— Повезло Флетчеру со старшим, — услышала Фенелла слова одного из дежурных по верфи. — А младший — сущее проклятие. Видишь, как зачарованно он таращится на этот корабль? В этом есть что-то дьявольское, ты не находишь?

— Он одержим кораблем, — ответил его сосед. — И во взгляде у него злоба.

Фенелла стала молиться, чтобы эти жестокие слова не достигли ушей Энтони. Однажды он построит корабль, какого никогда не видел свет, и обойдет на нем весь мир. Он будет стоять впереди, на самом бушприте, и корабль покинет гавань, чтобы уйти прочь от Ральфа, прочь от отца, прочь от всего, что причиняло ему боль и не давало развиваться.

Ральф отошел на шаг. То, что брат не обращал на него внимания, еще больше распалило его злобу. Камень, который он поднял, был размером с два кулака. Скосив глаза в сторону, он убедился, что никто не смотрит, и размахнулся для броска.

Именно этого мгновения и ждал Энтони: чтобы подошли буксиры и каракка пришла в движение. Ее большой темный корпус выскользнул на свободу из тесного дока, и Энтони пришлось прощаться с ней. В последний раз он мог благословить этот корабль, не ликуя, как король, а молча и неподвижно.

Камень Ральфа попал ему в плечо и разорвал мгновение надвое. У Энтони подкосились ноги, но он удержал равновесие, резко развернулся, словно выпущенная из ствола пуля. Даже много десятилетий спустя люди говорили, будто глаза у него сверкали от ярости, но Фенелла видела только испуг. Он ударил слепо, с силой до предела напуганного существа. Удар пришелся брату в грудь. Ральф не был готов к этому и сделал три шага назад. Третий шаг оказался шагом за край. Его нога опустилась в пустоту.

От удивления Ральф даже не вскрикнул. Он развернулся вокруг своей оси, принялся махать обеими руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но перед ним был только воздух. Энтони бросился к нему, но не успел подхватить брата, и тот рухнул вниз, в воду. Фенелла помнила каждую деталь, но лучше всего запомнился звук:

Ральф упал не в воду, он ударился головой о каменное ограждение. Дина закричала, забыв, что нужно держать Фенеллу за плечи. Та вырвалась одним движением и увидела, что творится внизу. Из головы Ральфа, лопнувшей, словно яичная скорлупа, на волосы сочились кровь и похожая на желчь жидкость.

Мортимер Флетчер подбежал к краю, рухнул на колени и принялся рвать на себе волосы, и крик его был похож на утробное рычание зверя. Затем навалилась толпа и оттеснила Фенеллу в сторону.

Попытки добраться до Энтони были безуспешными. Пять дежурных тут же бросились к нему и взмахнули дубинками, колотя каждый миллиметр его скрючившегося тела. Он рухнул им под ноги. Фенелла успела увидеть, как он запрокинул голову и уставился в пустое серое небо, прежде чем ему в лоб угодил удар дубинкой.

«У вас не корабль, а иллюзия, и он проклят! — всплыли в памяти слова оборванки. — Каждая доска в нем будет оплачена человеческими жизнями». Она отвернулась от трибуны. Красивый, разодетый в красные одежды король даже головы не повернул. «Мэри Роуз» тоже спокойно скользила по водам, прочь из гавани Портсмута, словно люди, судьба которых решалась здесь, не имели к ней никакого отношения.

До того самого дня, когда «Мэри Роуз» сошла со стапелей, Сильвестр вместе со своими друзьями проводил время на королевской верфи. Меж доков дети рабочих играли в догонялки и прятки, но больше всего любили вооружаться остатками досок и играть в войну против Франции. Сильвестр и Фенелла избегали шумных игр, стараясь щадить хромую ногу Энтони и его гордость. Вместо этого они создали себе тайное королевство за поленницей, где пахло водорослями, древесной смолой и дегтем конопатчиков.

Королевство детей верфи. Здесь они были единоличными правителями, здесь в своих мечтах они строили корабли, уплывавшие за границы известного мира. Под бренчание детской лютни Сильвестра они пели песни собственного сочинения, посвященные морским героям. Вспоминая те свои детские годы, Сильвестр понимал, что тогда он был счастлив, счастлив до последней клеточки тела, счастлив так, как позже уже не бывало никогда.

