В комнате служанки, расположенной под самой крышей, было тепло. Через открытое окно врывался ветерок, и от его легкого дуновения чувственно трепетали занавески. Александер замер, сжимая в руке свой подарок. Эта комната помнила их с Конни смех и вздохи… Он дал себе клятву, что не влюбится в нее. И все же невозможно было отрицать, что она стала ему очень дорога. Она многому его научила и столько проявила терпения… Временами он ловил себя на мысли, что боится внезапного возвращения лакея Фрейзеров, который в свое время тоже делил ложе с этим очаровательным созданием. Она сказала ему об этом открыто, без ложного стыда, чтобы объяснить свою опытность и чтобы он не строил страшных догадок, где и с кем она могла его приобрести. Она очень любила Уоллеса, и он ее тоже любил.

Конни ждала его, но заснула – свеча почти полностью сгорела. Александер положил зеркальце на маленький столик и подошел к кровати. Конни, если она знала, что он придет к ней ночью, обычно ложилась в постель нагой. Вот и сейчас ее белое тело неясным пятном вырисовывалось в сумерках. Каждый его изгиб, каждое секретное местечко было ему до боли знакомо…

При воспоминании об их с Конни любовных схватках в нем проснулось желание. Он сел на краешек кровати и легонько провел пальцем по спине, которая тут же сладострастно выгнулась. Девушка издала тихий стон и перевернулась на спину, открывая его взгляду полную грудь и еще больше распаляя тем самым его вожделение. Она вздрогнула, когда ветерок коснулся ее кожи, в лунном свете отливавшей перламутром.

Александер погладил ее по животу, потом обхватил ладонями два молочно-белых полукружия с уже призывно торчащими сосками – крепкие и мягкие подушечки, на которые ему так нравилось прилечь после любовных утех… Конни, щедрая душой и телом, раскрылась перед ним, поделилась своим ласковым теплом, научила испытывать и дарить наслаждение. Ресницы ее задрожали, она проснулась и потянулась томно, как кошка. Да, теперь он понимал, почему мужчина способен потерять голову из-за женщины…

– О-о-о… – прошептала она и вздохнула.

Губы ее изогнулись в улыбке, рука погладила Александера по ляжкам, которые тут же напряглись.

– Наверное, уже очень поздно? Где ты был?

– Хозяйка вернулась из Боли, когда я выходил из конюшни. Мне пришлось привести в порядок ее лошадь.

– Она собиралась там переночевать, – сонно проговорила девушка. – Странно, почему же она решила вернуться? На дорогах сейчас опасно, особенно если женщина едет одна.

– Думаю, они поссорились. Она приехала очень сердитая.

– У Аннабель вспыльчивый нрав, а Алан может нагрубить… Хотя какое нам с тобой дело до их размолвки? Иди ко мне! Ты и так заставил меня ждать, Аласдар…

Она засмеялась, схватила его за ворот рубашки и потянула, силясь повалить на кровать. Потом на комнату опустилась завеса тишины. Конни обхватила Александера за плечи и потянула на себя. Ну кто тут устоит?

– Аласдар, я… я люблю тебя.

Он прикрыл ей рот рукой, чтобы помешать произнести слова, которые во все времена были самым сильным женским оружием.

– Tuch! Ничего не говори!

– Нет! Я хочу, чтобы ты знал. Мне бы не хотелось, чтобы ты думал, что я… ну, что я беспутная. Мне очень нравится заниматься с тобой любовью. Но это только потому, что с тобой мне так хорошо, и потому, что…

– Tuch!

Она крепко обняла его и спрятала лицо у него на груди.

– Аласдар, знаешь, временами мне кажется, что ты возьмешь и исчезнешь. Я знаю, ты мечтаешь вернуться домой, ты часто говоришь это во сне.

– Конни!

– Возьмешь меня с собой?

Он поцеловал ее, чтобы не отвечать. Нет, никогда он не сможет взять ее с собой! В свои пятнадцать он не вправе обременять себя ответственностью за женщину, а тем более за ребенка. При одной мысли, что однажды Конни может объявить, что ждет от него дитя, у Александера по спине начинали бегать мурашки. Перед глазами снова возникали страшные картины: то нанизанное на меч солдата-англичанина крошечное тельце младенца, то отрубленная голова, то истерзанные тела, плавающие в лужах собственной крови, раздувшиеся на летней жаре. Такое не забывается… Он не мог сказать даже, хочет ли вообще иметь детей. Нет, только не в этом мире!

