За двадцать девять лет брака узы любви и уважения, о которых мечтала Рей, будучи юной невестой, не только не окрепли, а и привели к полному равнодушию между супругами. Вскоре после рождения Дрейка женщина поняла, что в сердце мужа для нее нет места. Но Рей была не из тех, кто молча глотает обиду.

Ей пришлось призвать на помощь все свое мужество и находчивость, чтобы повести под венец такого повесу, как Рекстер. Когда дело касалось ее супруга, Рей всегда уповала исключительно на силу воли. Только в такие моменты она чувствовала, что что-то значит в его жизни.

Лакей поставил перед ней прибор и наполнил чашку дымящимся кофе. Рей не хотелось есть, но столовыми приборами можно было занять руки.

– Рекстер, вы обещали приехать к Графтонам, – негромко попеняла она.

Должно быть, что-то в ее голосе насторожило герцога. Он расправил плечи и удивленно уставился на жену покрасневшими от недосыпания глазами, явно давая ей понять, что эта беседа ему неинтересна.

– Я был занят, мадам.

Наверное, его задержали выпивка, карты и очередная любовница. За годы чувство обиды притупилось. Рей не требовала объяснений. Ложь обычно жалит больнее правды. Тем не менее, оставив обиды в стороне, она намеревалась обсудить с мужем создавшееся затруднительное положение. В конечном итоге вина лежала исключительно на нем.

– В обществе поползли слухи. Боюсь, что всплыл один из ваших грешков, герцог.

– Что? – Рекстер взмахнул вилкой в ее сторону. – Вы опять об этой певичке? Я же говорил вам, что, как и многие другие джентльмены, которые присутствовали на ее выступлении, заглянул к ней в гримерку, чтобы выразить восхищение ее… ее талантом. Что бы ни болтали злые языки, больше ничего не было.

Певички. Актрисы. Трактирщицы. Проститутки. Их было так много, что Рей потеряла счет их именам, помнила только, кем они работали.

– Я не о вашей поющей канарейке, Рекстер, – сквозь зубы прошипела женщина. – Я имею в виду ту потаскушку, которая родила вам ублюдка. Вы уже забыли о ней? Или, залив глаза, вы не помните ни о ком из них?

Рекстер задумался. Когда-то она считала его темно-синие глаза прекрасными, говорила, что их взгляд проникает прямо в душу. Рей настолько пленили его титул и обаяние, что она не разглядела за ними его мелкую душонку. Женщина посмотрела на сына. Казалось, он совершенно не прислушивался к их разговору. Но Дрейк, не отрывая глаз от газеты, так вцепился в нее, что у него побелели костяшки пальцев.

– Айдин Милрой, ирландка. Посредственная актриска. Но, черт побери, какая внешность! – вспомнил герцог со вздохом. – Сто лет ее не видел.

Не отрываясь от газеты, Дрейк заявил:

– Ничего удивительного, отец. Она давно умерла.

– Умерла? – Герцог попытался переварить услышанное. Прижал пальцы к глазам и провел руками по лицу, а затем уронил голову на грудь. – Айдин-Айдин… Годы летят. Иногда я забываю…

– Вы уже забыли ту, с кем спали на прошлой неделе. Что уж говорить о женщине, которая умерла пятнадцать лет назад, – язвительно заметила Рей, которой не понравился отстраненный взгляд мужа. – Нас интересует ее незаконнорожденный сын.

– Кинан? Этот мальчик совершенно безобиден.

И, решив, что вопрос закрыт, герцог продолжил завтракать.

Но Рей закусила удила. Она поймала взгляд супруга и подалась вперед.

– Этот мальчик уже давно стал взрослым мужчиной, Рекстер. И от него невозможно будет отмахнуться, если он продолжит появляться в обществе.

Дрейк решил больше не притворяться, что погружен в чтение газеты, и отложил ее в сторону. Он провел пальцем по краю тарелки.

– Ему покровительствует Лотбери. И остальные. Милрой добился успеха на ринге. Прибавьте к этому родство (пусть и непризнанное) с нашей семьей – и тогда станет понятно, почему перед ним открылись многие двери. Редкая хозяйка сможет устоять перед душком старого скандала и дурной славой, которая тянется за этим человеком.

Из всех прегрешений Рекстера самым страшным, непростительным грехом Рей считала его связь с Айдин Милрой. Возможно, с ее стороны было эгоистично обвинять во всем покойную. В конце концов, именно она, Рей, стала герцогиней.

