Обсудив вопрос об образовании Польши и стоящие на этом пути трудности, он говорит: «Беспокойство возрастает, когда видишь, что святейший синод близок к осуществлению своих давних мечтаний о проникновении на Западе, посредством Сербии, до Адриатики, и на востоке – до Константинополя».
Он протестует во имя цивилизации против позора, каким явилось бы господство синода над Полой и Стамбулом, нашествие славян на Адриатику, греческий крест на воротах Рима и Россия, в роли владычицы Константинополя господствующая над Румынией, Болгарией, Грецией и Анатолией, проникающая вплоть до святых мест, угрожающая Суэцкому каналу и держащая в своих руках два пункта Багдадской железной дороги, т.-е. Скутари в Малой Азии и Кавказ. Вся работа Англии и Франции на Западе оказалась бы бесцельной, не было бы более свободного Средиземного моря, и пришлось бы совместно с остатками Германии ковать новое оружие против гегемонии, которую трудно было бы одолеть.
Далее он говорит о необходимости противодействовать замыслам св. синода. «Будет ли Восток русским или международным?» Так стоит вопрос. Международный режим был бы осуществлен Англией, Францией и Россией совместно; две первые державы смогли бы установить по своему усмотрению режим справедливости, потребовав после совместного занятия Константинополя совместного же управления как в Константинополе, так и в Иерусалиме, создания в Адриатике государства, гарантирующего против св. синода, и, наконец, восстановления действительно независимой Польши.
«Ради такого дела готовы притти в движение все либеральные и революционные силы Европы. Неужели Англия здесь впервые не окажется во время на месте?»
8 апреля. То тут, то там, и вообще повсюду, Винстон Черчиль поступает опрометчиво: его импульсивность – прямое несчастье. Как мне передают, недавние действия судовой артиллерии против Дарданелльских фортов произвели на него такое сильное впечатление, что он готов был приказать бомбардировку Гельголанда и Куксгавена, совершенно забывая о том, что там имеются германские суда для поддержки обороны берегов, тогда как у турок нет ничего сколько-нибудь значительного, за исключением надувательских «Бреслау» и «Гёбена».
9 апреля. Превосходно будет, если изданное королем запрещение «пить» во дворце приведет к большей умеренности в этом отношении среди рабочего люда. Но мне кажется, что опасной и глупой была бы попытка прекратить законодательными или административными мерами потребление питей – считая и пиво – рабочими. Это вызвало бы очень сильное недовольство, – если не больше. Более того, в силу привычки и, в некоторых случаях, в силу конституциональных особенностей алкоголь в той или иной форме или пиво почти что необходимы. Если сокращение пьянства абсолютно требуется интересами национальной безопасности, и питейные дома должны быть закрыты, то на нанимателей рабочих следовало бы возложить обязанность выдавать ограниченное количество питий тем рабочим, которые потребуют этого, и вычитать стоимость этих питий из заработной платы.
15 апреля. Люди, приезжающие из Англии, передают о царящем там угнетенном настроении; здесь господствует твердая уверенность.
17 апреля. Вечером я встретился за обедом с Пирпонтом Морганом. Я узнал от него, что полковник Гауз[41] понимает, что еще не наступило время для американского вмешательства. Присутствовавший на обеде м-р Гаррет заметил, что если бы скупили весь урожай хлопка в Соединенных Штатах, то это обошлось бы нам меньше, чем одна неделя войны, и явилось бы хорошим помещением капитала в двух смыслах: мы лишили бы Германию средств для производства взрывчатых веществ и имели бы запас для собственного потребления или продажи после войны. Титтони говорит, что Италия готова присоединиться к нам.
27 апреля. Сегодня утром я встретился с Русполи. Я спросил его, как он себя чувствует; он посмотрел удивленно, так что мне пришлось сказать: «быть может я ошибся, но я думал, что вы не спали сегодня ночью!». Я полагаю, что он очень глуп, – ведь, он не может не знать, что с Италией дело сделано.
