— Я заведомо собрал представителей разных рас и народов, проверить, существует ли национальный иммунитет против наших прививок?

— Это интересно, — оживился гость, — вы проницательный и чрезвычайно интенсивный ученый и предугадываете всевозможные варианты.

— Мы должны предусмотреть все и избежать неожиданностей в экспериментальных работах.

— О, да! Конечно, конечно, — согласился гость.

Кирпич перенесен. Люди тщательно подмели опустевшую площадку и убрали мусор.

Потом Бредель организовал переноску кирпича обратно. Сам показал одному из рабочих процесс, потом все остальные поплелись за ним.

Боно Рита, подозвав Бределя, спросил:

— Как они работают?

— Прекрасно. Я еще никогда не видел таких исполнительных и нетребовательных рабочих; они как волы. Брюквенный суп и иногда легкий удар плетью делают их проворными и послушными. За перевыполнение работы, согласно вашему приказу, они иногда получают в виде премии ломоть хлеба.

— Интересуются ли они чем-либо, кроме еды? Не высказывают ли какие-либо вредные мысли или идеи? — спросил Линкерт, подняв палец с изумрудным перстнем.

— О, нет! По-моему, они совершенно ни о чем не могут думать.

— Вы уверенны?

— Яволь! — щелкнул каблуками, отдавая честь, Бредель и удалился.

— На них не производит никакого впечатления любая новость, но они способны, как звери, подраться из-за остатков брюквенного супа. Высший идеал этих животных — чем угодно набить свой желудок. Голод является могучим двигателем. Хотя, повторяю, все же это еще не совсем то, что нам нужно — это пока полуфабрикаты настоящих живых роботов.

— Не замечали ли вы за ними попыток к сопротивлению или к побегу?

— Нет. Все спокойно, господин Линкерт.

Боно Рито подозвал одного из рабочих. Крупная цифра виднелась на его обычной, полосатой форме.

— Как тебя зовут?

— 372.

— Откуда ты родом?

— Я родился на фирме Рито.

— Есть хочешь?

При воспоминании о еде отдаленный, еле заметный луч потухающей памяти на мгновенье оживил это страшное лицо человека с похищенным разумом…

Гость и ученый остановились на опушке елового бора.

— Прекрасно! Я не ожидал увидеть такие поразительные результаты. Их мышление полностью как бы оскоплено или стерилизовано.

— Вы, господин посол, очень проницательны. Я действительно попытался стерилизовать их ум. Результаты получены. Скоро я надеюсь передать вам идеальный, эталонный тип модерного раба XX века — живого робота.

— О! Наконец мои труды тоже увенчаются успехом! — радостно воскликнул Линкерт. — Продолжайте ваш доклад.

— Производство их будет стоить гораздо дешевле, чем производство утопических механических роботов. Стоимость прививки — всего несколько марок. А сырья — побежденных иностранцев — для нас хватит.

— Ха-ха-ха! — загрохотал бас Линкерта. — Это изумительно! Ха-ха-ха!

Раб, согнувшись в три погибели, нес на спине горку кирпича. Он услышал обрывок разговора о нем, о всех них. Ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутри его сознания разыгралась целая буря. Кирпичи упали, рассыпались, но повернувшийся спиною японец ничего не заметил.

— Рожденного на просторе и летающего в облаках — ползать ты не заставишь, — подумал Мечислав Сливинский.

Они удалились, и вскоре высокий гость, в обществе Боно Рито и доктора Кребса, сидел в уютной столовой японца. Лакей наливал душистый коньяк из ограбленных французских подвалов.

Бывший посол любил поесть. Еда была идеалом его рыхлого обрюзгшего и обвисшего тела. Боно Рито знал эту слабость своего прямого, могущественного шефа и позаботился о роскошном обеде.

Гость подслеповатыми, маслянистыми глазами осматривал стол.

— Даже икра! И, кажется, русская! О, это прекрасно… русская икра великолепна! — воскликнул Линкерт. — О, прекрасно!

— Пожалуйста. Отведайте замечательный сыр из Голландии! — протянул фарфоровую доску Кребс.

— Может быть, превосходные норвежские сардины, — предложил Рито.

