Румянцев вновь приостановил движение и занялся рекогносцировкой местности. С места новой стоянки хорошо был виден лагерь крымского хана, стоявший по левую сторону Ялпухского озера и реки Ялпух. Просматривался и турецкий лагерь, примостившийся у Кагула. Изучая его в подзорную трубу, Румянцев пришел к заключению, что это всего лишь авангард противника, главная визирская армия еще не подошла. Лагери союзников разделяло озеро Ялпух. Расстояние вроде бы небольшое, но если бы татарам вздумалось идти к туркам на соединение, то им пришлось искать окружные пути, а это не меньше двадцати верст.
— Как думаешь, — обратился Румянцев к Брюсу, находившемуся с ним на рекогносцировке, — почему татары остаются за озером и не идут на соединение с турками?
— Я знаю показания одного пленного, — отвечал на это Брюс. — После Ларги среди татар возбудилось сильное волнение. Они потребовали от хана не соединять их более с турками, поскольку такое соединение всегда приводит к поражению.
Румянцев отрицательно покачал головой.
— Позволь сему не поверить. У хана достаточно влияния и власти, чтобы справиться с любыми волнениями. Думается мне, хан потому здесь стоит, что отсюда ему удобнее напасть на наш транспорт. Кроме того, если пойдем в наступление на турецкий лагерь, он может ударить нам в тыл… Подожди-ка, — вдруг прервал он себя, направляя подзорную трубу на татарский лагерь, — кажется, они направляют конников вверх по реке.
Брюс посмотрел в трубу и увидел то же самое:
— Туда следует целый отряд.
— Их интересует наш обоз. Распорядитесь послать к транспорту надежное прикрытие.
Брюс поскакал к войскам сделать необходимые распоряжения, а Румянцев остался на высоте, обдумывая положение. А положение армии было не таким уж безупречным. Слишком далеко удалилась она от своей территории. В случае неудачи туркам не составило бы особого труда запереть ее в узком пространстве между двумя реками, после чего атаковать с фронта и тыла. Армия зашла в такое логово, что могла сохранить себя только путем нанесения противнику нового поражения. Но сможет ли она добиться победы, имея дело с главными силами визиря? Риск был немалый.
Конечно, можно было не рисковать — отступить к Фальчи, соединиться с обозом, обеспечить себя продовольствием и, расположившись на выгодной позиции, выжидать нападения противника. В этом случае даже при проигрыше сражения можно будет отступить на соединение со второй армией, после чего объединенными силами попытаться снова перейти в наступление. Этот вариант представлялся даже очень благоразумным. Но в нем имелся один изъян. Перейдя от наступления к обороне, русская армия тем самым уступила бы противнику инициативу, поощрила бы его на более решительные действия со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пойти на это — значило уже наполовину проиграть кампанию.
«Думай — не думай, а от сражения с визирской армией нам не уйти», — решил Румянцев.
Вечером, ложась спать, Румянцев услышал со стороны турецкого лагеря пушечные залпы. Он насчитал сорок таких залпов.
— Узнай, что сие значит? — попросил он адъютанта.
Спустя некоторое время адъютант доложил:
— Турки салютовали по случаю прибытия в лагерь верховного визиря.
«Ну вот, силы визиря соединились, — подумал Румянцев, — пора теперь и нам действовать».
На следующий день армия снялась с лагеря для сближения с противником. Достигнув деревни Гречани, она соединилась с авангардными корпусами Боура и Репнина и заняла позицию на господствующих высотах. Едва она успела это сделать, как от князя Волконского, посланного Брюсом для прикрытия транспорта, прискакал курьер с нехорошей вестью: татары сильно угрожают обозу. Первый раз они атаковали его отрядом численностью до семи тысяч человек. Полку прикрытия удалось нападение отбить, но татар это не угомонило. Их конница продолжает переправляться через Сальчу, имея явное намерение завладеть обозом.
