Начиная с 60° северной широты к югу по восточному берегу идёт лесистый кряж, а вот западный берег стал совсем низким и состоит из рыхлых пород. На этом низком берегу и расположены деревни.
Примечательно, что на этом отрезке реки вновь так заметна разница между левым и правым берегами Енисея. Я уже писал, что дело тут во вращении Земли, но кроме того, тут свою роль играет и геологическое строение берегов. На правом — восточном — постепенно возникает царство гор, и высота кряжей только возрастает к востоку. Левый же, западный, берег практически плоский, низкий и песчаный. Я объясняю это тем, что река несла свои воды вправо на восток по равнине до тех пор, пока на её пути не встали горы. Тогда она сменила своё направление и потекла вдоль них. Когда же она встретила пороги, то была вынуждена пробивать себе путь сквозь камни. Тут она свернула направо, но сначала разлилась на большой площади, обогнув множество островков.
Южнее Сергеева уровень местности снова понижается, равнина становится совсем плоской, как и вниз по течению, далеко на севере, и по обеим сторонам реки нет никаких кряжей.
Мы наконец плывём среди земледельческих районов, простирающихся далеко на юг, до самой Монголии. Здесь есть своя система общежития всем «миром» — то есть небольшими общинами в деревнях, при этом члены «мира» (коммуны) владеют сообща землёй. Поля, которые возделывают жители таких коммун, распределяются между ними в определённой последовательности с большими или меньшими интервалами времени, что не может не служить источником споров и ссор. Я считаю, что такая система лишь мешает развитию земледелия. Не вызывает сомнения, что, если человек является собственником земли и знает, что она всегда будет его, потом перейдёт по наследству его детям, он с большим рвением станет возделывать свой участок, чем в случае, когда земля принадлежит общине, которая и выделяет своим членам небольшие наделы или несколько небольших наделов лишь на несколько лет — или даже на более длительный срок.
При наличии такой системы не приходится удивляться, что само развитие земледелия в Сибири замерло практически на нулевой отметке. Приведу в пример хотя бы те кучи навоза, которые крестьянин просто выбрасывает, абсолютно не понимая его ценности как удобрения, за пределы деревни и которые образуют настоящие крепостные валы вокруг поселений. Эти валы ограждают сибирского крестьянина от проникновения новых идей и иной культуры, которые могут быть «занесены» пароходами, снующими вверх и вниз по реке.
Но у того, что крестьяне не используют навоз в качестве удобрения, есть и свои разумные объяснения. Здесь так много места и так мало жителей, что недостатка в свободной земле не может и ощущаться. Кроме того, крестьяне могут использовать старые участки, которые достаточно долго простояли под паром и уже не требуют внесения удобрений. Крестьяне распахивают луговины, сеют зерно и получают отличные урожаи первые несколько лет. Когда же земля родить перестаёт, то её оставляют — и расчищают новый участок. Это довольно варварский метод возделывания земли, но её так много, что никто об этом и не думает. Тем более что сибирякам так хозяйничать удобнее и дешевле.
Примечательно, что в справочнике, изданном государством для переселенцев в Сибирь, говорится, что помимо семян зерновых и огородных культур, которые можно получить на складе земледельческих орудий, устроенных в разных местах Сибири специально для приезжающих туда, есть ещё и семена кормовых трав. Особенно подчёркивается, что посев трав во всех районах, а особенно в степях, просто необходим — именно ею можно унавоживать землю, в то время как навоз в безлесных местностях используется в качестве топлива. Вот и приходится в степях поневоле применять правильный севооборот, чередуя хлеба травами, чтобы не истощать почву. Но о том, как следует вести хозяйство в других районах Сибири, ничего не говорится!