И тем не менее, пока она плела свои сети, в которые завлекла красавца-герцога, по ее мнению принадлежавшего исключительно ей, сам Рекстер бездумно сеял свое семя направо и налево. Не на шутку разгневанная, но решительно настроенная подарить ему наследника, Рей позволила герцогу ее соблазнить.

И с большим трудом, но добилась своего. Рей подозревала, что Рекстер был влюблен в актрису, в то время как к ней, своей жене, не испытывал ничего, кроме обычного влечения мужчины к молодой женщине. И оставался с ней из чувства долга.

Тем не менее преимущество было на ее стороне. Она была дочерью графа. Возможно, ее супруг плевать хотел на титулы тех, с кем спал, но положение обязывало его быть более избирательным в вопросах брака. Не последнюю роль сыграло и ее приданое. Рекстер слишком сильно увлекался картами и не мог отказаться от ежегодного дохода, который приносил бы ему брак с Рей. Уже не в первый раз деньги сглаживали ошибки молодости.

И, хотя Айдин Милрой первой родила Рекстеру сына, через три месяца Рей отняла у нее эту победу, заставив актрису пожалеть о своей опрометчивости.

Теперь, столько лет спустя, сын этой актриски добился невозможного: его стали принимать в обществе. Чтобы защитить себя и свою семью, Рей готова была втоптать в грязь этого Милроя.

– Лотбери еще ребенок, – фыркнула она. – Остальные – стадо овец. Имя Рекстеров раньше что-нибудь да значило!

– И до сих пор значит! – пробормотал ее супруг.

– В таком случае покажи этому выскочке, что ему не место в нашем обществе! – Рей украдкой взглянула на сына. Он сидел на стуле, сжав кулаки. – Шепчутся еще кое о чем. Похоже, миссис Молли Бидгрейн вчера принимала мистера Милроя у себя. И по моим сведениям, там присутствовала также ее племянница, мисс Уинни Бидгрейн.

Рей решила, что милая семейная беседа удалась, когда Дрейк выскочил из-за стола, отшвырнул стул и молча вышел из комнаты.

Кинан вошел в «Своенравную обезьяну», небольшую таверну на Литтл-Сент-Мартин-стрит, неподалеку от Файвз-Корт. Ранее они с Лотбери побывали на тренировочном поединке третьесортных боксеров. Маркиз очень хотел договориться о бое с Джоном Джексоном по прозвищу Джентльмен, надеясь сохранить за собой номера на Бонд-стрит, 13. Но, к разочарованию Лотбери, Джексон так и не пришел. В довершение ко всему у его приятеля украли золотую табакерку. Кинан сожалел, что у Лотбери день не задался, но был не в настроении выслушивать его причитания, поэтому решил подыскать себе более подходящую компанию. В углу он заметил Голландца. Тот сидел за столиком в одиночестве.

– Ба, кого я вижу! Милрой! А нарядился-то, расфуфырился! Надеюсь, это не заразно, – поддразнил его Голландец.

Он осушил свою кружку и стукнул ею по столу, давая бармену понять, что ее снова следует наполнить до краев.

– Как я уже понял, быть богатым недостаточно. Нужно выглядеть богатым, пахнуть богатством… – Кинан нагнулся, понюхал волосы приятеля и поморщился. – Боже, если пахнешь по-человечески – от женщин отбоя нет. Когда ты в последний раз мылся?

Голландец отреагировал на эту колкость с присущей ему невозмутимостью.

– Женщины и так меня любят. Правда, Мери? – И он хлопнул официантку по заду.

– Меня зовут Мег, старый козел. – Девушка поставила на стол два пива и поспешно удалилась.

Мужчины засмеялись.

Кинан взял свою кружку и чокнулся с приятелем.

– Зачем что-то менять, если все и так хорошо? Женщины стелются перед тобой, стоит тебе только появиться.

– Кстати о женщинах… – Голландец подался вперед, пощупал ткань сюртука Кинана. – Пытаешься закадрить модную дамочку?

Он откинулся на спинку стула и отхлебнул пива.

– Нет. Встречался в Файвз-Корт с Лотбери. – Кинан пожал плечами. – Он чуть не плакал, когда обнаружил, что его табаком сегодня вечером побалуется какой-то воришка.