Мы шли на юг больше недели. Мои спутники часто задавали вопрос, куда мы идем. Но я отмалчивалась. И вот, когда луна в очередной раз засияла на темном небе, мы остановились на опушке молодого леса. Когда я была здесь в последний раз, не то, что дубы и клены, трава на земле не росла. А теперь только посмотри, какие заросли! И лещины много. К концу лета хороший урожай будет…

При жизни я любила орехи. Мы сушили их на солнце, а потом всю долгую зиму хрустели ими, словно белки. Только на моей родине орешки лещины были в два раза меньше, да и само дерево едва ли превышало человеческий рост. Север. Ничего не поделаешь.

Лес изменил местность до неузнаваемости. Я не была в этих краях больше пяти столетий. Поэтому поблуждать пришлось изрядно. Зато Жадан наелся лесных ягод, и обучение его шло на лад.

Однажды, прогуливаясь по лесу с Яруном, я остановилась у небольшого холма. Его заплели заросли шиповника. Но из-под них на вершине выглядывал огрызок разрушенной рукотворной стены в высоту не больше человеческого роста. Остальное уничтожило время, ветер, дождь, деревья и травы. Последние разорвали каменную стену на части, обрушив её вниз с холма.

Обойдя место по кругу, я нашла более десятка кирпичей, когда-то бывших частями небольшой приземистой башни:

— Пришли, Ярун.

— Куда? — не понял мой птенец. Он озирался по сторонам, но ничего стóящего найти не мог.

— Мы стоим над моим родным гнездом.

Я ожидала возвращения старых чувств. Ведь тут я очнулась вампиршей. Испытала страх, голод и гнев. Но нет. Я спокойна.

— Здесь стоял замок твоего создателя? — заинтересовался бывший вестник.

— Не-е-ет, — усмехнулась я. — Замок чуть дальше. В километре отсюда. Это «детская». Тут мой мастер выяснял, кто из его птенцов годен для службы, а кто — для еды. Хм.

Мое хмыканье Ярун истолковал по-своему.

— Смеешься над создателем?

— Нет. Я смеюсь над собой. Не думала, что первым найду именно это место.

— С ним у тебя связаны плохие воспоминания? — Ярун взял из моих рук кирпич, который я зачем-то подняла с травы. — Какое-то горе?

Горе… Как ему объяснить, что все, происходившее здесь — сплошное горе? Но конец истории «детской» превзошёл все ожидания!

— Потом расскажу. Ладно, — я вздохнула, отгоняя память кровавого «детства». — Зови остальных. Я тут подожду.

— Как скажешь.

Ярун скрылся в зарослях, а я легла на землю, вытянувшись во весь немаленький рост. Сколько страшных ночей я провела здесь? Сколько раз меня мучил страх, что «эта ночь — последняя». Создатель и старшие птенцы, держали нас под пристальным вниманием. Они провоцировали драки среди молодых, бросали к нам одуревших от страха людей. Но еды всем не хватало. Кто побеждал в схватке за кровь — тот выживал. А кто нет, тех следующей ночью мы не видели.

После обращения я долго не могла прийти в себя. Я родилась и выросла на севере, в Ледвее, стране, о которой сейчас многие не знают. Но тогда Ледвея процветала. Моя семья занималась разведением лошадей. Поэтому я любила ветер, бешеную скачку и свободу. А потом я внезапно оказалась в пропахшем гнилью подвале с десятком злобных кровожадных тварей. Создатель сказал только то, что я теперь вампир, его птенец. И если я не буду поступать, как должно, то рассвет заберет меня.

Когда я впервые ощутила запах крови, во мне будто что-то проснулось. Что-то дикое и смертельное. Я потеряла контроль над разумом. Благодаря этому и выжила. Я не помнила, но наши надсмотрщики — птенцы постарше — хохотали и называли меня «золотой смертью» из-за цвета моих волос и потому, что я разорвала на части всех, кто пытался отобрать мою добычу. Но кто бы знал, как мне потом было плохо. Кажется, мой создатель где-то просчитался, и человеческая душа во мне не умерла до конца. Кто знает? Но именно с первой ночи моего бессмертия я начала продумывать план бегства.

