Право же, в своем отношении к моему мужу, где ненависть вкупе с завистью граничили с откровенным неуважением, Кузьмич явно перегнул палку. Стерпеть подобное я никак не могла и даже под угрозой срыва моего супергениального плана, осуществление которого и так висело на волоске, готова была высказать этому, с позволения сказать, господину все, что на самом деле думаю о нем, о его танкообразном автомобиле, о его деньгах, о нашем с ним бесперспективном сотрудничестве.
— Ладно… извините, Алла, — виновато произнес он. — Черт возьми, я даже восхищен! Остались еще, оказывается, правильные бабы. Ваш Никитин хотя бы понимает, как ему с вами повезло?
— Это мне с ним повезло, — заносчиво ответила я.
— Дай бог. Алла, вы, пожалуйста, на меня не обижайтесь. Я даже готов встретиться с вашей подругой, если вам это доставит удовольствие. Серьезно. Как ее зовут?
Я постаралась улыбнуться, чтобы дать ему понять, что не сержусь на него.
— Ее зовут Вера. Я обещала, что встречусь с ней сегодня в «Кузине» на «Гагаринской». Знаете?.. Можете поехать туда вместо меня и сделать вид, что увидели ее случайно Легкая интрига не помешает, как вы думаете? Я бы с вами туда поехала, но никак не могу, дел много…
— Только я вам ничего не обещаю, — предупредил меня Кузьмич. — Познакомиться с Верой я, конечно, познакомлюсь, но если она мне не понравится, я не стану ухаживать за ней даже в угоду вам. Договорились?
— Понравится, — уверила я не столько его, сколько себя, ибо не хотела даже думать о том, что будет с нами — со мной и Васей, — если Вера и Кузьмич от нас не отвяжутся.
— Только она будет в черных очках, — предупредила я.
— А что такое?
— Ну, я же говорила: бывший муж приложил… забыли?
— Вот скотина! — возмущенно воскликнул Кузьмич. — Так в котором часу мне нужно быть на «Гагаринской»?
— В два часа.
— Тогда нам следует поторопиться.
Я очень рассчитывала, что у Веры хватит ума, чтобы при первом знакомстве не выказывать своей алчности и крайней заинтересованности в состоятельном муже.
— А вы, Алла, все-таки хитрая бестия, — заметил Кузьмич улыбаясь.
А то! Я ведь риелтор. Дитя Остапа Бендера и Ханумы. А как же иначе?
22
Высадив меня, как обычно, у входа в офис, Кузьмич лихо развернул свою зверь-машину и притопил вдоль улицы так, что целый вихрь грязного снега поднялся из-под колес. Я только поставила ногу на нижнюю ступеньку крыльца, как услышала позади грустный Васин голос:
— Хорошо покаталась?
Он стоял чуть поодаль и флегматично курил, хоть и находился почти год в глухой завязке. Я стремительно подошла к нему с намерением отнять сигарету, но он перехватил мою руку.
— Вась, ты чего?
— Ничего. Пойдем, жена, поговорим…
Он властно сжал мою ладонь в своей и потащил меня за тот самый бетонный выступ, из-за которого я на днях пыталась вести наблюдение за ним и его бывшей женой. Именно вести наблюдение, а не шпионить.
— Как долго ты еще намерена выставлять меня идиотом? — сурово глядя мне в лицо, поинтересовался Вася.
— Если ты о Кузьмиче, то я с ним больше не работаю, — спокойно ответила я, хоть эта ситуация меня, откровенно говоря, порядком раздражала. Ревнивец хренов!
— А… то есть у вас уже все получилось… и теперь нет необходимости прикрываться работой?
Он был ужасно зол. Я его таким еще никогда не видела. Впрочем, он всегда начинал бесноваться, когда поблизости, то есть в радиусе приблизительно ста метров от меня, появлялся какой-нибудь подозрительный, с его точки зрения, тип. В данном случае я, конечно, могла понять природу его параноидальной ненависти к джипам всех марок и их владельцам, но я также считала, что как сознательный гражданин, то есть гражданка, заслуживаю хоть какого-то доверия. Нет, стоп. Почему какого-то? Просто заслуживаю доверия, и на этом точка.
