел. А его подразделение было блокировано огромной воронкой на дороге и неизвестным количеством мин в окружающих лугах.

Он понятия не имел, куда делся разведывательный дозор, и что с ними сейчас. Ведь они должны были предупредить его об этом. А теперь Кришинин застрял. Инженерный взвод отбился от основных сил в неразберихе первых столкновений с противником. Возможности провести разминирование без них не было.

Он рассудил, что его подразделение, представляющее собой авангард наступающих сил, оторвалось от своих не больше, чем на двадцать пять минут, если, конечно, они не увязли в боях. Передовые полки их дивизии, возглавлявшей наступление второй гвардейской танковой армии ударили по слабеньким позициям противника с такой силой, что он сомневался, что придется долго ждать подхода своих. Кришинин не потерял ни одной машины в ходе боев. Он потерял только связь с инженерным взводом. Передовая боевая машина пехоты попыталась объехать воронку на дороге и подорвалась на мине. Экипаж погиб.

Подразделение Кришинина стояло. Тринадцать боевых машин пехоты, три танка, батарея 122-миллиметровых самоходных орудий, а также более десятка машин с радарными установками, системами управления артиллерийским огнем, противотанковыми и легкими зенитными ракетными комплексами были блокированы на единственной в этом районе дороге. Это было мобильное и мощное подразделение, идеально подходящее для выполнения поставленных задач и местного ландшафта. Но теперь, без инженерной техники, оно было беспомощно.

Кришинин спешился и быстро пошел к головной части остановленной колонны. Но прежде, чем он достиг ее, он заметил, как один из лейтенантов приказал солдатам покинуть машину. Затем лейтенант сел на место механика-водителя и рывком тронувшись с места, осторожно двинулся в сторону подорвавшейся ранее машины.

Лейтенант направил свою машину носом в остов, и начал толкать его вперед. Кришинин в удивлении остановился. Потом рявкнул на мотострелков, столпившихся вокруг и глазевших так, как будто это было заранее подготовленным номером. Он вернулся в реальность, как будто проснулся, и вдохновился примером лейтенанта. Он скомандовал приготовиться к движению. Вдруг ему стало стыдно. Он позволил подразделению стоять на дороге, представляя собой отличную цель и ждать, пока его посетит идея.

У лейтенанта не получалось толкать остов своей машиной. Тогда он просто столкнул его в сторону, громко лязгнув металлом о металл. Остатки подорвавшейся машины освободили дорогу, сдвинувшись влево. Оставшиеся без гусениц катки зарылись в дерн.