Я весь день проявлял фотографии у себя в каюте, а затем около шести вечера вышел на палубу и поднялся в смотровую бочку, чтобы немного размять затёкшее тело и осмотреться, потому что было ясно.

Но не успел я поднести бинокль к глазам, как увидел чистую синюю вода на востоко-северо-востоке ближе к земле, всего-то милях в шести от «Корректа». Этот был прекрасный чистый фарватер, по которому лишь кое-где плавали льдины. Он тянулся на север вдоль побережья. Я смог рассмотреть в бинокль, что чистая вода между ледовым полем и сушей терялась вдали за горизонтом. На востоке и востоко-юго-востоке я также увидел открытую воду у берегов земли.

Стало ясно, что широкая полоса воды тянется вдоль всего берега и к ней легко подойти сквозь разбитый лёд, взяв курс на северо-восток. А если повернуть на восток, то, быть может, пройти сквозь лёд окажется совсем легко.

Признаюсь, я скатился кубарем с мачты и вихрем ворвался к капитану, который только что прилёг, бедняга, рассчитывая на заслуженный отдых. Мы тут же развели пары, без четверти семь снялись с якоря и взяли курс на северо-восток. И скоро мы уже шли по чистому фарватеру, ширина которого достигала местами целой милю. К северу она несколько сужалась, но потом вновь стала шире. Мы шли вдоль берега, постоянно замеряя глубину, которая была 5,5–6 саженей.

С северо-северо-востока по-прежнему дул ветер, временами набирая почти ураганную силу. Полоса чистой воды расширялась к северу; правда, по левому борту иногда было достаточно много льда, но зато на западе, казалось, был широкий фарватер, да и небо там было ярко-синего цвета, хотя разглядеть там всё было очень сложно из-за солнца, которое как раз светило с той стороны.

Когда на палубу вышел после своего послеобеденного сна лоцман и услышал, что мы снимаемся с якоря, чтобы идти к земле, не очень-то он и обрадовался и в резких выражениях заявил стоявшему на мостике капитану, что снимает с себя всякую ответственность, раз его мнения никто не потрудился узнать. Он считал, что лёд может запросто загнать нас к берегу.

Но, кроме лоцмана, никто таких грустных предположений на судне не высказывал, а все, наоборот, очень радовались, что наконец-то появилась открытая вода.

Настроение на «Корректе» последние дни было ниже среднего, потому что кругом был один только лёд. Временами казалось, что он всё сгущается и сгущается и его прибывает, а никак не убывает. Поэтому неудивительно, что люди стали терять веру в счастливый исход нашего предприятия и даже начали опасаться за свои жизни в создавшихся условиях. Ведь на «Корректе» лёд видели воочию лишь несколько членов команды. А машинист вообще совершенно пал духом, да и не он один: на борту жаждал выбраться как можно быстрее из льдов.

Предохранительная обшивка судна пропускала воду, как сито, потому что некоторые доски отошли друг от друга, водонепроницаемая переборка номер два тоже дала течь, и это произошло вовсе не из-за чрезмерного давления льда. Надо думать, от сильной тряски ослаб один из болтов, потому что, когда мы пробирались сквозь ледовые поля, трясло нас основательно.

Зато теперь команда ожила и повеселела, работа так и спорилась у всех в руках. Когда же мы оставили позади и последние льдины и вышли в открытый фарватер, все выстроились на палубе посмотреть на землю и синюю воду, которая весело пенилась за бортом. Глаза у всех сияли, люди вновь поверили, что доберутся до Енисея. А из смотровой бочки Юхансен заявил, что видит чистую воду на севере на всём горизонте.

Однако на плоском берегу мало было интересного. Мы уже видели южнее такие серо-бурые песчаные обрывы с жалкими кустиками наверху.

В одиннадцать вечера в трёх с половинах милях северо-восточнее нас показалась веха, поставленная на мысу Ямала. Глубина была 6 саженей. На севере вода была абсолютно чистой ото льда, а торосы сидели лишь кое-где на отмелях. Не было сомнений, что мы обойдём Белый остров с севера по открытой воде.

Мы решили, что распрощались навсегда с плавучим льдом, а следовательно, по заверению Юхансена, смогли справиться со вторым и последним испытанием, которое предсказала нам гадалка из Тромсё.

Пятница, 22 августа.