Я видел Делькассе сегодня днем. Все либо хотят больше, либо отказываются от своих обещаний: аппетиты Румынии выросли, сербы, в виду плохого поведения Болгарии, берут обратно свои обещанные уступки Болгарии, которая хочет больше, чем кто-либо согласен ей дать. Греки говорят, что если мы хотим их присоединения, то должны быть готовы предоставить 400 000 человек или больше! Между тем Грезил подбивает сербов напасть на Далмацию.
Глава десятая
Май 1915 года.
2 мая. Стид, редактор иностранного отдела «Таймса», посетил меня сегодня утром.
Стид, который хорошо знает Адриатическое побережье, – он был корреспондентом «Таймса» в Вене, – говорит, что из территорий, требуемых Италией, только западное побережье (вернее узкая полоса) Истрии населено итальянцами, все же острова и Далмация, а также большая часть Истрии имеют хорватское население и язык.
В Лиссе есть небольшая итальянская колония, состоящая из рыбаков. Для обоснования своих претензий итальянцы восходят к временам республики Венеции (600 лет тому назад) и даже к писаниям Плиния! Если Италия получит то, чего она добивается, то это будет основано не на национальных, а на чисто стратегических соображениях. Если Австрия будет разумна, говорит Стид, то в момент, когда неизбежность войны станет очевидной, она освободит хорватских вождей, находящихся в заключении с начала войны: хорватские части австрийской армии охотно будут драться с итальянцами, которых они ненавидят гораздо больше, чем своих нынешних правителей. Несколько времени тому назад австрийцы считали войну с Италией неизбежной. Австрийские позиции на итальянской границе потребуют со стороны атакующих немалого труда, быть-может, превышающего силы итальянской армии. По мнению Стида, Делькассе в отчаянии от общего положения, а Коффц и Френч сердятся, что им урезывают подкрепления ради дарданелльской экспедиции.
Мортира, бомбардировавшая Дюнкирхен, находится от этого города на расстоянии 22 1/2 миль!
5 мая. Немцы утверждают, что они приближаются к Риге со стороны Либавы; русский военный атташе, с которым я встретился вчера вечером за обедом, назвал это набегом в форме кавалерийского рейда, который не имеет военного значения и не приведет ни к чему. Я подозреваю, что дела обстоят не совсем удовлетворительно как в этом случае, так и в Галиции. Все союзники in spe занимают позицию, которую можно выразить словами: «Прошу уволить меня, если вы не пообещаете гораздо больше, чем я просил несколько времени тому назад». Все они мастера петь и все они подозрительны, и не без основания.
8 мая. Италия бесповоротно решила отдать свои прелести своим поклонникам, но, подобно Ромео и Джульетте, она не дает до сих пор определенного ответа на вопрос «когда и где».
Как будет реагировать правительство Соединенных Штатов на новейшее преступление гуннов – на потопление «Лузитании»?[42] Мы здесь еще не знаем, скольку человек было потоплено и сколько среди них американцев. Хотелось бы знать, пойдет ли Вильсон дальше протеста против потопления американцев, находившихся на «Лузитании».
9 мая. Я не думаю, чтобы война между Соединенными Штатами и Германией дала нам какое-нибудь преимущество, так как американцы не в состоянии еще активно помочь на поле сражения, а между тем они стали бы добиваться участия в установлении условий мира.
11 мая. По-видимому, Джолитти намерен свергнуть кабинет в Италии. Он считал себя незаменимым, когда покидал свой пост, и не может вынести мысли, что Италия предпримет что-либо серьезное без его участия: помимо того, вероятно, что он подкуплен Бюловым. Он надеется, что располагает большинством в парламенте, и что голосование произойдет в согласии с его желаниями. Между тем, агитация и демонстрации в пользу войны в разных местностях Италии могут послужить предметным уроком для палаты и заставить ее поплыть по течению: если принято будет предложение министерства воздержаться от войны или вотум палаты против войны, то что останется от обещаний и подготовки к войне?[43]