— Может быть, тебе справку принести, что у меня с Кузьмичом ничего не было? — язвительно спросила я. — Ты уже совсем осатанел от ревности. Знаешь что? Заруби себе на носу раз и навсегда: я не Вера и на первый лопавшийся джип не брошусь. А также на второй, третий… и все последующие. Это понятно?
— Это понятно, — согласился Вася. — Непонятно другое: Вера тут при чем?
Я задумалась.
— При чем же тут Вера? А при том… мне надоели ваши с ней телефонные переговоры. Она звонит тебе каждый вечер… Вась, в чем дело?
Войдя в агентство, я небрежно швырнула куртку на кожаный диванчик, предназначенный для посетителей, и заперлась в гостевом туалете. Что же это такое между нами сейчас произошло? Нервный срыв от навалившихся проблем или настоящая ссора, которая действительно может привести к разрыву? Из глаз у меня текли слезы, я не стала их сдерживать, — сколько вообще можно сдерживаться? Сдерживаться, чтобы не послать навязчивого лысого волокиту, сдерживаться, чтобы не подбить нахалке-разлучнице второй глаз… Держать себя в руках, контролировать… для чего? Чтобы потом, будучи не в силах вынести нервное напряжение, отыграться на своем единственном, по-настоящему любимом человеке?
Наревевшись, я стала приводить себя в порядок. В таком виде я не могла показаться коллегам. Мне вполне хватало старых сплетен, в новых я, слава богу, не нуждалась. Все считают меня беспринципной карьеристкой, холодной и расчетливой стервой — пусть считают. Я вынула из сумки флакончик с косметическим молочком, смочила спонжик и протерла лицо. Потом нарисовала глаза, губы, слегка обмахнула скулы кисточкой для румян. Окончательно приняв облик успешной и независимой женщины, горделиво распрямила плечи, приказала себе улыбнуться и больше не думать ни о чем таком, что может испортить цвет лица.
Когда я вернулась на свое рабочее место, Василий свет Андреевич сидел мрачный, с виноватым видом и лицом серого цвета. Он даже не отреагировал на мое появление — как смотрел в монитор, так и продолжал смотреть. Я включила свой компьютер и увидела, что мне пришло сообщение в личный чат. Я стала читать.
«Лисенок, давай мириться!»
Я покосилась на Никитина: сидит не шелохнется, даже ухом не ведет, — артист из погорелого театра.
«Будешь еще меня подозревать?» — написала я ответ.
«Жена Цезаря вне подозрений!» — тут же выскочило у меня на мониторе.
Я фыркнула: тоже мне Цезарь выискался…
«Ладно! Мир!»
Не успела я отправить сообщение, как Васька сцапал меня под столом за коленку. От неожиданности я вскрикнула на весь офис и тут же до неприличия громко расхохоталась, чем вызвала легкое недоумение Ольги Романовны. Она ведь пока еще была нашим руководителем.
Выглянув из-за своей перегородки, она произнесла с интонацией Мэри Поппинс:
— Алла Константиновна, Василий Андреевич… что это за детские выходки? Господин будущий директор, давайте-ка посерьезнее…
Быстренько управившись с текущими делами, я решила больше не откладывать и сбегать в платную гинекологию, расположенную неподалеку от нашего офиса. А то в женской консультации по месту жительства, как обычно это бывает, — запись, очередь и прочая канитель. Мне было просто необходимо развеять сомнения, которые появились не так давно. В конце концов, больнички бояться — детей не рожать.
Моя «тойота», лебедь белая, исправно заводилась после того, как я всерьез пригрозила ей, что отгоню ее на свалку, если она будет и впредь откалывать подобные номера. Но сейчас мне очень хотелось прогуляться, и я пошла пешком. Метель, разгулявшаяся было днем, уже улеглась. Было тихо, тепло, как-то необычно медленно падали пушистые легкие снежинки. В душе у меня царила безмятежность. Я шла по улице в сладостном предчувствии волшебного вечера в обществе человека, которого очень люблю.
Получив ответ на терзавший меня вопрос, я вернулась на работу, как ни в чем не бывало уселась напротив Никитина и даже сделала пару важных звонков.
— Вера звонила, — сказал он.
Звонил король, спрашивал, куда принести полцарства… Я напряглась, как струна. Господи, помоги!