6 июня. Ллойд-Джордж добивался упразднения воинской повинности во Франции. Если бы воинская повинность была уничтожена, то Франция не могла бы собрать армию, достаточно сильную для обороны страны, так как средний француз совершенно лишен того духа предприимчивости и авантюризма, который имеется у среднего англичанина. Население Франции падает, и всякий француз может найти себе работу, вследствие этого он предпочитает умеренную уверенность авантюре. Мечта обыкновенного француза это – стать государственным чиновником. Упразднение воинской повинности во Франции означало бы упразднение армии, в то время как в Англии оставалась бы добровольческая армия оплачиваемых солдат в добавление к крупному флоту.
22 июня. Наши моряки прозевали потопление почти всего германского флота.[108] Что скажут теперь в защиту немецкой честности те, кто в нее верят? Если, что не невероятно, потопление было предписано берлинскими властями, или последние знали о нем, то союзники должны были бы отказаться от перемирия и начать продвижение вглубь Германии, независимо от того, готово ли германское правительство подписать мир или нет. Потопление корабля это – уголовное преступление, к тому же, когда это преступление совершалось, корабли уже не являлись собственностью германского правительства. Следовало бы предать суду германского адмирала и его штаб.
25 июня. Мы, англичане, не целиком ответственны за те условия перемирия, которые дали возможность германскому экипажу находиться вне наблюдения британцев и поступать как ему было угодно с германскими кораблями.
1 июля. Клемансо произнес, по-видимому, блестящую речь в Палате. Два больших военных человека было в эту войну – Жоффр и Фош, а большим и патриотическим государственным деятелем, без всяких задних мыслей касательно голосов на выборах, является Клемансо.
2 июля. Мирный договор мог быть хуже, но ему следовало бы быть лучше. Он мало регулирует вопросы, не касающиеся Германии. Договоры о помощи заключены между Америкой и Францией, а также между Англией и Францией. Они имеют в виду помощь Франции против невызванного ею нападения, однако, если наша помощь будет зависеть от участия в ней Америки, то это портит все дело: Америка может терять много драгоценного времени, прежде чем станет действовать, к тому же Америка далека, и мы сами подвергнемся опасности, если будем медлить в момент кризиса. Италия дуется и добивается выполнения своих крайних требований.
К числу крупных недостатков следует отнести Данциг, непредоставление Франции обороноспособной границы 1814 г., то, что Бельгия не получила обоих берегов Шельды, что Австрии и Венгрии не обеспечен выход к Адриатическому морю, что греков натравили на Смирну, а также колебания относительно Константинополя, проливов и султана, вместе с предположением закупорить турок, лишив их порта в Средиземном море. В сущности грек такой же большой разбойник, как и турок.
4 июля. Вчера я первый раз заседал в Палате лордов. Многие из лордов спали во время речи Керзона, некоторые называли его речь превосходной, я лично сказал бы, что она является весьма ясным заявлением. Принц Уэльский и Стемфордгэм сказали мне, что они слышали речь Ллойд-Джорджа в Палате общин. Я читал отчет в «Таймсе», это была большая и умелая речь, убедительная и красноречивая. Он несомненно оказал стране большие услуги.
11 июля. Я отправился на Альберт Гэт и видел Камбона которому я передал поздравление по случаю большого успеха церемоний в Париже 14 июля. Я рассматриваю их как выражение радости по поводу прекращения войны на французских границах, но не по поводу перспективы длительного мира. Камбон пригласил меня посмотреть на процессию мира из здания посольства. Говорят, что какой-то остроумный француз сказал: «Мирный договор носит в себе все зародыши справедливой и длительной войны».
19 июля. Процессия войск представляла собою прекрасное зрелище. Мне никогда не удалось бы добраться до здания французского посольства, если бы не мой специальный пропуск.
Прием, оказанный американским войскам, не отличался таким энтузиазмом, какой выпал на долю бельгийцев, сербов и итальянцев. Фонгу была устроена грандиознейшая овация, и он был, по-видимому, бесконечно рад. По степени горячности, с которой толпа встречала отдельных крупных полководцев, я распределил бы их в следующем порядке: на первом месте Фош, на втором – Битти,[109] на третьем Хэг. Битти был предоставлен выбор между автомобилем, ландо и верховыми лошадьми для него и его адмиралов. Он отказался от автомобиля и ландо, что же касается верховых лошадей, то он сказал, что они не подходят для моряков, и хотя он лично умеет ездить верхом, но многие адмиралы чувствовали бы себя неловко в седле, поэтому он решил итти пешком вместе с остальными адмиралами. Нашим морякам устроили превосходную встречу, равно как кавалерии, пехоте и всем колониальным войскам. французские войска были встречены грандиозным ликованием, а наши танки, очень умело проезжавшие по улицам, вызвали всеобщий интерес. Японский отряд был хорошо принят. Шерсть всех наших лошадей блестела, как атлас. В общем процессия представляла превосходное зрелище, и я рад, что видел ее.
