Она вышла из кабинета, не забрав с собой Юлиана. Так он и просидел здесь в наручниках около десяти минут, прежде чем его забрали охранники и отвели в камеру.

Он никогда не считал себя и близко одним из лучших людей в городе, но совершенно точно был одним из самых честных. Город погряз во лжи и пороке, в том же погрязла и некогда славная полиция Зелёного Альбиона. Наверняка, и в Департаменте ситуация была ничем не лучше.

Когда Уэствуд Глесон был молодым, всё было иначе. Каждый уважал своего ближнего, и это считалось за норму. В жизни молодого Уэствуда не была места для лжи и лицемерия. Тогда и солнце светило ярче, и трава была зеленее, и вода была словно чище.

То, что Уэствуд любил, осталось в далёком прошлом. Теперь, когда его зрелый возраст подходил к концу, практически ничего его не радовало. Не было ни людей, ради которых хотелось бы двигаться дальше, ни событий, которые сподвигали бы на это.

Даже отношения с женой с десяток лет назад зашли в тупик. Оба сына Глесона покинули его дом и несколько лет даже не присылали короткого письмеца. Чего оставалось человеку, к которому вот-вот в гости нагрянет старость? Только пытаться помочь тем, кто в этом нуждается. Бороться за справедливость и правду. Улучшать родной город к лучшему.

Но, несмотря на все усилия Уэствуда, всё это обращалось лишь каплей воды в море недоверия и недопонимания. Правда покинула этот город, покинула его семью и уже потихоньку начинала покидать его сознание.

Полиция отныне не второй дом, не работа, на которую он шёл с радостью, с нетерпением ожидая, чего же готовит день грядущий. Она стала каторгой, на которой хорошим можно было посчитать тот день, в котором в лицо вылилось минимальное количество грязи.

Но, несмотря ни на что, Уэствуд любил эту работу. Она всё так же оставалась делом его жизни и он надеялся, что когда-то всё изменится к лучшему. Вернутся старые добрые времена и заставят уже старика Глесона снова радоваться.

С самого начала утра Уэствуд непрерывно просматривал бесконечную кипу бумаг, которая буквально заполонила его рабочий стол каким-то захватническим нашествием.

Среди скучных и однотипных отчётов более всего Глесона интересовала разбушевавшаяся в последнее время в Зелёном Альбионе серия загадочных убийств присяжных, защитников города.

Всех троих Уэствуду приходилось знать лично, только вот они вряд ли знали имя скромного инспектора, который явно по рангу не был четой им.

Столько пробелов в одном деле Уэствуду не приходилось наблюдать никогда. Словно кто-то, находящийся слишком близко, умело заметает все следы, хладнокровно оставляя всю полицию во главе с Якобом Сорвенгером в дураках.

Юлиан Андерс Мерлин явно был не самым лучшим кандидатом на эту роль, но с уликами, которые добывал сам Уэствуд и его подручные, спорить было трудно.

Вряд ли Глесон скрывал, что ему искренне жаль парня. Если докажут вину Мерлина в убийстве Грао Дюкса, он получит пожизненный срок. Но это не самое страшное, что может произойти. Ведь найдись доказательства убийств ещё и Люция Карнигана с Ровеной Спаркс, смертной казни избежать не удалось бы.

К одиннадцати часам утра дверь в кабинет Глесона без стука открылась. Поступить так мог только один человек и им, как Уэствуд и предполагал, оказался Сорвенгер.

— Что происходит в моём участке? — в нетерпении спросил он.

Похоже, он очень ждал момент, когда наконец сможет это выбросить.

— Простите, сэр, мы не могли это контролировать.

— Не могли? — злостно спросил Сорвенгер. — Тут убивают людей, а они ничего не могли предпринять.

— Мерлина не убили, а покушались на его жизнь, — поправил начальника Уэствуд.

— Никакой разницы. Если бы не святое везение, парень был бы мёртв. Возможно, что невиновный.

В это время дверь снова раскрылась без стука и Глесон понял, что Сорвенгер был не единственным в этом мире, кто обладал такой привелегией. Ривальда Скуэйн считала себя минимум не хуже, поэтому не утрудила себя необходимостью стучать дверь.

