— Больше я ничего не знаю… но ваш поступок меня трогает, и в благодарность я должен вам сказать, что лучше вам поскорее отсюда убраться… Сержант наш очень упрям… ему обещана хорошая награда в случае удачи… значит, он наверняка вернется сюда с подкреплением… Бегите же!

Кадур, как только начался допрос, стал на часах в конце улицы с той стороны, куда убежала толпа; вдруг он вернулся бегом.

— Там люди, — сказал он, — они направляются сюда.

В конце улицы слышны уже были шаги. Показался отряд, и впереди его человек с фонарем в руке. Против дозора нечего было рыцарствовать. Маркиз де Сент-Эллис сел на коня, а прочие пустились бежать в ту самую минуту, как дозор подходил к углу соседней улицы. На перекрестке раздались два выстрела, и две пули просвистели мимо бежавших.

— А! Вот и ружья! — воскликнул Гуго.

— Партия, выходит, неравна. Спасайся, кто может! Разбежимся порознь, чтобы они не кинулись всей толпой за нами, — сказал Коклико.

Маркиз де Сент-Эллис еще раздумывал.

— На свободе ты мне будешь полезней, — шепнул ему Гуго.

Они наскоро обменялись адресами; маркиз пришпорил коня; Гуго пустился к улице Святого Иакова, Коклико за ним, а Кадур нырнул в переулок.

Гуго направился прямо к Сене. Добежав до улицы Корзинщиков, он и Коклико остановились, чтобы немного отдышаться и прислушаться. Колеблющийся свет факела почти в ту же минуту окрасил красным цветом угол улицы, показавшийся человек выстрелил. Пуля оставила белую полосу на стене, чудом не попав в голову Коклико.

— В путь! — крикнул он.

Привлеченные, вероятно, выстрелом, два человека, бежавшие им навстречу, вздумали было загородить им дорогу. Наткнувшийся на Гуго получил удар эфесом шпаги прямо в лицо и полумертвый свалился в грязь; напавший на Коклико встретил такого противника, которому пошел впрок недавний урок Кадура: схваченный вдруг за горло и наполовину задушенный, он растянулся в уличной канаве.

Коклико перескочил через него и догнал Гуго. Беглецы пустились дальше и оказались на узкой улице, вдоль которой тянулась высокая стена, а над ней виднелись верхушки деревьев. Они прислушались; никакого шума, только смутные отголоски вдали.

— Эта минутка отдыха очень приятна, — сказал, отдуваясь, Коклико, — но положение осложняется… Ясно, что несколько этих разбойников бродят теперь вокруг нашего дома, поджидая, когда мы вернемся… А если, с другой стороны, они вздумают засесть на набережной, то мы окажемся как раз между рекой и их ружьями, между водой и огнем.

— Из чего я вывожу заключение, что лучше всего ждать их здесь и умереть, убив стольких из них, скольких получится.

— Умереть мы всегда успеем!.. Я бы никого не стал дожидаться, а постарался бы перебраться через эту стену, чтобы сберечь мужа для герцогини д’Авранш.

— Считаешь, она очень этому будет рада? — вздохнул Гуго.

— Герцогиня рассердилась бы на вас, если бы вы позволили себя убить, и никогда бы вам этого не простила… А если, напротив, из любви к ней вы будете заботиться о своем здоровье, она ничего не пожалеет, чтобы вас наградить за это… Полезайте-ка на меня, как залезли бы на дерево; сотню раз мы с вами проделывали эту самую штуку в Тестере, добираясь до птичьих гнезд или до яблок; а теперь поставьте ноги мне на плечи, помогайте себе руками — и окажетесь на верху стены.

— А ты как? — спросил Гуго, проделав в точности все, что советовал Коклико.

— О! Я-то?.. Не бойтесь! У меня есть одна мысль… Добрались?

— Добрался, — ответил Гуго, сидя верхом на стене.

— Ну, граф! Теперь прыгайте вниз.

— А ты как же? Беги тогда скорее!..

В ту минуту, как Коклико пустился бежать, держась поближе к стене, Гуго заметил вдали свет факелов гнавшегося за ними отряда полиции; шум голосов все приближался. Он отпустил руки и бесшумно спрыгнул на мелкий песок аллеи. Прежде всего он осмотрелся по сторонам. Всюду царила мертвая тишина, только ветер шумел голыми ветками. Подумав с минуту, он вошел в пустынную аллею, пересек лужайку, в середине которой тихо журчал прозрачный фонтан, и вдали, в смутной тени, за террасой с белыми статуями, увидел величественное строение. «Черт возьми! — сказал он себе. — Я как будто узнаю этот особняк».

