Малинский с удовольствием согласился на предложение Чибисова взять на себя вопрос с полковником Штейном, освобождая командующего фронтом для исполнения его непосредственных обязанностей. Чибисов считал это единственным практичным решением. Хотя лично он сомневался в эффективности запланированных фильмов и радиопередач. Позиция пропаганды строилась на том, чтобы убедить население ФРГ в том, что только их сопротивление вызывает разрушение их домов, и, кроме того, что союзники по НАТО намерились вести войну на уничтожение — за счет их страны. Чибисов сомневался, что такой подход был бы эффективен, будучи направлен на русских, но как отреагируют люди Западной Европы, было для него загадкой.

Полковник Штейн прокомментировал некоторые ключевые моменты, и фильм достиг своей кульминации. Затем экран внезапно потух, и Штейн отошел, чтобы включить свет.

Трименко повернулся к Чибисову. По его озадаченному выражению лица было ясно, что он не понял общий посыл фильма. Чибисов ощущал определенное родство с Трименко, хотя они были людьми, дистанцирующимися друг от друга. Оба были высококлассными специалистами в области разработки и применения автоматизированных систем управления войсками, а также холодными, не допускающими бессмысленных эмоций специалистами. В кадровых вопросах оба были перфекционистами, хотя Трименко был более склонен ломать подчиненным карьеру из-за единственной ошибки.

— По крайней мере — холодно заметил Трименко. — Я понимаю суету по поводу скорейшего занятия Люнебурга. Я никогда не считал, что это имеет смысл с военной точки зрения, и сейчас тоже так не считаю. — Трименко посмотрел на Штейна, едва скрывая отвращение. — Товарищ из генштаба объяснил нам великий смысл этого мероприятия. Но я по-прежнему нахожу эту операцию бессмысленной тратой ресурсов. И, — Трименко посмотрел вниз, на пол, а затем в глаза Чибисову. — Мы не варвары.

Чибисов разделял озабоченность Трименко. Но как начальник штаба он знал, что у них не было другого выбора, кроме как выполнять распоряжения генштаба. Конечно, они могли внести некоторые коррективы в план операции. Одобрения маршала Крибова было вполне достаточно. Но вопрос со Штейном был особым, и было важно не проявить слишком много самостоятельности. Тем не менее, Трименко должен был принять его, так или иначе.

— Товарищ командующий армией, позвольте дать вам немного информации. — Сказал Чибисов, будучи неуверен в том, может ли он добиться желаемого. — Как вы знаете, мы живем в эпоху начала революции в способах ведения боевых действий. Лично я считаю, что в этой череде революций ядерная, возможно, была ложной дорогой. Затем произошла информационная революция, с которой вы, несомненно, знакомы. На западе говорят о переходе к «информационной эпохе» и, возможно, они правы в этом. Советская система всегда придавала важнейшее значение информации, в частности, правильному уровню пропаганды. Сегодня новые средства создания и передачи информации открыли небывалые возможности. В силу успехов наших пропагандистских методов в прошлом, мы должны думать о применении информационных технологий на новом уровне. Несомненно, мы оба понимаем значение информационной войны, которая способна ослепить противника, поставить под сомнение его действия и намерения, ввести в заблуждение, подталкивать к нужным нам действиям. Но как нам контролировать обстановку на этом новом поле боя? Если война расширилась до уровня конфликта между системами, мы должны признать, что на самом деле нам предстоит изменить наши представления о полях сражений. Этот фильм — информационное оружие, нацеленное на головы милитаристов. Нацеленное на руководство и население Запада.

— Если фильм возымеет такой эффект, как заверяет нас полковник Штейн, — сказал Трименко — зачем нам отвлекать часть моих сил, чтобы на самом деле уничтожить этот город?