— Приветствую, господа, — сказала она, уже начав искать взглядом место, куда можно сесть.

Скуэйн посмотрела на Глесона, но тот пообещал себе твёрдо стоять на своём и не уступать место этой даме.

Мягко говоря, он недолюбливал Скуэйн за её тщеславие, честолюбие, обращение с другими людьми и очень острый порой язык. Сносно к ней он относился только лишь благодаря её выдающимся способностям детектива, которые не раз и не два помогали следствию, которое до неё не просто стояло на месте, а плавно двигалось назад.

И в Департаменте Расследования Особо Важных Преступлений едва ли половину дел за последние два года раскрыла именно она.

— Глесон не хочет говорить о безопасности внутри этих стен, — пожаловался Сорвенгер Ривальде.

— Ты имеешь в виду вчерашнее покушение на убиство Мерлина? — спросила Скуэйн.

— Именно его. Уэствуд, почему он оказался в камере с этим самым Арчером?

— Арчер всего лишь украл антикварную монету, — сказал Глесон. — Я не думал, что он вообще способен на убийство.

Уэствуд уже давно привык, что все неполадки начальство сваливает на него и терпимо к этому относился. Как бы то ни было, Глесон наверняка являлся ценным работником этого места и мало что могло сподвигнуть начальство уволить инспектора с работы.

— Тогда чем занималась охрана?

— Охрана как раз и спасла Мерлина. Вообще, Арчера кто-то заколдовал.

— Этого не может быть, — сквозь зубы процедил Сорвенгер. — В этих стенах невозможно применять магию.

Этот факт был неоспоримым. Но в то же время Глесон порой не понимал — зачем вообще в крови полицейских есть Проксима. Они же всё равно ей никогда не пользуются.

— Странно, что ты так завёлся из-за этого происшествия, — сказала из-за спины Скуэйн. — К смерти Тильмана Штрассера ты отнёсся так же?

— Тильман Штрассер? — спросил Сорвенгер. — Это кто ещё такой?

— Тильман Штрассер умер прямо в подземельях, — пояснил Глесон. — В начале сентября.

Сорвенгер немного пошевелил бровью, после чего обернулся к Ривальде.

— Очередное следствие бардака, который процветает в нашем участке, — сказал он.

— Стоило сказать об этой смерти мне, — ответила ему Скуэйн.

— Смерть бедолаги в следственном отделе не является делом такой важности, чтобы переправлять его в Департамент, — пояснил Сорвегер. — По правде сказать, его смерть не была раскрыта. Но об этом как-то все забыли.

Почему все подобные разговоры происходят именно в кабинете Глесона? У Сорвенгера же есть свой, более просторный и комфортный кабинет, в котором они могут общаться хоть до захода солнца.

Уэствуд практически не спал этой ночью и сейчас ему хотелось бы хоть как-то отдохнуть. И явно непрекращающиеся разговоры за ухом не способствовали этому.

— Обстоятельства его смерти видятся мне похожими на гибель Ровены Спаркс и Люция Карнигана, — поведала Скуэйн.

Сорвенгер секунду обдумывал её слова, после чего согласился:

— Очень похоже на это. Только Штраусс скончался до того, как всё это началось, поэтому тогда я ничего не подумал. И ты бы ничего не подумала.

— Конечно, его смерть ни с чем не вяжется. Мистер Глесон, а у Штраусса был сокамерник?

Уэствуд был практически уверен, что помнил сокамерника Штраусса, но проверить всё же стоило. Заглянув под стол, он за полминуты нашёл нужный документ и прочитал:

— Был. Агнус Иллиций.

На момент в помещении воцарилась мертвенная тишина.

— Почему именно так я подумала? — спросила Скуэйн. — Штраусс умер до побега Иллиция или после?

— После, — сказал Сорвенгер. — Это случилось после.

— Этот негодяй нас запутывает всё больше и больше, — пробубнила под нос Ривальда и уселась прямо на стол Глесона.

Надо сказать, понравилось это Уэствуду чуть меньше, чем никак.