Меня забрали в замок через несколько ночей после перерождения. Создатель решил, что из меня получится хороший охранник. Так и вышло. Я ходила за мастером, словно тень. Во мне боролись два чувства. Я любила своего создателя и ненавидела. Ненавидела больше. А любовь оказалась ненастоящей. Просто привязанность птенца к создателю.

Но я многому научилась. Методы мастера не отличались особой добротой. Либо усваивай урок — либо сгорай в солнечном свете.

Через пятьдесят лет я встретила Ноана. Он не был похож на меня. Я привыкла к тому времени решать все силой. Но этот мальчишка не казался могучим. И вряд ли б из него получился сильный вампир. Я сразу поставила на нем крест. И ошиблась. Пацан оказался хитер, как лис. Он никогда не участвовал в драках и сварах. Загребал жар чужими руками. Когда это пронюхали остальные в «детской», Ноана чуть не убили во второй раз. Но вмешалась я. Забрала братишку под свою опеку.

С того момента началась наша многовековая дружба.

Мы с братом покинули эти места, как только стали свободными. Над нами не было ни мастера, ни клана, ни старших птенцов.

Да, именно отсюда, от этого холма, на котором я сейчас лежала, началась моя истинная вампирья жизнь, свобода и даже радость. Не думала, что придется вернуться к началу. Но вот я здесь. И, возможно, найду ответ, на вопрос о том, кто стоит во главе Консолии и Независимых.

Послышался шорох шагов и хруст сухих веток. Жадан не умел ходить по лесу. Особенно ночью.

Ярун привел всех, и теперь они встали полукругом в шаге от меня.

— Ну, и что тут такого? — огляделся эльф. — Или ты нас отдохнуть позвала?

— Лледос, ты бы знал, где стоишь! — широко улыбнулась я. — Твои соплеменники готовы были озолотить каждого, если бы им показали дорогу к этому холму.

— Н-да? — скептически фыркнул северянин, ковырнув носком сапога сухую землю. — И что же это за место?

— Это гнездо Хаба, — я поднялась, отряхнув с золотистых волос сухие листья. — Моего создателя.

Мне понравилась реакция Лледоса, то, как в изумлении раскрылись его глаза. Среди моих спутников он один знал, кем был Хаб. Эльфы многих кланов настрадались от него. Старый вампир не раз пытался обратить кого-то из прекрасного народа, но все попытки заканчивались одинаково — смертью несчастных. Ещё Хаб любил поиграть с эльфами. Такие пленники оказывались куда более живучими, в отличие от тех же людей.

Но Хаба всегда заботила безопасность. Дорогу к его гнезду знали лишь избранные. Причем далеко не все птенцы входили в этот круг. Не говоря уже о посторонних вампирах.

Эльфы часто делали рейды в людские земли, чтобы найти Хаба. Но мой создатель искусно прятался. Пожалуй, в этом умении он превзошел всех сородичей. Хаб оставался страшной неуловимой легендой долгое время.

Интересно, может быть, эльфы до сих пор пугали детей его именем.

— Не знал, что ты его птенец, — северянин сдвинул брови. Первое удивление прошло, и Лледос взял себя в руки. Правда, в глубине его сине-серых глаз притаились опасные тени. — Теперь я понимаю, почему ты такая.

— Какая? — С интересом прищурилась я.

— Дикая, — совершенно серьезно ответил эльф. — Хаб тоже был диким.

Я задумалась:

— Меня еще не сравнивали с собственным создателем в таком контексте.

— Ты на него похожа больше, чем думаешь.

— Надеюсь, это не оскорбление, — за ухмылкой я скрыла горечь. Лледос даже не подозревал, как близок к правде. Я сама себе с каждым столетием все больше напоминала мастера. И меня это пугало.

— Признайся, — эльф скрестил на груди руки, — это ты убила Хаба. И это не сплетни, не домыслы, а чистая правда.

— С чего ты взял? — я наклонила голову на бок, с интересом взглянув на Лледоса.

— Только такой, как Хаб, мог его уничтожить. Или такая, как Хаб.

В ответ я показала клыки.

Эльф попался догадливый.

Я распускала множество сплетен о себе. В том числе те, в которых убивала собственного создателя. Но только ни в одной из этих историй я не упоминала имени Хаба. Мы с Ноаном подняли против него восстание. И сердце создателя вырвали мои руки.