— Люнебург был тщательно выбран генштабом. — Сказал Чибисов, повторяя, словно попугай, аргументы Штейна. — Он в пределах досягаемости с самого начала операции, слабо защищен и имеет большую культурную ценность для западных немцев из-за своих памятников архитектуры. В то же время, город не имеет никакой хозяйственной ценности. Отдел полковника Штейна потратил немало сил на то, чтобы построить модель главной площади города и других известных его мест, которые и были разрушены в этом фильме. Можно сказать, чудеса советского кинематографа. Но когда этот фильм будет круглосуточно транслироваться, он должен быть дополнен реальными кадрами, а главное, нужно учитывать, что противник попытается проверить эту информацию. На месте исторических кварталов должны остаться руины. Мы должны уничтожить настоящий город, после того, как сняли разрушение его модели.

Трименко все еще не собирался сдаваться. Чибисов знал, что он был жестким и упрямым человеком, и каменное лицо командарма сейчас это подтверждало.

— А чего мы добьемся? В самом деле? Одна из моих дивизий теряет время, мы задействуем для этого десант, отвлекаем от реальных целей штурмовики и, возможно, теряем так необходимые нам вертолеты. — И ради чего, Чибисов?! Что мы хотим показать западным немцам? Покажем всему миру, что мы варвары?

Чибисов был согласен, но ничего сделать не мог. Как выразился Малинский, это то, что устроили бы татаро-монголы, имея современные технологии.

— Видите ли — сказал Чибисов. — Пропаганда будет направлена на то, что таких инцидентов легко можно избежать. Завтра наши репортеры будут на всех участках фронта. Я ожидаю, что Гёттинген станет отличным примером того, что произойдет, если сопротивления не будет или оно будет незначительно. Но правительство и население ФРГ получат предупреждение, что если сопротивление продолжиться, будут новые Люнебурги, не потому, что мы так хотим, а потому что они не оставляют нам другого выбора. Они также увидят непострадавшие города и деревни там, где не было оказано сопротивления. В любом случае, мы сможем убедить значительную часть населения ФРГ, что за разрушение города более ответственные голландцы, чем мы, потому, что решили защищать его. Мы бы не тронули город, если бы они не заставили нас вступить в бой.

— А если голландцы не будут отстаивать Люнебург?

— Это не важно. Вы видели фильм. Даже если голландцы завтра сквозь землю провалятся, они все равно будут виновны в разрушении города, потому, что так было снято. Конечно, теоретически голландцы могут привести доказательства обратного. Но напуганные люди не ждут объяснений, тем более, от заинтересованной стороны. Что голландцы или НАТО могут привести в качестве контраргумента? Пустое возмущение? Оправдания всегда слабее обвинений. Можно сказать, элементарная физика.

Полковник Штейн прервал разговор. На правах представителя генштаба с особым заданием, он не собирался позволить мелким препятствиям, вроде разницы в званиях, встать на пути выполнения его задачи.

— Товарищи, — сказал он менторским тоном. — По оценке генерального штаба западные немцы стали столь материалистичны и столь привыкли к комфорту, что они не смогут вынести разрушения своей страны. Они быстро потеряют волю. Бундесвер будет сражаться, но только на начальном этапе. Их офицерский корпус не есть представители народа. Эта операция, в сочетании с окружением и угрозой уничтожения немецкий войск и угрозой ядерных ударов НАТО по их же территории ради спасения других стран, вынудит немцев быстро найти повод сдаться.

Командарм посмотрел на штабного полковника.

— А если не сработает? Если он проигнорируют это? Или фильм наоборот, заставит их сражаться отчаяннее?

— Они не станут, — сказал Штейн. — Независимо от того, как они будут сражаться, мы будем следовать этой стратегии. У нас есть такой же фильм о Хамельне. И, если будет необходимо, мы можем нанести удар по среднему городу, вроде Бремена или Ганновера. Но, в конце концов, генштаб убежден, что такой подход приведет к скорейшему окончанию войны на наших условиях.

Трименко повернулся к Чибисову.

— Все равно мне это не нравится. Это не по-солдатски. Да и не нужно отвлекать любые силы от решения действительно важных задач.