Он уверял нас, что в енисейских остяках практически нет русской крови, потому что русские почти никогда не вступают с ними в браки, а остяцкие женщины не желают иметь с русскими добрачные связи, это он испытал на собственном опыте в годы своей молодости. В те времена он был парнем, на которого не заглядывались девушки, а потому предложил одной остячке вступить с ним в отношения. Она отказалась, потому что боялась понести от него ребёнка. Его жена сидела во время этого рассказа вместе с нами за столом, но совершенно не реагировала на речи своего мужа — ведь это было так давно!
Время уже было совсем позднее, и мы стали собираться на пароход. Мы сердечно поблагодарили наших гостеприимных и откровенных хозяев, а купец вновь принялся уверять Востротина, что ему страшно неудобно, ведь он встретил нас, дорогих и почётных гостей, в таком неприглядном виде. Если бы он знал о нашем визите заранее, то никогда не позволил бы себе пригубить рюмки. Это были его последние слова, и Востротин напрасно пытался разуверить его. Когда мы спускались по откосу к воде, на берегу и в деревне уже было всё спокойно и тихо. Как русские, так и остяки спали мертвецким сном.
В судьбе коренных народов, подобных остякам, есть нечто трагическое. Вероятно, в былые времена господствовали они на больших территориях южной части страны — на северных, а быть может, и на южных склонах Алтайских гор. А сейчас от того былого великолепия осталось только одно небольшое племя, быстро вымирающее. Расселено оно по Енисею, где с трудом добывает себе скудные средства для существования, а ведь пушного зверя с каждым годом становится всё меньше. Соболь, который в прежние годы давал им очень неплохой доход, теперь почти перевёлся, и русское правительство в результате ввело запрет на его промысел. Енисейские остяки горько о том сожалели, и это понятно, поскольку их практически лишили куска хлеба. Соболь действительно встречался теперь редко, но за зиму всё-таки удавалось поймать несколько штук, а ведь только один маленький зверёк уплачивал долги охотника за длительный срок. И как прикажете им сейчас платить по своим долгам? Этот народ действительно вымрет.
В своей интересной книге о северных районах России Сидоров высказывает мнение, что вымирание коренного населения Сибири и голод начались с 1805 года, когда там появились первые хлебные магазины и инородцы узнали вкус хлеба. До этого времени они питались исключительно мясом и рыбой и, по словам Сидорова, не знали нужды. Вероятно, в его словах есть доля правды, поскольку их запросы возросли, а вот доходы — нет. А в остальном прав был, верно, купец, с которым мы обсуждали этот вопрос, который считал, что основную роль в упадке их благосостояния играет водка. Наряду с венерическими заболеваниями — включая сифилис — именно водка была одним из их злейших врагов.
Правительство, верно, из лучших побуждений запретило продажу водки коренным народам в Туруханском крае. Но что это меняет, если запрет легко обойти? Такой запрет вообще может привести к обратному результату, поскольку водка становится запрещенным, а потому очень дорогим товаром, а это, в свою очередь, является серьёзным искусом для ведения незаконной торговли, приносящей баснословные барыши. В южном районе торговля водкой разрешена, а потому цены на неё там ниже, но нет никаких сведений, что там из-за этого больше страдают инородцы. Поскольку она не так дорога, то им и не приходится отдавать последние гроши, чтобы заполучить её.
Искоренить продажу и потребление водки не очень-то легко, но возможно — при очень строгом контроле. Один из купцов, с кем мы говорили во время нашего путешествия, заявил нам, что и он продаёт водку коренному населению, когда они приезжают в его деревню за покупками. «Потому что, — сказал он, — если я им не продам её, то это сделает любой другой купец, а я прогорю тогда, а он, другой, переманит у меня покупателей и получит право на покупку всей пушнины». А так почти все инородцы были должны ему ещё с прошлой зимы, а если он не продаст им горячительное, то потеряет и имеющийся уже долг. Так что уж лучше продать им водку. Да и не так-то много они получают! Купец рассказал, что как только они приезжают в деревню, то немедленно выпивают водочки по этому случаю, а потом ещё добавляют после окончания торговли. Этих двух раз им более чем достаточно, чтобы опьянеть, во всяком случае большинству из них. Ведь для них это единственная радость, и многие напиваются до полного бесчувствия — и мужчины, и женщины. Он сам много раз предлагал им купить масла вместо водки, но хотя они и очень любят масло, которое даже покупают про запас в зиму, предпочитают водку. И никак их не переубедить.