Иногда с ним приходила Джеральдина, хотя и презирала доки и море. Она считала, что Энтони Флетчер ужасно воспитан, а Фенелла Клэпхем — плоская, как корабельная доска. Она игнорировала Фенеллу и потчевала Энтони отборными подколками. Этим она задевала Сильвестра даже больше, чем это удавалось сделать Ральфу Флетчеру, потому что Ральфа можно было ненавидеть, а свою сестру-двойняшку Джеральдину он должен был любить. Хотя мальчик прекрасно понимал, что она ходила с ним только для того, чтобы насмешничать над их зачарованным миром, он не переставал надеяться, что однажды сестра все-таки найдет в нем свое место.

Затем корпус корабля был готов и под деревянными молотками и стамесками конопатчиков «Мэри Роуз» стала приобретать мореходные качества. На несколько недель Сильвестр вообще забыл, что у него есть сестра. Корабль занимал собой все пространство мечтаний и игр.

— «Мэри Роуз» — это наша судьба, — говорил Сильвестр и был бесконечно горд, что придумал эту фразу.

В то время он любил читать о приключениях храбрых витязей, таких, как описывал в своем «Короле Артуре» Томас Мэлори. Фраза казалась похожей на многозначительные строки из книги. Фенелла рассмеялась:

— Ты говоришь, как священник, Силь.

Энтони медленно повернул голову, бросил на товарища мрачный взгляд, а затем улыбнулся. Энтони улыбался редко, и улыбка его была мимолетной, как радуга. От гордости щеки Сильвестра залились краской. Его другу Энтони, как никому другому, удавалось помочь ему почувствовать себя сильным.

Не прошло и недели с тех пор, как все очарование рухнуло. После того дня, когда «Мэри Роуз» сошла со стапелей и умер Ральф, дети перестали играть на верфи. Сильвестр вышел из того возраста, когда сын многообещающих родителей мог тратить время на игры и мечты. Они жили в эпоху революций, которая открывала умному человеку множество дверей, — даже если он был простого происхождения. После Войны роз ряды дворян сильно поредели, нужна была свежая кровь. Кроме того, Генрих, их король, любил окружать себя людьми из нижних сословий. Про кардинала Уолси, его ближайшего советника, говорили, будто он — сын мясника из Ипсвича.

В год после схождения корабля со стапелей Англия вела войну во Франции и в Шотландии. Король Генрих велел построить в Портсмуте пять пивоварен, чтобы утолять жажду своих команд, но ему нужны были и офицеры, которые командовали бы на его боевых кораблях. Дворян не хватало, поэтому стали искать людей буржуазного происхождения, которые разбирались бы в кораблях, были образованны и обладали хорошими манерами. Отец Сильвестра был одним из таких людей.

В обеих войнах Англия одерживала славные победы, войска возвращались домой с триумфом. За заслуги перед страной отец Сильвестра был вознагражден возведением в рыцарское сословие и получил в аренду немалый кусок земли. Он исполнил мечту всей своей жизни, перестроив и увеличив крытый черепицей фахверковый дом, где родились его дети, так что теперь хватало места для оживленной семьи и бесконечного потока гостей. Он велел выкрасить дом в белый цвет, за исключением деревянных балок, и назвал его «Саттон-холл».

Что же до него самого, то он достиг своей цели, а перед его сыном должны были быть открыты все дороги. Новая Англия, как провозгласил Генрих VIII, станет садом образования, поэтому Джеймс Саттон искал ученого, который помог бы его сыну овладеть науками. Такого человека он нашел в лице Бенедикта, декана церкви Святого Фомы, теолога не слишком известного, но достаточно именитого. Вместе с Сильвестром должны были обучаться еще четверо подающих надежды сыновей мелкопоместных дворян и высшей буржуазии.

До начала занятий Сильвестр засыпал отца вопросами:

— А отец Бенедикт не может взять в обучение и Энтони? Он умнее всех нас, вместе взятых, а если ему нельзя будет ходить в школу, то и я не буду!