Тем не менее я должен подчеркнуть, что пользовался самым теплым его расположением и, когда бы мы не встречались, он приветствовал меня с соблюдением полного собачьего церемониала. Не следует ждать, что дикое животное будет обходится с человеком иначе, чем особями своего вида. Мой динго совершенно несомненно питал ко мне самые горячие чувства, какие вообще способен питать один взрослый динго к другому, но покорность и послушание тут просто не при чем».

Я привел эту длинную выдержку уже потому, что в ней исчерпывающе сказано о всех аспектах содержания диких представителей собачьих. Лично я еще в Иркутске держал степную волчицу Джерри: она за пять лет не доставила мне не малейших трудностей.

Держал я ее в вольере, во дворе, но большую часть времени она по этому двору свободно бегала. Через забор находился детский сад, куда она часто отправлялась в гости, поиграть с детишками. К счастью, никто из соседей не знал, что она волк, все думали, что она лайка нечистопородная. Интересно, что в лесу, Где мы с ней, хоть редко, но бывали, она ночью старалась не отходить от костра, и вообще вела себя там как–то неуверенно, ходила за мной по пятам, осторожничала.

С динго из Ростовского зоопарка работал мой товарищ, Г. Олешня, кинолог МВД. Собака запомнилась ему тем, что от нее практически не было запаха в квартире, тем, что она сгрызла здоровенный подоконник, и тем, что в годовалом возрасте убежала безвозвратно.

Что волчица, что динго из Ростова отличала коллосальная реакция. Моя волчица Джерри лизала меня в лицо в прыжке и я никогда не успевал увернуться. Динго, по рассказам, в игре успевал отобрать мячик или куснуть. А ведь, играя с собакой, особенно молодой, мы зачастую опережали ее в движении.

Очень утонченная психика у собак охотничьих. И, общаясь с ними, мы способны на ошибку, которую потом исправить почти невозможно.

Найда и в самом деле нашлась.

Скромно поскреблась вечером в зимовье и явилась перед Граниным во всем великолепии черной, как смоль, сибирской лайки. На вид ей было года два. Она была худая, подушечки лап кровоточили.

Гранин недоверчиво относился к приблудным псам. «Хорошего пса хозяин не бросит», — резонно рассуждал он. Но первая же охота развеяла всякие колебания относительно Найды. Два соболя и шесть белок за утро! Работала Найда с напускным равнодушием, за которым крылись изящество и разборчивый собачий ум. Белку она облаивала, как бы нехотя, не громко, редким «гавом». И почти не смотрела вверх, где среди зеленой хвои, чуть припорошенной ранним снегом, металось каштановое тельце рассерженного зверька.

По соболю шла с азартом, взлаивала часто, на визге. А потом осторожно брала в пасть еще теплую тушку и укладывала соболя у ног охотника, вовсе не хвастаясь, а по–хозяйски, по–деловому. И снова шла на поиск, хватая верхним чутьем нужные запахи.

И все–таки Гранина где–то в глубине души мучил вопрос — почему бросил старый охотник такую рабочую собаку?

Версия о том, что Найда просто потерялась была несостоятельна. Гранин слишком хорошо знал тайгу с ее суровым кодексом, чтобы не понять, что означали стертые в кровь подушечки лап. За какую–то серьезную провинность ушел старый хозяин от своей псины по не замерзшей еще реке. Пожалел убивать, как принято среди добытчиков, включил подвеной мотор и умчал по течению …

Гранин гнал сомнения, но вечерами, когда шкурки были вывернуты чулком и сохли в простенке, вновь возвращался к ним. А спустя время в зимовье зашел кряжистый промысловик Иван Золин и с размаху бросил в снег, в стайку Гранинских собак голову бурого медведя с чуть подсохшей кровью. Буран и Тайга сразу бросились на голову, страшной хваткой взяли ее в клещи своих клыков. А Найда с истошным визгом понеслась вокруг зимовья. «А–а–ах», — кричала она в истерике страха.

— Где ты эту шлюху взял? — сплюнул Иван.

Гранин покраснел и, заминая разговор, выставил на стол фляжку спирта и сковороду жареной печени. Он недавно завалил изюбра и вдоволь отъедался свежатиной.