Выслушав донесение, Румянцев распорядился послать для прикрытия транспорта дополнительные силы — генерал-майора Глебова с пятью полками тяжелой кавалерии, генерал-майора Подгоричани с тремя гусарскими полками, генерал-майора Потемкина с четырьмя гренадерскими батальонами, а также бригадира Гудовича, в распоряжении которого имелось три тысячи пехотинцев.
— Отстоять транспорт любой ценой, — приказал Румянцев. — С транспортом мы — армия, без транспорта — ничто. Объясните сие вашим солдатам.
От деревни Гречани Румянцев дальше не пошел. Занятая им позиция была довольно удобной. Он решил дождаться прихода обоза, воссоединиться с силами прикрытия, а потом уже идти на дальнейшее сближение с противником.
Между тем турки после прибытия в их лагерь визиря заметно осмелели, их всадники теперь подскакивали почти вплотную к русским позициям, после чего поворачивали обратно, как бы приглашая сразиться в чистом поле. Русские не поддавались на их уловки и, оставаясь на месте, каждый раз открывали по ним ружейный огонь. Не один десяток спагов уложили они таким образом.
Утром 20 июля турки, решив, видимо, что русские стоят на месте от сознания собственного бессилия, снялись с лагеря и направились в сторону русских позиций. Румянцев наблюдал за их движением с высокого холма вместе с находившимися с ним командирами дивизий. Не доходя версты две до Троянова вала, противник вдруг остановился. Несколько человек, в которых по ярким одеждам нетрудно было отличить военачальников, поскакали к берегу Кагула, потом повернули обратно, оглядывая местность.
— Кажется, они выбирают место для лагеря, — предположил Олиц, всматриваясь в подзорную трубу.
— Если они решатся устроить здесь лагерь, — сказал Румянцев, — я их атакую в эту же ночь.
Скоро стало ясно, что Олиц не ошибся в своем предположении. Турки и в самом деле начали ставить палатки, выбрав место верстах в семи от русских войск, на левом берегу Кагула. То, что они располагались так близко, говорило о том, что визирь настроен решительно.
Позиция, выбранная турками, не сулила им выгод. Сказать проще, неудачная позиция. По левую сторону реки, где они облюбовали себе место, почти параллельно простирались четыре продольных суходола, между которыми возвышались гребни холмов. Ближайший к берегу хребет упирался в деревню Вулканешти, второй же проходил дальше, постепенно спускаясь в долину Кагула. Неприятелю почему-то понравилась оконечность именно этого хребта. Левый его фланг примыкал к долине Кагула, а правый — к соседним хребтам, закрывавшим позицию справа и с тыла.
— На месте визиря я занял бы позицию на высотах, господствующих над открытой местностью, — сказал Олиц. — Расположившись внизу и имея позади себя высоты, визирь тем самым ставит себя в весьма трудное положение на случай отступления.
— В том-то и дело, что он не собирается отступать, — сказал Румянцев. — Визирь пришел сюда с надеждой и, уверенностью быстро расправиться с нами.
— Смотрите, — воскликнул Брюс, — они начали рыть, ретраншемент. Если визирь намерен атаковать, зачем ему укрепления?
— Еще не было случая, чтобы турки, став лагерем, не опоясали бы себя рытьем. Сие у них в крови. Они делают оборонительные сооружения даже в местах дневок.
Румянцев передал адъютанту подзорную трубу, которая больше не нужна была, и приказал в срочном порядке собрать генералов на военный совет.
Это был самый короткий военный совет из всех проведенных с начала кампании. Да и о чем, собственно, говорить? Обстановку все знали хорошо. У визиря под рукой до 150 тысяч воинов, в русской же армии после отправки части войск для прикрытия обозов осталось 17 тысяч. Соотношение сил было явно на стороне визиря. Зато русская армия сохраняла за собой инициативу, в ее власти было навязать противнику такие условия сражения, какие она считала для себя наиболее выгодными. Ко всему этому визирь явно ошибся с выбором позиции.
— Мы должны воспользоваться сим случаем, ибо такого случая может больше не представиться, — сказал Румянцев.
— Предлагаете атаковать немедленно?