Отношения между купцами и инородцами, которые находятся у них практически в кабале, очень напоминают мне отношения, которые были в прежние времена на Севере Норвегии между местными рыбаками и перекупщиками рыбы, и такие же, какие и сейчас продолжаются и в Исландии. И рыбаку, и охотнику очень удобно, что торговец ссужает его товарами впрок, когда он находится в затруднительном материальном положении, при условии возвращения денег, когда они появятся. Однако должник полностью попадает в зависимость от торговца, и для последнего ситуация очень выгодная, поскольку он сам назначает цены на свои товары, а также цены, по которым скупает мех и рыбу в счёт погашения долга. И тут уж мало кто из торгашей может удержаться от соблазна нажиться на несчастном должнике. Как правило, охотник и рыбак не получают хорошей цены на добытого зверя и выловленную рыбу. Если же у купца появляется такое средство воздействия на покупателя, как водка, то взаимоотношения между ними и вовсе становятся неравными.
Большинство остяков, которые обитают в этих краях, приехали сейчас в Сумарокове. В лодках их, пожалуй, было не меньше двухсот человек. А мне говорили, что енисейских остяков всего 700 душ. Доннер, однако, писал мне, что их 900, и я полагаю, что он прав. Они живут по Енисею и его северным притокам, отсюда и к северу от Туруханска. Но остяки очень быстро вымирают.
Как я уже говорил, остяки не так давно жили на обширных пространствах в Азии и делились на многочисленные племена. Кастрен в первой половине XIX века нашёл только пять человек из одного из остяцких племён — так называемых коттов[80]. Они жили по Агулу, притоку Кана, впадающего в Енисей. Другие родственные им племена слились к тому времени с тюрками или татарами или же совершенно исчезли. Кастрен считал, что в его времена едва оставалось тысяча енисейских остяков, которые были обязаны платить дань. Но ведь были ещё дети и женщины, но их числа Кастрен не знал. По сведениям Сидорова, в 1862 году в Туруханском крае по результатам переписи остяков насчитывалось 888 мужчин и 716 женщин, но неизвестно, шла ли речь обо всех остяках или только о енисейских. В настоящее время число енисейских остяков сократилось до 900.
Когда мы вернулись на борт, то никак не могли решить, что будем делать на следующее утро. Лоцман хотел сняться с якоря в четыре утра, чтобы успеть засветло пройти Осиновские пороги. Нам же хотелось пожертвовать часа три на исследование жизни остяков, потому что было очевидно: другой такой возможности нам не представится. Было трудно принять правильное решение, поскольку мы хотели и в Красноярск прибыть вовремя, и пороги пройти при свете дня. Тем не менее решили всё-таки задержаться, и природа подтвердила, что мы сделали правильный выбор.
Вторник, 16 сентября.
В пять утра, когда мы встали, чтобы отправиться на берег и посмотреть на проснувшихся и пришедших в себя остяков, оказалось, что на реку опустился такой густой туман, что не видно даже ближайшего берега. Поэтому не могло быть и речи, чтобы отправиться дальше.
Мы вновь улеглись в постели, а на берег сошли только в семь, когда услышали звуки пробудившейся там жизни. Вокруг лодок были разложены костры, на которых каждая остяцкая семья варила себе еду и кипятила чай. Люди выходили к кострам, усаживались группками вокруг котелков с чаем и принимались за завтрак. В большинстве своём это были женщины. Вскоре один за другим из лодок стали выползать и мужчины, которые также усаживались за еду. Они были трезвы.