Впрочем, опасения, что Конни забеременеет, посещали его все реже. Уже год они спали вместе, и ничего не произошло. Александер пришел к выводу, что кто-то из них двоих бесплоден, и совершенно не расстроился. Так даже лучше…

Теплый и влажный язычок Конни путешествовал по его шее, порождая сладкую дрожь. Скоро она отыскала путь к его языку и некоторое время играла с ним. Отдышавшись, девушка заговорила снова, но, к облегчению Александера, теперь она просто пересказывала ему свежие сплетни, услышанные на рыночной площади. Он слушал ее вполуха, пытаясь различить звуки, доносившиеся с первого этажа. Миссис Фрейзер, похоже, никак не могла успокоиться и теперь колотила посуду в кухне. Конни этому совсем не удивилась.

В устремленном на него взгляде ее черных глаз мелькнула искорка смеха.

– За четыре года, что я у нее в прислугах, она расколотила три столовых сервиза из прекрасного голландского фарфора! Не обращай внимания, я, признаться, уже привыкла. Алан приедет просить прощения и подарит ей еще кучу посуды!

Александер покосился на дверь и пожал плечами. Однако тревога не покидала его. Конни раздвинула бедра и прижалась к нему, чтобы завладеть его вниманием. Ее уловка удалась: животный инстинкт проснулся и он принялся ласкать гибкое округлое тело руками и ненасытным ртом. Жара стала невыносимой. Их тела блестели от пота, липли друг к другу. Сжав ладонями девичью плоть, он ритмично задвигался под аккомпанемент глубоких вздохов Конни. Удовольствие настигло его под разъяренные вопли миссис Фрейзер, которые иногда прорывались сквозь их с Конни крики наслаждения.

Через некоторое время, когда его возлюбленная мирно спала у него в объятиях, а гнев Аннабель Фрейзер утих, Александер почувствовал запах дыма. Юноша приподнял голову и прислушался – тишина. Однако запах никуда не делся, он даже усилился, что обеспокоило Александера. Осторожно, чтобы не разбудить Конни, он встал и натянул штаны. Потом спустился на первый этаж.

Хозяйка стояла перед очагом, в котором горело яркое пламя, спиной к двери. Бормоча сквозь зубы, она бросала в огонь книги и какие-то предметы. Он кашлянул, сообщая о своем присутствии. Аннабель Фрейзер оглянулась, прижав книгу к груди. Лицо ее было перекошено, взгляд – как у безумной. Она нахмурилась.

– Аласдар?

– Да, это я, мэм. Я подумал… может, вам нужна помощь?

Комната была в ужасном беспорядке: пол усыпан осколками фарфора, повсюду белели вырванные из книг страницы, один-единственный стул стоял на месте, остальные были перевернуты в порыве неумолимой ярости, которая сеет разор на своем пути. Александер спросил себя, всегда ли хозяйка вот так переворачивает дом вверх дном, когда гневается.

Миссис Фрейзер смотрела на него расширенными глазами и молчала. Книга выпала у нее из рук и со стуком упала на пол. Этот звук вывел женщину из оцепенения. Она наклонилась, осторожно подняла томик и погладила переплет.

– Идите спать, Аласдар. Сегодня ночью ваши услуги мне не понадобятся.

Александер не спешил уходить. Было во всем этом что-то тревожное… Может, разбудить Конни, пускай она побудет с хозяйкой?

– Хотя нет, подождите! – вдруг воскликнула она и подошла к нему. – Скажите мне одну вещь… Вы – симпатичный юноша, и я знаю, что вы неравнодушны к женскому полу…

С грустной усмешкой она погладила его по щеке, поросшей юношеским пушком. Аннабель знала об их связи, но никогда не обмолвилась об этом и словом.

– Посмотрите на меня, Аласдар, и будьте со мной честны! Я не хороша собой? Может, я слишком стара, чтобы вызвать у мужчины желание?

Застигнутый врасплох, Александер, покраснев, отступил на шаг и что-то бессвязно пробормотал – таков был его ответ Аннабель Фрейзер. От хозяйки сильно пахло спиртным, она стояла, пошатываясь. Ее роскошные каштановые волосы с золотистым отливом свободно спадали ей на грудь, которую она подсунула ему едва ли не под нос.