Как я уже говорил, сараев для сена в Сибири не строят, но что ещё хуже — не строят и хлева для коров. Ночуют животные в огороженном загоне на дворе. Над загоном часто делают крышу для защиты от дождя. Стойл внутри нет. Стенок у загона тоже часто практически нет, однако на зиму просветы между планками ограды забивают досками, чтобы туда не попадали снег и дождь. В результате температура внутри загона практически та же, что и во дворе. Если вспомнить, что зимой температура опускается до −40–50°, то коров становится жалко — они явно заслужили иного отношения к себе. Подумать только, сколько лишнего корма приходится съедать коровам, чтобы найти силы пережить холод! И конечно, много молока от них не получишь! Я поинтересовался, как именно хозяевам удаётся распределять сено между коровами, если стойл в загоне нет. Ну, тут и беспокоиться нечего, отвечали мне. Они просто бросают внутрь охапку, а каждая животина жуёт себе сколько хочет. В среднем на лошадь полагается около полпуда сена в день летом и больше пуда зимой. На корову приходится столько же — во всяком случае, никак не меньше.
Об условиях ведения хозяйства в стране много говорит и тот факт, что брёвна и тёс пилят ручными пилами. Даже в Енисейске, где в 1000 деревянных домов проживает около 12 000 человек, нет лесопилки. Всё пилится вручную. Подумать только, сколько досок требуется в год такому городу и сколько рабочей силы для этого нужно! И как нерационально здесь используются рабочие руки! В Красноярске же, где живёт 80 000 человек исключительно в деревянных домах, есть пара лесопилок, но и там в чести ручная распилка. Я было подумал, что рабочая сила тут очень дешева, но нет. Оказывается, наоборот, очень высоко ценится, а подённая плата доходит до нескольких рублей. Причиной таких цен стала добыча золота в регионе. Что бы можно было сделать в этой стране при помощи локомобиля, «питаемого» дровами или опилками и приводящего в движение пилу на лесопилке!
Однако должен сказать, что прилагается много усилий для развития Сибири и за последние годы результаты стали очень заметны.
В полдесятого вечера мы встали на якорь у Назимова, где также была телеграфная станция. Поэтому мы решили узнать, нет ли для нас телеграмм. Мы довольно долго блуждали по главной улице, залитой лунным светом, но всё-таки смогли обнаружить дом богатого золотопромышленника, стоявшего в глубине сада за забором с большими тесовыми воротами на четырёхугольных столбах со львиными головами наверху. Мы довольно долго стучали — и нам отворили. Востротину пришла одна телеграмма — первая, которую мы получили за всё время путешествия. Но и отсюда я не мог послать телеграмму домой, потому что они тоже не предавали нашей латиницей. Другими словами, послать сообщение за пределы России невозможно.
Наверное, собственный язык и собственный алфавит, которые жители других стран не могут понять, имеет определённые преимущества, но всё-таки это ужасно неудобно, когда иностранец становится частью этого закрытого мира.
Суббота, 20 сентября.
Утром сделали остановку в Холмогорове, чтобы купить хлеба для команды, который не удалось достать в Назимове. Тут же удалось купить свежей осетрины и икры. Потом к борту подплыла лодка с арбузами из Минусинска. Становится всё больше заметно, что мы приближаемся к плодородным южным областям.
Мы смотрели, как для нас вылавливают осетров из плавучих садков, в которых рыба часто живёт подолгу. Садки представляют собой большие деревянные ящики с плетённым из ивовых прутьев дном, очень похожие на те, что используются в Норвегии. Их опускают в реку и удерживают на месте якорями. Из садков вылавливают осетров острогой, одного за другим, осматривают их, и если рыбина чем-то не устраивает, её тут же бросают обратно, нимало не заботясь о больших ранах, оставленных острым крючком. Таким образом ищут осетра необходимого размера. Потом отобранных рыб связали вместе головами и хвостами, взвесили и отвезли к нам на пароход, где просто положили на палубу. Там они уснули только через день. Терпеливые рыбины, к которым относились как к мёртвым! Особенной подвижностью они не отличаются даже в реке на свободе, но они удивительно живучи. Востротин рассказал, что жители Енисейска часто посылают осетров своим знакомым в Минусинск. Под жабры запихивают влажный мох или паклю, и рыба остаётся живой ещё целую неделю. Этим осетры похожи на акул Северного Ледовитого океана, которые, как я сам видел, могут жить на льду в течение многих дней даже со вспоротым брюхом.
