Молитва Солнце свирепое, солнце грозящее, Бога, в пространствах идущего, Лицо сумасшедшее, Солнце, сожги настоящее Во имя грядущего, Но помилуй прошедшее! До 1910 В небесах
Ярче золота вспыхнули дни, И бежала Медведица-ночь. Догони ее, князь, догони, Зааркань и к седлу приторочь! Зааркань и к седлу приторочь, А потом в голубом терему Укажи на Медведицу-ночь Богатырскому Псу своему. Мертвой хваткой вцепляется Пес, Он отважен, силен и хитер, Он звериную злобу донес К медведям с незапамятных пор. Никуда ей тогда не спастись, И издохнет она наконец, Чтобы в небе спокойно паслись Козерог, и Овен, и Телец. 1910 «У меня не живут цветы…» У меня не живут цветы, Красотой их на миг я обманут, Постоят день-другой и завянут, У меня не живут цветы. Да и птицы здесь не живут, Только хохлятся скорбно и глухо, А наутро – комочек из пуха… Даже птицы здесь не живут. Только книги в восемь рядов, Молчаливые, грузные томы, Сторожат вековые истомы, Словно зубы в восемь рядов. Мне продавший их букинист, Помню, был горбатым, и нищим… …Торговал за проклятым кладбищем Мне продавший их букинист. 1910 Это было не раз Это было не раз, это будет не раз В нашей битве глухой и упорной: Как всегда, от меня ты теперь отреклась, Завтра, знаю, вернёшься покорной. Но зато не дивись, мой враждующий друг, Враг мой, схваченный тёмной любовью, Если стоны любви будут стонами мук, Поцелуи – окрашены кровью. 1910 «Она говорила: Любимый, любимый…» Она говорила: «Любимый, любимый, Ты болен мечтою, ты хочешь и ждешь, Но память о прошлом, как ратник незримый, Взнесла над тобой угрожающий нож. О чем же ты грезишь с такою любовью, Какую ты ищешь себе Госпожу? Смотри, я прильну к твоему изголовью И вечные сказки тебе расскажу. Ты знаешь, что женское тело могуче, В нем радости всех неизведанных стран, Ты знаешь, что женское сердце певуче, Умеет целить от тоски и от ран. Ты знаешь, что, робко себя сберегая, Невинное тело от ласки тая, Тебя никогда не полюбит другая Такой беспредельной любовью, как я». Она говорила, но, полный печали, Он думал о тонких руках, но иных; Они никогда никого не ласкали, И крестные язвы застыли на них. Декабрь 1909 «Гляжу на Ваше платье синее…» Гляжу на Ваше платье синее, Как небо в дальней Абиссинии, И украшаю Ваш альбом Повествованием о том. Январь 1910 «Нет тебя тревожней и капризней…» Нет тебя тревожней и капризней, Но тебе я предался давно От того, что много, много жизней Ты умеешь волей слить в одно. И сегодня… Небо было серо, День прошел в томительном бреду, За окном, на мокром дёрне сквера, Дети не играли в чехарду. Ты смотрела старые гравюры, Подпирая голову рукой, И смешно-нелепые фигуры Проходили скучной чередой. «Посмотри, мой милый, видишь – птица, Вот и всадник, конь его так быстр, Но как странно хмурится и злится Этот сановитый бургомистр!» А потом читала мне про принца, Был он нежен, набожен и чист, И рукав мой кончиком мизинца Трогала, повертывая лист. Но когда дневные смолкли звуки И взошла над городом луна, Ты внезапно заломила руки, Стала так мучительно бледна. Пред тобой смущенно и несмело Я молчал, мечтая об одном: Чтобы скрипка ласковая пела И тебе о рае золотом. Май 1910 Маргарита Валентин говорит о сестре в кабаке, Выхваляет ее ум и лицо, А у Маргариты на левой руке Появилось дорогое кольцо. А у Маргариты спрятан ларец Под окном в золотом плюще. Ей приносит так много серег и колец Злой насмешник в красном плаще. Хоть высоко окно в Маргаритин приют, У насмешника лестница есть. Пусть звонко на улицах студенты поют, Прославляя Маргаритину честь, Слишком ярки рубины и томен апрель, Чтоб забыть обо всем, не знать ничего… Марта гладит любовно полный кошель, Только… серой несет от него. Валентин, Валентин, позабудь свой позор. Ах, чего не бывает в летнюю ночь! Уж на что Риголетто был горбат и хитер, И над тем насмеялась родная дочь. Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще! Его нет… Его выдумал девичий стыд. Лишь насмешника в красном и дырявом плаще Ты найдешь… И ты будешь убит. Июль 1910 |