По утру, когда Гранин ходко шел на камусных лыжах, удобных, широких лыжах, подбитых шкурой сохатого, у небольшого ручья его догнала Найда, заранее принюхиваясь, стараясь подключиться к раскающим впереди Бурану и Тайге.

Гранин подозвал ее и врезал сучковатым посохом, который заменял ему лыжные палки, по спине собаки. Найда коротко взвизгнула и посмотрела на него недоуменно, не отбегая. И тогда он, теряясь от стыда и беспричинной жалости, ударил ее еще.

У тайги свои законы. Опасен зимой медведь–шатун, но еще опасней он, если надеешься на собаку, а она надежд не оправдывает. Со зла и стыда Гранин забрел от зимовья непривычно далеко. Охота не клеилась. Кроме своих, он взял двух собак Ивана (Иван отсыпался в зимовье): крупного серого кобеля и крохотную рыжую суку, в которой от лайки был только хвост–кренделек. Иван вчера долго описывал цепкость и универсальность своих псов.

Но или собаки не хотели работать с незнакомым, или еще почему, но охота не клеилась. А так, как забрел он достаточно далеко и смеркалось, Гранин решил не возвращаться, переночевать в лесу и по первой зорьке продолжить поиск.

Наломав сушняка про запас, он запалил костер, отгреб снег по кругу поляны и уютно устроился на мелких кедровых лапах, подстелив суконное одеяло. Варить похлебку он не стал, а только попил из котелка крепкого чая, да пожевал вяленного мяса.

Спал он тревожно. Ивановы лайки шарили по кустам, хрустели ветками — мышковали, а потом из полудремы его вырвала черная тень, метнувшаяся к костру. Он схватился было за ружье, но узнал Найду. «Вот, стерва!» — подумал Гранин, но вылазить из угретого одеяла поленился.

Когда он проснулся снова, костер почти не горел. В кустах, что–то хрустело, а собак нигде не было видно. Только Найда скулила и жалась к прогорающему костру.

Гранин быстро взял ружье. Жекан был в левом стволе, а в правом — крупная дробь на глухаря. По пушному зверю Гранин стрелял из третьего, малокалиберного ствола, сейчас он был не заряжен. В кустах снова зашуршало, Гранин выстрелил туда дробью, вставая на колени, а потом и в полный рост. Лес откликнулся раскатистым эхом и сосна осыпала снег прямо в костер.

И тотчас совсем с другой стороны на охотника покатилось громадное черное тело, а навстречу ему с задавленным стоном–плачем метнулась Найда.

Гранин действовал механически, руки опережали мозг. Он выстрелил жеканом, прыгнул от костра вправо, за дерево, мгновенно перезарядил ружье и выстрелил дуплетом.

Медведь лежал смирно. Гранин отдышался, сглатывая судорожно, посмотрел в бок, противоположную от медведя сторону. Там корчился на снегу серый Иванов кобель, которому заряд дроби попал прямо в морду. Совершенно растерянный, подавленный, Гранин подошел к костру.

Медведь был недвижим.

«А ведь мог и не успеть…» — подумал Гранин. И повел глазами вокруг в поисках Найды, подарившей своим отчаянным, через страх броском, то щедрое мгновение для выстрела. Он хотел сесть с ней рядом, трепать ее за густую шкуру, а она чтоб лизала его шершавые щеки огненным языком. Но Найды не было. Он же прогнал ее утром. Лайка–добытчица, лайка умелая и по белке, и по соболю, не прощает обид. Кстати охотники никогда и не бьют своих собак. Собака без гордости — не собака, так… шакал. Найда была собакой.

Порой из–за элементарной неграмотности мы совершаем ошибки, которые мучают нас потом всю жизнь… Особенно обидно, если эти ошибки были легко устранимы, не будь мы в молодости так самонадеянны. Приведенная ниже история до сих пор тяжелым камнем лежит в моей душе, как грех, который не отмолить.

Натку утопили в помойной яме. Утопили, сами того не желая, жестоко. Она появилась на питомнике год назад, получила кличку Натка и первое время все стремилась удрать. Казалось, жирный мясной суп, крыша над головой, хорошее обращение должны были убедить приблудившуюся дворнягу. Но Натка настойчиво убегала. Убежать она могла только из вольера.