Гуго направился по аллее прямо к террасе; не прошел он и половины расстояния, как увидел, что навстречу ему идет женщина в светлом платке, раздвигая ветки.

— Это вы, Паскалино? — спросила она дрожащим голоском.

— Не знаю, я ли Паскалино, но знаю хорошо, что мне нужна ваша помощь, чтобы выбраться отсюда, — ответил Монтестрюк.

Незнакомка слабо вскрикнула и пустилась бежать. В три прыжка Гуго догнал ее и принял в свои объятия полубесчувственную от страха.

— Ах! Я умираю! — прошептала она.

— Нет еще! — сказал он, целуя ее в шею.

Незнакомка очнулась и, смягчившись, произнесла:

— А я приняла вас за вора… как легко можно иногда ошибиться!

Она поглядела на него сбоку, желая рассмотреть в темноте лицо и усы, коснувшиеся ее шеи. Не совсем еще придя в себя, она оперлась на его руку.

— Где я? — спросил Гуго.

— У принцессы Мамиани.

— У принцессы Мамиани!.. Ты просто очаровательна, а если хочешь доказательств, то вот они.

И он опять поцеловал ее, но на этот раз уже в обе щеки. Субретка прошептала, улыбаясь:

— Не следовало бы, может быть, доказывать мне это таким образом…

— А если ты хочешь, чтобы я перестал, прекрасная Хлоя, то проведи меня поскорее к принцессе.

— Так вы знаете, как меня зовут? Скажите мне только, кто вы такой?

Гуго взял ее за руку и вывел из-под зеленого свода аллеи.

— Посмотри-ка на меня!

— Граф де Монтестрюк! — воскликнула она.

— Он самый… Что же, теперь проводишь?

Субретка ответила легким поклоном и направилась к террасе.

— Вот приключение! — проговорила она. — Признайтесь, однако, граф, ведь я хорошо сделала, что пошла сегодня вечером гулять по саду.

— Я очень благодарен за это Паскалино.

Хлоя покраснела и, ускорив шаг, отперла маленькую дверь ключом.

Между тем Коклико обогнул стену, за которой исчез Гуго, и оглянулся кругом, чтобы решить, куда бежать дальше; тут он вскрикнул от удивления, узнав особняк принцессы.

— Черт возьми! Как случай-то славно распоряжается! Ну, тут и останемся!

В эту минуту он увидел тряпичника с корзинкой за спиной и с фонарем в руке. Коклико кинулся прямо к нему.

— Сколько ты хочешь, приятель, за все твое добро?

— За все?

— За все.

— Три экю в шесть ливров! — ответил тряпичник, поставив корзинку.

— Согласен! Поскорее только давай все сюда!

Тряпичник, находя сделку выгодной, не стал терять времени и в одно мгновение снял свое заплатанное платье, а Коклико надел его поверх своей одежды. Тряпичник ушел со своими тремя экю, а Коклико улегся на землю, положив корзинку рядом. Как раз в этот момент два солдата из дозора выбегали из-за угла.

— Эй! Ты, с фонарем! Ничего не видел? — спросил один из них, пнув Коклико ногой.

— Чего не видел? — пробормотал Коклико, протирая глаза, будто его только что разбудили.

— Двух бегущих мошенников?

— А, это! Да, видел!.. Не знаю, точно ли они мошенники, но ребята прыткие: они бежали, что твои зайцы; один даже чуть не упал на меня, споткнувшись.

— А куда же они побежали?

— Вон туда! — ответил Коклико, указывая в противоположную сторону. — Э! Да они, должно быть, уже далеко ушли… на набережной чего доброго!

— Ну, значит, попались: там есть наши.

«Я так и думал!» — сказал себе Коклико.

Оба солдата побежали к реке, а новоиспеченный тряпичник закрыл глаза со словами:

— Ну, теперь не мешает и поспать.

Мы оставили Гуго у маленькой двери, ключ от которой был в кармане у предусмотрительной Хлои. Она ввела Монтестрюка в длинную галерею.

— Подождите здесь, — сказала Хлоя, — я сейчас вернусь… посмотрю, нет ли кого у принцессы.