— Поляки — мастера делать прекрасную колбасу. Эта хранится свыше двух лет, — не унимался Кребс.

— Прекрасно! Прекрасно!

Они подняли бокалы с отсвечивающей золотом влагой.

— За ваше здоровье, гениальный Боно! За успех и торжество нашей идеи, за покорение мира!

— За покорение мира!!!

— Чудный коньяк! Ба, да ведь это же настоящий, отборный «берти», моя любимая марка… Э, да я еще вижу здесь и божественную влагу вдовы Клико!

— Это — военные трофеи! — улыбаясь, ответил Кребс.

— Ваша научная концепция пришлась как раз по духу и оказалась в полном соответствии с нашими политическим доктринами, — расточал похвалы Линкер.

— Благодарю вас.

— Вы один из немногочисленных, выдающихся и замечательных людей нашей эпохи, подымающих на небывалую высоту мощь высшей арийской расы. Пусть живет непобедимая, как наша идея, дружественная ось Токио — Берлин.

Посол дрожащей и неуверенной рукой поднял бокал.

— Вы забыли вспомнить о третьем конце оси, — вкрадчиво добавил подхалимствующий Кребс.

— О, эти макаронщики не достойны своих великих предков. Мы, германцы — новые могущественные римляне двадцатого века. С такими роботами, созданными здесь, использовав их труд, мы сможем покорить мир. Я рад, что живу в такую замечательную эпоху.

— Благодарю вас за такую высокую оценку моих открытий! — оскалившись, ответил японец, укладывая на софу засыпающего от выпитого Линкерта…

Чрезвычайный уполномоченный министр, запершись в своей главной квартире, никого не принимал. Он задумался.

Последние оперативные военные сводки с фронтов приносили большие огорчения и разочарования, перераставшие в основательное беспокойство. Фронт, катившийся лавиной с двух сторон, сметая с лица земли последние лучшие дивизии, все туже сжимался кольцом и приближался к столице.

Гвардия фашизма домалывалась в грандиозной мельнице войны.

Министру невольно вспомнилась печальная судьба Наполеона.

— Если они победят, тогда нас ждет участь похуже, чем узника острова «Святой Елены»! — прохрипел он. — Наши враги бросили такой колоссальный перевес сил и материалов, и мы… мы задыхаемся… Над страной хозяйничают американцы и англичане, с воздуха разбивающие наши города, выводя из строя транспорт… Мы задыхаемся! Я — мозг страны и обязан думать…

Мозг, запрятанный в небольшую черепную коробку, напряженно, до боли, мыслил всеми своими извилинами.

Министр нервным подергивающимся галопом метался из угла в угол большого кабинета. Человек с тяжелым министерским портфелем был узником давившего тяжестью грубой архитектуры здания, напоминавшего огромный окованный солдатский сапог.

— Мы должны провести сверхмобилизацию. Собрав и применив все средства, перейти от нападения к обороне. Иначе…

Он ясно представлял, что произойдет, если будет «иначе»…

Фантазия, работающая в направлении изобретения чего-то сверхъестественного, магического, таинственного и такого могущественного, что могло бы повлиять на исход войны — увлекла министра. Он перебирал в памяти все и слегка упрекнул себя, что мало интересовался тибетскими тайнами. Правда, он знал, что министерство вооружения готовит страшную новую бомбу… Но ведь техника… Министр уже сомневался и в технике. Он хотел чего-то особенного.

— Черт! Даже самой блестящей техникой мы не в состоянии победить. Нужен полный переворот, который направил бы войну в принципиально новое русло… Они изобрели «Радар», при помощи его проникают в толщу глубин и находят там наши подводные лодки. Враг, как искусный врач, слушает «Радаром» порок германского сердца… Черт!?!.. Да ведь есть же такой черт!

И министру ясно вспомнилось желтоватое бесстрастное лицо, подвижные раскосые глаза и хитрая коварная улыбка ученого с таинственного острова. — Идея! Мне стыдно самого себя!.. К черту ложный стыд! Когда дело идет о спасении нации, тогда министр имеет право протянуть руку самому дьяволу…