Под утром мы наконец очутились к северу от Белого острова. Перед нами простиралось открытое синее море. Дул свежий бриз, и волнение шло с северо-северо-запада, при этом качало так, что многие из нас с тоской вспомнили ледовые торосы и полный штиль. Белый остров мы не видели — он очень низкий, а мы были слишком далеко от него.

День выдался чудесным и солнечным, это самый лучший день со времени отплытия из Кристиании. Мы уже напротив устья Оби. К сожалению, волнение усилилось, нас очень сильно качает и за обедом никак не обойтись без специального подвесного подноса — будем надеяться, в первый и последний раз за всё плавание к Енисею.

Вода удивительно тёмная и грязная, и проплывающие изредка после обеда мимо «Корректа» льдины казались под водой или там, где их обдавало волной, совершенно бурыми.

Температура воздуха днем была 11°, а воды 2°. Глубина же была между 7 и 12 саженями.

В половину седьмого вечера мы увидели впереди большое скопление льда, и лот пришлось вытащить из воды. Глубина уменьшилась саженей до 5, а потом измерения показывали от 5 до 6 саженей. Ну что ж, мы лишний раз убедились, что лёд задерживается на банках.

Мы всё время делали замеры глубины и скоро должны были оказаться севернее острова Вилькицкого, расположенного в открытом море между устьями Оби и Енисея. Но затем мы наткнулись на полосу льда и забрали севернее. Такой курс мы держали полчаса, а затем вновь взяли восточнее и пошли прямо к северной оконечности песчаной банки у острова Сибирякова.

В полночь, когда этим курсом было пройдено уже 22 мили, мы вновь встретили ледовую полосу и вновь были вынуждены около часа идти к северу.

Суббота, 23 августа.

В три утра мы подошли вплотную к большим ледовым полям, которые, казалось, простирались далеко на север. Пришлось взять курс на юг, а затем на юго-запад, чтобы попытаться обойти лёд с юга, обогнуть остров Сибирякова с восточной стороны и попытаться войти в устье Енисея.

Льда, однако, было много, и нам постоянно приходилось менять курс, забирая к югу, чтобы избежать столкновений с торосами, пока западнее острова Сибирякова мы не увидели, что фарватер «заперт». Далеко на западе у берега на другой стороне поля, может быть, и была чистая вода, но стало слишком мелко, чтобы туда идти.

В семь утра мы увидели остров Сибирякова, и нам пришлось взять курс на север от острова, чтобы обойти его, поскольку на юго-западе везде был лёд. Но неожиданно мы оказались на глубине 3–4 сажени — попали на песчаные отмели к северу от острова. Поэтому мы в очередной раз снова взяли к югу, обходя остров, оказавшийся слева от банок. Юхансен прозвал остров Сибирякова потом Чёртовым, потому что сначала разглядеть его было практически невозможно — такой он был низкий, и вперёдсмотрящий принял его за грязный ледовый торос.

В час, когда у нас был поздний завтрак, «Коррект» вдруг содрогнулся от удара. При этом было совершенно не похоже, что мы столкнулись со льдом. Пароход слегка накренился на левый борт, затем последовал новый удар — и судно замерло. Мы вышли на палубу — нигде ни единой льдины, но судно-то остановилось! Мы слишком рано взяли на запад, обходя остров с юга, и вот результат — лот показывал буквально только что 5 саженей, но мы напоролись на банку. Мы знали, что мель тянется к югу от островка, потому что по всей её длине виднелись засевшие на ней торосы. На западе тоже виднелись застрявшие на банке льдины, так что и там тоже корабль подстерегает опасность.

По льдинам, сидевшим на отмели ближе к берегам островка, было заметно, что мы, к счастью для нас, попали сюда во время отлива, во всяком случае таково было моё личное мнение, так что оставалась надежда сняться со дна во время прилива. Правда, разница в уровне воды во время прилива и отлива не настолько велика, чтобы дать возможность большому пароходу сойти с мели. Мы опустили лот, который показал глубину вокруг всего корпуса «Корректа»: 1³/₄ сажени у носа, который задрался над водой на несколько футов, 17 футов в середине корпуса (то есть столько, сколько и было воды под судном) и 3³/₄ сажени под кормой. Мы попытались дать полный назад — но пароход не сдвинулся ни на сантиметр! Винт лишь взрыл дно, и вокруг была мутная от ила вода.